Владимир Алеников - Сумерки в спальном районе
Кирилл заботливо поправил коробку из-под торта «Сказка», покоившуюся у него на коленях. По словам дяди Мити, это была самая подходящая коробка. И по размеру, и вообще…
Обыкновенный торт, никаких подозрений. Подарок как подарок, одно слово — «Сказка»!
Молодец дядя Митя, не подкачал. Умело упаковал в коробку свою самодельную пластиковую бомбу, подробно проинструктировал Кирилла.
Устройство надежное, проверенное. Вполне достаточное, чтобы на кусочки разнести весь театр «Авангард» вместе с его именитым художественным руководителем.
Автобус плавно подруливал к хорошо знакомой остановке. Кирилл улыбнулся, аккуратно взял под руку коробку и потянулся к выходу.
Солнце в это время года было редким подарком, и он надеялся дойти до дома, пока оно еще светило над спальным районом.
Январь — март 2006 г.
Вудлэнд-Хиллз, Калифорния Новые Черемушки, Москва
СУМЕРКИ В СПАЛЬНОМ РАЙОНЕ
— Знаешь что, не морочь мне голову! — сказал Папаня.
— А вот это как раз совершенно невозможно! — ухмыльнулся Фил. — Твоя голова и так уже полностью заморочена!
Ф. Волкен. «Умирающий город»1. Курочкина
Людмила Борисовна Курочкина, тяжело переваливаясь с ноги на ногу, подошла к окну, чтобы задернуть штору. В Бирюлево сгущались сумерки, пора было зажигать свет в квартире, иначе даже иголка в руке уже плохо различалась, а Людмила Борисовна совершенно не хотела, чтобы кто-то из противоположного дома наблюдал за тем, чем она занимается у себя дома. Даже если ничего предосудительного она не делает.
В том же, что кто-то напротив уже изготовился с биноклем или подзорной трубой, Курочкина не сомневалась. Ее покойный муж, Ефим Валерьевич, ежедневно часами просиживал у окна с биноклем в руках, ни за что не позволял ей зажигать свет в комнате, чтобы, в свою очередь, такой же истовый наблюдатель не обнаружил его самого.
Честно признаться, и сама Людмила Борисовна время от времени не удерживалась, приникала к окулярам, следуя настойчивым призывам супруга. С плохо скрываемым любопытством разглядывала чужую, такую похожую на ее собственную и в то же время совсем иную жизнь, которую можно было наблюдать в многочисленных окнах возвышающейся на той стороне улицы шестнадцатиэтажки.
В окнах этих уже начал загораться свет, но в постепенно заполнявших Бюрюлево сумерках был он еще пока блеклым, матовым. Подлинную свою силу свет этот обретет позже, минут через сорок, когда таинственное сумеречное освещение уступит место обычной вечерней тьме, в густой синеве которой тысячеглазово засияют дома всего спального района.
Людмила Борисовна окинула равнодушным взглядом залитую серым маревом улицу, по которой ползли то здесь, то там включающие фары машины. За двенадцать лет, что Курочкины прожили в Бирюлево, ничего в этом пейзаже не изменилось, разве что машин стало раза в два больше. Она резко задернула шторы, словно ограждала свое обиталище от всякого внешнего вторжения.
Комнату залил чуть розоватый свет, отбрасываемый лампой из мозаичного стекла (а-ля Тиффани!), давным-давно купленной Людмилой Борисовной на их с Ефимом Валерьевичем десятилетие. Уже второй месяц как нет Ефима — его нашли в подъезде строящегося дома с перегрызенным горлом. Здесь же, в их спальном районе, буквально в двух кварталах.
Что за тварь это сделала, выяснить так и не удалось. Следствие по-прежнему ведется, но весьма вяло. Людмила Борисовна уже давно потеряла всякую надежду, что сыщик, капитан милиции, по удивительному совпадению носивший фамилию Горлов, выяснит, кто же все-таки убил ее мужа.
Да, если уж совсем начистоту, не особо это ее и волновало. Какая разница, по большому счету?
Главное, что его нет!
Ефима Валерьевича она выносила с большим трудом — он отвечал ей тем же, — так что известие о его внезапной гибели приняла с большим облегчением. Сочла, что есть все же на земле справедливость, раз высшие силы избавили ее от назойливого присутствия ненавистного супруга.
Припадая на левую ногу, Людмила Борисовна проковыляла на кухню. Охромела она давно, еще в детстве, в результате неумелой операции, сделанной молодой врачихой, которая сильно торопилась на собственную свадьбу. С тех пор Курочкина навсегда возненавидела невест, старалась их не обслуживать.
