Тесс Герритсен - Смерть под ножом хирурга
— Что тебе сказали о Чарли?
— Сказали, что уехал.
— Вы с Чарли были хорошими друзьями? — спросил Дэвид и улыбнулся.
Его ослепительная улыбка могла растопить любое женское сердце, не только десятилетней девочки.
— У Чарли не было друзей. У меня тоже нет. Только Гейб, но он мой брат.
Маленький Гейб улыбнулся и вытер нос о платье сестры.
— Кто-нибудь здесь кроме вас знал Чарли?
Она в задумчивости пошевелила губами.
— Можно попробовать поговорить в «Малони». Это бар. Он находится вон там.
— Что вы здесь делаете опять? Убирайтесь. Пока я не потерял из-за вас лицензию!
Джоселин и Гейб ловко пробрались по пустоватому залу к барной стойке и забрались на стулья.
— Эти люди хотят видеть тебя, Сэм, — провозгласила Джоселин.
— Вы не видели знак, что вход сюда запрещен до двадцати одного года?
— Мне семь, — сказал Гейб. — Можно мне оливку?
Недовольно ворча, бармен запустил руку в кувшин, вытащил несколько оливок и положил на прилавок.
— А теперь, пока вас никто не заметил… — И замолчал, увидев приближавшихся к стойке Кейт и Дэвида. По его взгляду можно было понять, что ему редко приходится видеть в своем баре столь хорошо одетых людей.
— Я не виноват. Эти пострелы сами сюда ворвались. Я собирался их вышвырнуть.
— Да они не инспекторы по алкоголю, — сказала Джоселин и положила оливку в рот.
— Нам нужна информация, — сказал Дэвид. — Об одном из ваших клиентов. Чарльз Декер.
Сэм внимательно оглядел Дэвида, оценил дорогой костюм, шелковый галстук.
— Он мертв. Я не говорю плохо о мертвых. Будете что-нибудь заказывать?
Дэвид вздохнул и покорно залез на стул.
— Ладно. Два пива.
— И все?
— И два ананасных сока, — добавила Джоселин.
— Двенадцать баксов.
Он налил сок в два стакана, и дети сразу принялись пить.
Дэвид положил на прилавок двадцать долларов.
— Расскажите нам о Чарли, — попросила Кейт.
— Он часто сидел вон за тем столиком. — Бармен кивнул на угловой столик.
— Что он делал?
— Пил. В основном виски. Неразбавленным. А еще я делал ему коктейль, мой фирменный.
— Сделайте и мне, — попросила Кейт.
— А пиво?
— Выпейте его сами.
— Спасибо. Но я никогда не пью на работе. Он налил в стакан джина, выжал половину лимона, добавил до верха крем-соды.
— Пять баксов, — предупредил он. Она попробовала.
— Неплохо.
— Так о чем вы говорили с Чарли? — напомнил Дэвид.
— Он приходил почти каждый вечер. Может, Чарли был бы не прочь поболтать в компании, но не мог говорить, только шептал. А несколько дней назад вдруг не пришел.
— Не знаете почему?
— Говорят, его искала полиция. И что он убил несколько человек.
— А вы что об этом думаете?
— Чарли? Ерунда.
Джоселин протянула ему пустой стакан.
— Можно мне еще сока?
Он налил детям сок.
— С вас восемь баксов.
Дэвид потянулся за бумажником.
— Ты забыл посчитать оливки, — напомнила Джоселин.
— Оливки бесплатно. — Оказывается, у него была совесть.
— Чарли когда-нибудь упоминал имя Дженни Брук? — спросила Кейт.
— Как я уже сказал, он почти не говорил. Старина Чарли просто сидел и писал свои поэмы. Он писал, переписывал, портил бумагу. Оставлял полно мусора.
Кейт удивилась:
— Не могу вообразить, чтобы он был поэтом.
— Сегодня все поэты. Но Чарли подходил к делу серьезно. Последний раз у него не было денег заплатить за выпивку. Он вырвал из тетрадки стихи и подарил мне. Сказал, что когда-нибудь они будут стоить денег. Ха! Как будто я дурак. — Он начал тереть прилавок подозрительной чистоты тряпкой.
— У вас сохранились эти стихи? — спросила Кейт.
— Да вон они, на стене.
Узкий лист бумаги был приклеен скотчем к стене. Кейт с трудом разобрала слова, в баре было мало света.
Вот что я им сказал:
Исцеление не в прощении,
А в памяти
О тебе.
Запах моря на твоей коже,
Следы маленьких ног на песке —
Это навсегда.
Ты лежишь там и сейчас у моря,
Открываешь глаза, дотрагиваешься до меня,
И солнце просвечивает сквозь кончики пальцев.
И я исцелен,
Я исцелен.
— Что скажете, — спросил Сэм, — неплохо?
