А. Квиннел - Ночи «красных фонарей»
На слова полковника Кризи отреагировал весьма скептически.
– Значит, мы имеем одни лишь подозрения, – заметил он.
Мужчины говорили по-итальянски. Кризи выучил этот язык за годы, проведенные вместе с Гвидо в Иностранном легионе и потом, когда они служили наемниками. В свою очередь, он обучил Гвидо английскому. В результате Гвидо говорил по-английски со слабым акцентом американца-южанина, а Кризи – по-итальянски с отчетливым неаполитанским выговором. Но говорил он так бегло, что итальянец мог бы догадаться о его иностранном происхождении лишь потому, что он не жестикулировал руками для усиления впечатления от сказанного. В отличие от него, Сатта столь активно сопровождал свою речь жестами, что, если бы ему связали руки за спиной, он, по всей видимости, просто онемел бы.
– Это скорее можно было бы назвать интуицией, а не подозрениями, – сказал он. – Не забывай, что мы не смогли обнаружить никакого другого Донати, которого можно было бы заподозрить в том, что он занимается торговлей белыми рабынями, тем более на международном уровне, о чем ты мне говорил.
Сатта снял трубку и, набрав номер, через несколько секунд уже говорил со своим помощником Беллу. Кризи выслушал, как полковник давал ему исчерпывающие указания, велел досконально проверить финансовое положение Донати, его последние поездки за границу и деловых партнеров за рубежом.
Положив трубку на место, Сатта обернулся к Кризи и сказал:
– Если в течение следующих сорока восьми часов мы ничего не обнаружим, я отдам распоряжение о прослушивании всех его телефонов и приставлю к нему филеров на двадцать четыре часа в сутки.
– Почему?
– Что «почему»?
– Зачем ты все это делаешь? У тебя есть масса других проблем, которыми ты должен заниматься. А это совсем не входит в круг твоих непосредственных обязанностей. Ты же и без того занят с утра до вечера. Почему ты решил помогать мне с Донати?
Сатта ответил не сразу. Сначала ему надо было подумать. Но подумав, он разразился потоком красноречия, сопровождавшимся активной жестикуляцией.
– Слушай, Кризи, неужели ты и вправду настолько туп, что не понимаешь? Или у тебя друзей нет? Разве тебе не ясно, что ты не один в этом мире живешь? Или ты не знаешь, что Гвидо за тебя готов отдать жизнь? И многие другие, разбросанные по свету люди, сделали бы то же самое. У тебя, наверное, крыша слегка едет. Ты ведь всех только своей меркой меряешь.
Итальянец говорил возбужденно, с нараставшим раздражением. Увидев, что стаканы опустели, он налил еще и себе, и Кризи. Полковник был человеком, редко проявлявшим эмоции. Но в тот вечер он решил дать волю своим чувствам.
– Я знаю тебя уже лет шесть или семь, и мне прекрасно известно, какой преданностью тебе платят люди, я вижу, какую верность они хранят друг другу, расставшись с тобой. Ты даже представить себе этого не можешь. Эта «Синяя сеть», о которой ты говоришь, – не знаю, может быть, она есть, а может быть, нет. Если она и в самом деле существует, ты ее уничтожишь. Но по праву старого твоего друга должен тебе сказать: ты уже не молод. Всю свою жизнь ты действовал, полагаясь лишь на себя самого, выворачивался наизнанку, но тебе никто не был нужен. А теперь настало время собрать тех, кого ты сам создал… Ты знаешь, все эти годы я постоянно поддерживаю связь с Гвидо. Он стал мне как брат… и для брата моего он стал братом. Иногда на исходе дня, после сытного ужина с парой бутылок хорошего вина, он начинает рассказывать о тебе. Никаких секретов не выдает, просто вспоминает то время, когда вы служили в легионе, в Африке, на Дальнем Востоке, во Вьетнаме. Ты ворвался в мою жизнь, когда собирался покончить с мафиозным кланом, отнявшим у тебя любимого ребенка. Я должен был тебя арестовать, но позволил тебе действовать так, как ты сам считал нужным. Ты отбросил этих тварей из мафии на десять лет назад. Сейчас я ничего не знаю об этой «Синей сети», о которой ты говоришь, но выясню о ней все, что смогу. Ты ведь можешь стольких людей призвать себе на подмогу. Не лезь в это дело один – возьми с собой друзей, прошедших с тобой по жизни. Те, кого ты ищешь, гораздо опаснее, чем можно себе вообразить. Ты сам мне сказал, что «Синяя сеть» существует уже долгие годы, а ведь мы о них ничего не знаем. Напрашивается единственный вывод: они прекрасно организованы и чрезвычайно умны.
