Максим Шахов - Дьявольский остров
– Ну, шкет, теперь молись, – поднял карабин краснофлотец.
Пацан опустил бесполезное оружие и, глянув вдаль, стал ждать выстрела – убегать было бесполезно…
Бронислав нажал на курок, но в эту минуту по карабину ребром ладони ударил Альберт Валерьянович. Крупная пуля пробила днище мотобота. Из небольшой пробоины показался столбик зеленоватой воды.
Будто опомнившись, пацан побежал.
– Ты что, нас утопить решил? – бешено завопил Бронеслав.
– Ты же клялся не стрелять в женщин и детей!
– Я клялся не стрелять в мирных жителей. А они пришли сюда с оружием. Давай на весла! – грозно приказал военфельдшеру красный капитан.
– Ты сумасшедший, – сказал Шпильковский.
– Я жить хочу, – ответил Бронислав, – а не рыб собой кормить.
Краснофлотец вырвал кусок подкладки бушлата и тканью заткнул образовавшуюся пробоину.
– Успокойся, Валерьянович, – сказал Данила, передавая военфельдшеру одно весло, – пойми, это война.
Минут через десять красноармейцы подошли к борту «Попугая». Бронислав завел машину, и, набирая ход, сейнер направился в открытое море, подальше от острова, который принес беглецам одни злоключения: смерть их товарища Капитонова и ни капли драгоценного топлива. А вот для жителей этого отдаленного уголка земли появление бежавших из плена красноармейцев обернулось настоящей трагедией.
Через пару часов маяк на острове погас, впервые за девятнадцать лет беспрерывной работы. Хотя зарево от пылающего нефтяного резервуара последующие несколько суток еще указывало путь проходящим мимо судам и кораблям.
23
– Ясно, почему летчик поспешил убраться восвояси, – сказал Бронислав. – Барометр сорвался со стопора… На нас идет шторм.
– Я еще ни разу не попадал в шторм на море, – с ощущением тревоги и романтического воодушевления сказал Данила.
– Судя по всему, теперь побываешь.
Бронислав стоял за штурвалом и настороженно вглядывался в горизонт. Он стремился как можно быстрее увести «Попугай» от острова и мелких рифов.
– Во время бури суша – самый страшный враг судов. Не успеешь от нее уйти, как она тебя настигнет.
Рядом стоял Данила, попыхивал папиросой.
– Что, Валерьянка нам бойкот объявил? – выдохнул дым Кривошапкин.
– Дай добью, – Бронислав взял из губ Данилы папиросу, оторвал кончик, вставил себе в рот. – Перебесится. А не перебесится, то и бес с ним.
– А он думает, что ты бесноватый. Баб перестрелял.
– Да я, бляха, за всех вас жилы рву! – грохнул кулаком по штурвалу Бронислав. – Вы бы смотрели на них, руки опустив, а они вас по одному, как кроликов, перестреляли бы.
– Я понимаю, – согласился Данила.
– И они же первые Никанора убили. Я ведь было поверил этому кондуктору с «Авроры»! – У Бронислава были бешеные, налитые кровью глаза. – Сердцем его принял, а теперь Валерьянка добренький, хорошенький, справедливый, а я, получается, сука конченая, палач, или как он там меня еще называет – маньяк…
Шпильковский тем временем обработал себе рану и лежал в каюте. Он не хотел разговаривать со своими товарищами по несчастью. Побег для него явно превращался в непредсказуемую схватку со смертью – или он стоял на краю, или те, кто был рядом с ним.
Горизонт постепенно потемнел. Море и небо слились в кромешной тьме.
– Внимание всем! – проревел красный капитан в переговорное устройство, так чтобы Альберт Валерьянович услышал. – Штормовое предупреждение! Всем быстро раздеться догола и хорошенько обмазаться рыбьим жиром. Как можно быстрее. Иметь при себе ножи, запас рыбьего жира, харчей и воды!
Шпильковский вначале не отреагировал на обращение и с безразличным видом продолжал лежать на койке, но тут к нему в каюту спустился Данила.
– Там начинается такое! – с жаром выпалил Кривошапкин. – Альберт Валерьянович, вы бы только на небо глянули.
Военфельдшер нехотя поднялся и поковылял на палубу. Только черное раздутое небо и свежий ветер сумели расшевелить Альберта Валерьяновича.
Шпильковский и Данила быстро прошли на камбуз. Они взяли столовые ножи, в вещмешки, которые по их просьбе пошил Макарий, набрали харчей, в бутылки налили воды. Теперь им предстояло откупорить бадью с китовым жиром. Кривошапкина от вони чуть не стошнило, но он послушно выполнил приказ Вернидуба – обмазался, как мог, этим липким веществом. То же самое проделал и Шпильковский, вот только брезгливости у него было меньше. Беглецы набрали в банки китового жира, затем Данила заменил на рубке Бронислава. Капитан быстро рванул на камбуз, разделся догола, обмазался с ног до головы китовым жиром, но кроме этого, на печке он нагрел грелку с водой и положил ее себе за пояс.
