Никки Френч - Убей меня нежно
Джоанна, несомненно, тщательно изучила содержание газет. В восьмидесятых годах Грег был альпинистом-мистиком. Главные пики были привилегией, которую завоевывают годами подготовки. К началу девяностых он явно переменил свои взгляды: «Я был в числе тех, кто считал, что альпинизм — удел избранных, — цитировались его слова. — Теперь я демократ. Альпинизм — это захватывающая вещь. Я хочу сделать его доступным для всех». Для всех, сухо комментировала Джоанна, кто в состоянии выложить 30 000 долларов. Грег познакомился с дельцом по имени Пол Молинсон, и они вместе создали компанию «Пик Экспириенсез». В течение трех лет они водили докторов, юристов, арбитров, наследниц на вершины, которые до настоящего времени были недосягаемы ни для кого, кроме отборных групп опытных альпинистов.
Джоанна особо выделила одного из погибших членов экспедиции на Чунгават, Алексиса Хартуняна, брокера с Уолл-Стрит. Она процитировала слова одного злого на язык (анонимного) альпиниста: «Этот человек совершил несколько восхождений мирового значения. Даже в полете фантазии его нельзя было назвать альпинистом, и все же он рассказывал всем о том, что „сделал“ Эверест, словно тот был не выше автобусной остановки. Что ж, он узнал, что это такое на самом деле».
Отчет Джоанны о происшедшем на горе был просто очищенной от эмоций версией рассказа Клауса, который сопровождался схемой прохождения закрепленной на западном гребне веревки. Она изобразила хаос, царивший среди неопытных альпинистов, физически страдающих людей, один из которых ни слова не знал по-английски. Она приводила слова анонимных специалистов по альпинизму, заявлявших, что условия на высоте больше восьми тысяч метров слишком суровы для людей, которые не в состоянии были позаботиться о себе. Дело не столько в том, что проводники рисковали своими жизнями, сколько в том, что риску подвергались те, кто был с ними. Клаус сказал ей, что согласен с этим, однако двое анонимных комментаторов пошли еще дальше. Такие вершины, как Чунгават, требуют абсолютного внимания, полной концентрации, особенно в условиях неустойчивой погоды. Они предполагали, что Грег был настолько занят вопросами бизнеса и конкретными пожеланиями своих неопытных клиентов, что это повлияло на его оценки и, что гораздо хуже, на его поведение. «Когда вы расходуете энергию на совершенно ошибочные вещи, — сказал один, — все идет наперекосяк в самое неподходящее время: закрепленные веревки отвязываются, люди идут не в том направлении».
Это была циничная история о пороке и крушении иллюзий, к концу которой Адам являлся как символ утраченного идеализма. Все знали, что он был критически настроен к экспедиции и к собственному в ней участию, но когда пришло время, именно он раз за разом поднимался на гору, чтобы спасти людей, которые были не способны сделать этого сами. Джоанне удалось повидаться с двумя выжившими участниками экспедиции, оба заявили, что обязаны ему жизнью. Очевидно, еще большую привлекательность ему придал отказ кого-либо обвинять — по существу, его нежелание вообще как-то комментировать события. Пафоса истории добавлял и тот факт, что среди погибших была его девушка. Адам едва коснулся этого вопроса, но ей удалось найти еще кого-то, кто поведал о том, что он снова и снова отправлялся ее искать, пока не упал без чувств в своей палатке.
Когда Адам вернулся, он не выказал к статье никакого интереса, лишь презрительно сморщился, взглянув на первую страницу. «Какого дьявола она может знать?» — это было его единственным комментарием. Позднее, в кровати, я зачитала ему анонимную критику в адрес Грега.
— Что ты об этом думаешь, любовь моя?
Он взял газету из моих рук и бросил на пол.
— Думаю, что это чушь, — сказал он.
— Ты имеешь в виду, это неточное описание того, что произошло?
— Я совсем забыл, что ты ученый. Ты интересуешься истиной. — Его тон был насмешливым.
* * *Это походило на замужество с Лоуренсом Аравийским, капитаном Скоттом, парнем на горящей палубе или с кем-то вроде них. В течение следующих двух дней практически все знакомые находили повод позвонить мне, чтобы поболтать. Те, кто не одобрял внезапность и поспешность моего замужества, вдруг поняли причину. Мой отец тоже позвонил, стал говорить ни о чем, потом, как бы невзначай, сказал, что видел статью и предложил, чтобы мы как-нибудь приехали к нему. В понедельник утром в офисе всем вдруг срочно что-то от меня потребовалось. Майк зашел ко мне с чашкой кофе и какой-то неважной бумажкой.