Голос Сатты выдавал его глубокое волнение. Он немного отпил из стакана и продолжил:
– Я чувствую сейчас себя так, будто на шесть лет помолодел. Я смотрю на тебя, как на бомбу с подожженным бикфордовым шнуром. У меня нет ни малейшего сомнения в том, что в самое ближайшее время кто-то станет давить на меня, чтобы я нашел тебя и арестовал. Естественно, я этому давлению не поддамся. Теперь моя работа связана с искоренением коррупции. Каковы же результаты? Я ловлю их, а они дергают своих политиков, как марионеток за ниточки, и каждый раз выходят сухими из воды. Прошу тебя, Кризи, сделай мне одолжение… Последнее время жизнь моя стала скучна. Думаю, что Донати, на след которого мы напали, сейчас твоя главная зацепка… Ну, ладно… это лишь интуиция мне подсказывает, но ты не должен с него слезать. Ты знаешь моего помощника… прости, я оговорился, – моего коллегу Беллу… ты ведь его хорошо знаешь. У него мозги как раз так устроены, чтобы тебе в этом деле помочь. Ему уже давно положен долгосрочный отпуск. Я предложу Беллу участвовать с тобой в этом деле. Я прикрою тебя законом, который в этой стране представляю. Но прошу тебя, позвони тем людям, которых ты знаешь и которым веришь, и попроси их помочь тебе сломать хребет этим тварям из «Синей сети». Ни в Италии, ни в других европейских странах нет никаких официальных структур, которые могли бы справиться с этой задачей.
Воцарилось долгое молчание. На лице Кризи застыла легкая усмешка.
– Интересно, когда дело будет сделано, станут мне карабинеры выплачивать пенсию?
Сатта тоже улыбнулся. Его улыбка выдала всю гамму бушевавших в нем чувств.
– Ты никогда раньше не слышал, чтоб я так с тобой разговаривал, и никогда больше не услышишь. Зло, с которым ты собрался покончить, никогда не предстанет перед законным судом. Но наказание ему одно – смерть. Я тебя прикрою, что бы ты ради этого ни совершил. Сейчас, Кризи, ты должен быть крайне осмотрительным и в нашем городе, и в любом другом месте Италии. Не забудь, твое лицо здесь знают очень многие, и любой мафиозный клан дорого бы дал за то, чтобы заполучить тебя.
Кризи пожал плечами.
– Именно поэтому я и остановился в этой паршивой гостинице, где полностью предоставлен самому себе.
Итальянец задумчиво кивнул, потом указал на телефонный аппарат.
– Пора трубить сбор, – сказал он.
Кризи бросил на полковника вопросительный взгляд.
– Твой телефон не прослушивается?
– Можешь мне в этом поверить.
Кризи набрал номер. Он звонил Блонди в Брюссель. Хоть беседа шла намеками, она поняла смысл каждого его слова.
– Опорный пункт, – произнес он.
– Считай, что готов.
Он стал объяснять ей, с кем она может говорить обо всем своими словами.
– Естественно, Майкл, а со временем, может быть, девчушка по имени Джульетта. Полицейский из Копенгагена, которого ты однажды видела. Француз из Марселя, который назовется Совой. Его босс – другой француз, которого ты знавала в Алжире. Он был легионером. Теперь живет в Марселе.
Кризи услышал, как она выразительно хмыкнула и ответила:
– Да, я его помню… безобразным он никогда не был.
– Да, конечно, – пробурчал он, – ты знала каждого мало-мальски симпатичного легионера в Северной Африке.
Она снова улыбнулась и сказала:
– Он неплохой человек и к тебе с уважением относится. Еще кто?
– Конечно, Макси. Кроме того, свяжись с австралийцем и французом, которые помогли мне сделать работу в Штатах, скажи, чтоб были готовы… Ставки обычные… плюс командировочные. Через пару дней буду у тебя.
Кризи положил трубку и взглянул на Сатту, улыбка на лице которого растянулась до ушей.
– Значит, война началась, – довольно проговорил полковник.
– Она начнется тогда, когда я получу от тебя хоть какую-то определенную информацию, – ответил Кризи, потом снова снял трубку и набрал другой номер. Телефон зазвонил, но, подчинившись внезапному побуждению, Кризи нажал на рычаг.
Лицо Сатты выразило удивление.
– В чем дело?
Кризи задумчиво сказал:
– Как ты думаешь, есть вероятность того, что телефон Гвидо прослушивается?
Сатта с улыбкой покачал головой.
– Я достаточно часто останавливаюсь в его пансионе, поэтому телефон там регулярно проверяют. Уверен, что он не прослушивается.
Кризи снова набрал номер и через несколько секунд говорил с Пьетро, который был для Гвидо как родной сын. Именно он делал в пансионе основную работу. В те драматические недели, когда несколько лет назад Кризи вел войну против клана Кантарелла, Пьетро переправили на Гоцо, чтобы не подвергать опасности. Разговор был недолгим, но эмоциональным.