– Всем надеть индивидуальные спасательные средства! – таков был следующий приказ Бронислава.
И когда последние шнурки на спасательных жилетах были завязаны, беглецы собрались в рубке. Они молча вглядывались в даль.
Бронислав приказал принести моток веревки, положить и закрепить на палубе спасательный круг.
– Обмотаться веревкой! – скомандовал Бронислав. – Если кто-то вдруг запутается, не раздумывая, перерезать.
Красноармейцы все делали молча, безо всяких вопросов. Стена тьмы приближалась. Море провалилось в широкую яму, затем дыбилось горбом. «Попугай» бросало вниз, а затем плавно поднимало на вершину, и сейнер застывал, как будто памятник самому же себе на постаменте.
Настала тишина. Казалось, она длилась очень долго, но на самом деле всего несколько минут. И внезапно на сейнер обрушился шквальный ветер. Гребень воды прогнулся, и палубу «Попугая» накрыла огромная волна. Сейнер словно сошел с горы вниз.
– И это только начало! – крикнул сквозь завывание ветра Бронислав. Он крутанул штурвал, чтобы нос сейнера разрезал следующую волну.
Белая пена зашипела на палубе. Острые куски льда забарабанили по борту, стеклам рубки. Теперь сейнер взбирался на гору, пытаясь разрезать ее.
– Дьявол! Тысячи чертей! Бесовское отродье! – беспрерывно ругался Бронислав.
Он рвал кожу на ладонях – так сильно ему приходилось выкручивать штурвал. Данила смотрел на огромные валы широко открытыми глазами, его губы дрожали. Романтическое воодушевление, с которым он встретил известие о надвигающемся шторме, моментально улетучилось, остался один только страх. Данила вздрагивал, когда тяжелые крылья волн затягивали нос сейнера под воду, и скулил от страха, гадая, появится передняя часть судна над водой или нет. Альберт Валерьянович сложил ладони и тихо молился.
– Врешь! Не возьмешь! Это Балтика! А не мыс Доброй Надежды! – ревел Бронислав.
Однако надежда с каждой минутой отступала. Валы только увеличивались. Сейнер бросало, как щепку.
– Всем обвязаться веревкой!
Вдруг раздался треск, сейнер дрогнул всем корпусом. Огромная льдина, соскользнувшая с волны, острым краем ударила о борт. В трюм с шумом пошла вода.
– Я хочу на мотобот, – захныкал Кривошапкин.
– Мы не сможем к нему подойти! – крикнул Бронислав. – И не можем спустить его. Такие волны через секунду перевернут бот!
«Попугай» начал крениться на правый бок.
– Открой дверь слева! Сейчас нас накроет! Придется покинуть борт. Круг рядом!
Это последнее, что услышал Альберт Валерьянович. Огромная водяная гора накатилась на «Попугай», сминая поручни, палубу, надстройки. В глазах у военфельдшера потемнело.
24
К полуночи море утихло. Последние порывы ветра угнали на юго-восток разодранные в клочья облака. На небе высыпали звезды, и засияла полная луна. Серебряные змеи бликов, извиваясь, расползлись по глади моря. Балтика снова стала приветливой, ясной, уютной и домашней для грозных кораблей, быстроходных катеров, огромных пассажирских лайнеров, степенных паромов, длинных сухогрузов, мелких траулеров и парусных яхт… Как будто никакого шторма и не было.
Море полнилось миром.
Хотя мира у его берегов не было. На востоке разрывались снаряды и бомбы, трещали пулеметы, лязгали гусеницами танки, вспарывали небо военные самолеты. Люди убивали друг друга, применяя последние изобретения техники для уничтожения себе подобных.
Водные толщи буравили винты подводных лодок, которые, словно гигантские металлические акулы, рыскали в недрах моря, выискивая себе очередную жертву. А возле берегов качались привязанные к якорям «ежи» – мины заграждения.
Море полнилось миром, а люди наполняли его смертью.
Возможно, именно вчера чашу терпения Нептуна наполнила последняя капля, и он выплеснул весь свой гнев на этих никчемных людишек, возомнивших себя морскими владыками. Под его горячую руку попало небольшое рыболовецкое судно со смешным названием «Попугай».
Лунное серебро весело освещало морскую поверхность. И вдруг оно тускнело – по воде расплывалось бурое пятно машинного масла. Немного дальше густым плеском нарушала ритм волн плывущая металлическая бочка, портили картину умиротворения обломанные доски, наполовину затопленные ящики, плюхающие хвостами обрывки пеньковых канатов. В однотонный черно-белый пейзаж ночи на море врывался оранжевый спасательный круг с зеленой надписью «Попугай».