Она бросила быстрый взгляд в комнату. Работать сегодня больше не хотелось, хотя заказ срочный, и материал на рабочем столе лежал уже весь раскроенный. Постоянная клиентка, народная артистка Эльвира Константиновна Рогова, непременно хотела, чтобы платье было готово к субботе, к генеральной репетиции спектакля «Горе от ума», который она ставит (уже, кажется, во второй или даже в третий раз!) в руководимом ею театре «Авангард». Ну, да будет ей платье, до субботы еще четыре дня, а работает Людмила Борисовна со скоростью, непостижимой для нынешних молодых портних. Причем качество работы от этого нисколько не страдает, просто так уж она привыкла, все у нее в руках горит, спорится.
При мысли об Эльвире и ее постановке Курочкина усмехнулась. Не за горами, значит, премьера, а уж на премьеру она пойдет обязательно, вопросов нет. Но, конечно, не ради Роговой. Не столько она стремится посмотреть «Горе от ума» (довольно скучная пьеса, да к тому же в стихах, оскомина от нее еще со школьных времен!), сколько увидеть на сцене своего протеже, живущего тут неподалеку молодого актера Кирилла Латынина.
Людмила Борисовна заварила кофе, достала сигарету, закурила и предалась приятным воспоминаниям. Кирилл Латынин появился в ее жизни внезапно, кажется, по рекомендации почти совсем выжившей из ума старухи Шаховской. Но тут у бывшей княжны (надо отдать ей должное!), хватило мозгов прислать его по правильному адресу. Пришел он вместе со своей невестой, Светой, заказывать свадебное платье. Тогда-то Курочкина и нарушила свое правило не браться за подобную работу.
Светловолосый обаятельный Кирилл со своей обезоруживающей улыбкой с первой минуты произвел на портниху чрезвычайно сильное впечатление. Проще говоря, Людмила Борисовна захотела его, уж теперь-то она могла в этом признаться. Давненько с ней этого не случалось, а тут захотела так, что в паху постоянно при одной только мысли о молодом актере немедленно начинало тянуть, и даже сейчас она почувствовала, как между ног сразу же стало жарко и влажно.
Курочкина глубоко затягивалась, пыталась подавить знакомое волнение, уже почти два месяца не дававшее ей спокойно существовать. Ведь поначалу даже перед самой собой она делала вид, что ею движет только искреннее желание помочь мальчику в его непростой карьере, уберечь от неверных шагов, которые могли бы непоправимо искалечить его молодую жизнь. Ведомая этими благими намерениями, она и рассказала Роговой о Кирилле, о том, как из-за болезни он пропустил время показов в театры, упросила ее непременно посмотреть на него, и таким образом Латынин в конце концов и попал в труппу «Авангарда», за что, понятное дело, был ей несказанно благодарен, букет принес роскошный, коньяк, коробку дорогих конфет.
Правда, при этом взял с нее слово, что больше она никогда о нем разговаривать с Роговой не будет. Людмила Борисовна его щепетильность оценила и, конечно, пообещала, тем более что больше и не надо было ни о чем говорить, все уже случилось, к общему удовольствию. И, кстати, слово свое она сдержала. Впрочем, оказалось это несложно, Рогова о Кирилле и не упоминала с тех пор ни разу.
История с показом еще при жизни Ефима происходила, так что всерьез Курочкина тогда отреагировать на подарок свежеиспеченного артиста не могла. Сейчас уже другое дело, сейчас наконец можно и достойно отметить перемены в жизни Кирилла Латынина. Тем более что уже сорок дней с момента смерти его незабвенной невесты вот-вот минуют, пора ему с этим трауром завязывать. И так она уже сколько терпит.
Хватит, заждалась, больше невмоготу!
Людмила Борисовна сладко потянулась, живо представляя себе благодарные серые глаза молодого человека. О чем Кирилл не знает (да и знать ему пока об этом совсем не нужно, разве что, может быть, когда-нибудь!), это о…
В общем, факт тот, что именно она, Курочкина, уберегла мальчика от рокового опрометчивого шага, который он собирался сделать… Избавила его от непомерного груза, который ему пришлось бы тащить на себе неизвестно сколько лет…
А ведь рисковала при этом, да еще как!
Лишь только она увидела рядом с ним эту потаскуху, эту блядищу с Тверской, услышала этот ее южный говорок, так сразу ей все стало ясно. Полнейший мезальянс, не о чем говорить! Приезжая сучка, лимита, типичная щучка-хищница, и он — одухотворенный, талантливый, пусть пока и не очень удачливый артист.