— Еще бы, — сказала важно Джоселин, — ведь их написал Чарли.
— Кажется, мы зашли в тупик, — сказал Дэвид, когда они вышли из бара на яркий солнечный свет. Но про себя подумал о другом.
Как и наши отношения.
— Так много неясного осталось во всей этой истории, — размышляла Кейт, — что полиция просто не имеет права закрыть дело.
— У полиции много остается таких дел — с неясными, не выясненными до конца обстоятельствами, так называемые висяки.
— Как грустно, правда? — Она оглянулась на отель «Виктория». — Когда человек умирает и ничего не остается от него, никаких следов, что он существовал на свете.
— Ты можешь сказать так обо всех нас. За исключением великих писателей, художников или архитекторов. У них остаются книги, картины, здания. А у остальных?
— Только дети.
Помедлив, он ответил:
— Если повезет.
— Нам достоверно известно одно — он любил ее. Свою Дженни. — Она вспомнила лицо на фотографии. Незабываемое лицо. Даже спустя пять лет после ее смерти волшебный образ Дженни Брук повлиял на жизнь четырех человек. Один любил ее, а трое из них видели, как она умирает.
Каково это — быть любимой так, как любил Чарли свою Дженни? Каким особым даром она обладала? Что бы это ни было, у нее этого нет. Неожиданно Кейт воскликнула:
— Как хорошо вернуться домой!
— Ты уверена?
— Но я привыкла жить одна.
Он пожал плечами:
— Я тоже.
И снова оба замкнулись, каждый в своей скорлупе. Вот они стоят и бормочут какие-то фразы, как два чужих человека. Сегодня утром, проснувшись, она обнаружила, что он давно встал, принял душ, оделся как на работу. За завтраком они обсудили все, кроме того, что сидело занозой у нее в мозгу. Он мог сделать первый шаг. Потом, пока она собирала вещи, он мог попросить ее остаться, но он промолчал.
Слава богу, она всегда умела держать удар. Ни слез, ни истерик. Даже Эрик признавал это. «Ты слишком рассудительна», — сказал он, уходя.
Путь был недолгим. В машине, глядя иногда на его профиль, она думала, что с момента их встречи прошла целая вечность. Он выглядел сейчас слишком отстраненным и далеким.
Они подъехали к ее дому. Дэвид отнес чемодан с видом человека, который спешит.
— Зайдешь выпить кофе? — спросила она, заранее зная ответ.
— Не могу. Не сегодня. Я тебе позвоню.
Всем известная фраза: «Не звони мне, я позвоню сам…»
Он бросил взгляд на часы. Время расставаться.
Она вставила ключ в замок и распахнула дверь. То, что она увидела, заставило ее замереть на месте. Дэвид обнял ее за плечи, поддерживая, на мгновение комната поплыла перед глазами, потом ее взгляд сфокусировался на стене напротив. На бумажных обоях огромными кроваво-красными буквами было написано: «Брось, а то пожалеешь!» И под ними — череп с костями.
Глава 13
— Дело закрыто, Дэви.
Поки Ай Чанг нес через общую комнату стакан с кофе, стараясь не разбрызгать по дороге, мимо сержанта, громко с кем-то спорившего по телефону, лавируя между сновавшими туда-сюда клерками с бумагами, мимо дурно пахнущего пьяницы, выкрикивавшего оскорбления двум усталого вида полицейским. Поки прокладывал путь, как корабль, рассекающий штормовое море.
— Ты что, не понимаешь? Ей угрожают!
— Думаю, это оставил Чарли Декер.
— Сосед Кейт проверял квартиру во вторник утром. А надпись появилась позже, когда Декер был уже мертв.
— Тогда это просто хулиганили дети.
— Да? С какой стати ребенок напишет такую фразу?
— Ты знаешь, что у них на уме? Я — нет. Даже своих собственных иногда не понимаю.
Поки наконец добрался до своего угла и уселся за стол.
— Послушай, Дэви, я занят.
Дэвид не отставал.
— Когда я вчера сказал, что нас преследовали, ты заявил, что у меня разыгралось воображение.
— И сейчас говорю.
— А потом Декер оказался в морге. Как вовремя произошел с ним несчастный случай.
Поки поставил стакан на стол.
— Ладно. У тебя одна минута, выкладывай свою версию. Потом я выставлю тебя вон.
Дэвид пододвинул стул и сел.
— Четыре смерти. Танака. Рихтер. Декер. И Эллен О'Брайен.
— Расследование смерти на операционном столе не входит в мои обязанности.
— Но убийство-то входит. В этой игре есть тайный игрок. Тот, кто избавился от всех за две недели. Кто-то умный и ловкий, к тому же он разбирается в медицине. И очень страшится чего-то. Вернее, кого-то.
— Чего или кого он страшится?