— Мы никогда реально не подвергались испытаниям, не так ли? — проговорил он задумчиво. — Это значит, что мы на самом деле никогда не знали самих себя. Должно быть, твой э-э... муж был поражен тем, что оказался в самом центре катастрофы и вышел из нее так, как вышел.
— Что ты имеешь в виду под «э-э... муж», Майк? Он мой муж. Могу показать тебе бумажку, если нужно.
— Я не хотел сказать ничего такого, Элис. Просто нужно привыкнуть. Давно ты с ним знакома?
— Думаю, пару месяцев.
— Поразительно. Должен сказать, что когда я впервые об этом услышал, то решил, что у тебя поехала крыша. Это было совсем не похоже на Элис Лаудон, которую я знал. Теперь я вижу, что мы все ошибались.
— Мы?
— Все в офисе.
Я была ошеломлена.
— Вы все думали, что я сошла с ума?
— Мы все были удивлены. Теперь я вижу, что ты была права, а мы ошибались. Все как в статье. Это касается способности ясно мыслить под давлением обстоятельств. Твой муж ею обладает. — Майк смотрел в свою чашку, в окно, куда угодно, только не на меня. Тут он повернулся и взглянул на меня. — Теперь и ты тоже.
Я попыталась не захихикать по поводу этого комплимента, если это был комплимент.
— Что ж, спасибо, добрый сэр. Вернемся-ка к делам.
Ко вторнику у меня было ощущение, что я переговорила со всеми в мире, у кого только был записан мой телефонный номер, за исключением Джейка. Даже при этом для меня стал неожиданностью звонок Джоанны Нобл, о котором мне сообщила Клаудиа. Да, она хотела переговорить именно со мной, а не пыталась через меня выйти на Адама. Да, это важно, и она хочет встретиться со мной с глазу на глаз. Сегодня же, если возможно. Она будет где-нибудь неподалеку от моего офиса, прямо сейчас, если у меня есть время. Это займет всего несколько минут. Что я могла ответить? Я сказала, чтобы она подошла к нашей приемной, и через час мы сидели в почти пустом баре за углом. Она молча пожала мне руку.
— Я в каком-то смысле благодаря вашей статье купаюсь в лучах отраженной славы, — начала я. — По крайней мере я жена героя.
Она смутилась, зажгла сигарету.
— Он в самом деле герой, — отозвалась она. — Между нами, у меня были некоторые сомнения по поводу отдельных мест, где я открыто высказала обвинения. Но то, что там, наверху, сделал Адам — просто неописуемо.
— Да, — сказала я. — Ведь он герой, не так ли? — Джоанна не ответила. — Полагаю, что вы теперь работаете над другим материалом.
— Над несколькими, — отозвалась она.
Я заметила у нее в руке листок бумаги.
— Что это?
Она посмотрела на бумагу так, словно понятия не имела, как та оказалась у нее в руке, и потому напряглась.
— Сегодня утром пришло с почтой. — Она передала листок мне. — Прочтите.
Письмо было очень короткое.
"Дорогая Джоанна Нобл!
Мне просто плохо сделалось от того, что вы написали об Адаме Таллисе. Если вам интересно, я могла бы рассказать о нем правду. В случае, если в вас проснется интерес, просмотрите газеты за 20 октября 1989 года. Если захотите со мной встретиться, я расскажу, какой он на самом деле. Девушка в статье — это я.
Искренне ваша,
Мишель Стоу".
Я озадаченно посмотрела на Джоанну.
— Похоже, что писала душевнобольная, — сказала я.
Джоанна кивнула.
— Я получаю много таких писем. Однако я сходила в библиотеку... то есть в газетный архив у нас в офисе... и нашла это. — Она вручила мне еще одну бумагу. — Это небольшая заметка. Ее поместили на задних полосах, но мне кажется... Ладно, посмотрим, что вы скажете.
Это была копия заметки, озаглавленной «Судья делает замечание изнасилованной девушке». Имя под первой фотографией было подчеркнуто. Имя Адама.
"Молодой человек был освобожден вчера в первый же день заседания в суде Винчестер-Крауна, когда судья Майкл Кларк приказал присяжным признать его невиновным. «Вы покидаете зал суда незапятнанным, — сказал судья Кларк Адаму Таллису, 25 лет. — Могу лишь сожалеть, что вам вообще пришлось давать показания по такому незначительному и несостоятельному обвинению».
Мистер Таллис был обвинен в изнасиловании мисс Икс, молодой женщины, чье имя не может быть названо на правовых основаниях после того, что было названо «пьяной пирушкой» в районе Глочестер. После краткого перекрестного допроса, который был посвящен ее прежним сексуальным похождениям и ее состоянию во время пирушки, представитель защиты Джереми Макаван подал заявление об освобождении обвиняемого, которое тут же было поддержано судьей.
