Зверь в тени - Лури Джесс
Прошлой осенью, после ухода Джерри Тафта в армию, вечеринки в каменоломнях утратили прежний драйв, стали тусклыми и унылыми. Но вот он приехал и пообещал сегодня вечером реальный крутняк – гудеж по полной программе перед его возвращением на воинскую базу. Бет к подобным гулянкам была равнодушна. Она бы с большей радостью предпочла тихое свидание на диване с миской масляного попкорна в руке и Джоном Карсоном на экране телика. Убедить прийти Марка ей бы труда не составило. И возможно, им бы удалось возродить страсть, которая, в принципе, и свела их поначалу вместе…
Бет решилась.
– Ладно, я буду, – процедила она и, развязав фартук, запихала его в свой шкафчик вместе блокнотом и ручкой. – Я не прощаюсь, раз еще увидимся.
Лизе и Карен предстояло работать до закрытия ресторанчика «Нортсайд» в Сент-Клауде, то есть до двух часов ночи. Но вечеринка Джерри Тафта в это время должна была еще продолжаться.
Напевая себе под нос, Бет вышла на улицу, во влажный вечер раннего августа. Ее ноги болели после двойной смены, и вдохнуть в легкие чистый воздух, не загрязненный табачным дымом и запахом горелого масла, было невыразимо приятно.
На парковке Бет притормозила и, обернувшись, бросила взгляд в огромное панорамное окно ресторана. За стеклом царило непривычное оживление – ребята забегали, чтобы набить животы крахмалом и жиром, необходимым для того, чтобы пережить вечер пьянства. Карен балансировала между столиками с тремя тарелками в каждой руке. Голова Лизы была вздернута, рот открыт. Бет знала напарницу и подругу достаточно хорошо, чтобы распознать, когда та улыбалась искренне, а когда – ради чаевых. Бет усмехнулась: она будет скучать по девчонкам, когда уедет в колледж.
– Тебя подвезти?
Бет подскочила, схватившись рукой за сердце. И расслабилась, увидев, кто задал вопрос. Но потом ее пронзил страх, в горле вдруг пересохло. Что-то в нем было не так.
– Нет. Не надо. – Бет постаралась придать лицу милое, доброжелательное выражение. – Но все равно спасибо за предложение.
Засунув руки поглубже в карманы, девушка опустила голову, намереваясь пошагать домой как можно быстрее, но так, чтобы со стороны не выглядело, будто она побежала. Он сидел в своей тачке, с открытыми окнами, кого-то ждал. Конечно же, не ее. Страх снова обуял Бет, пробрал на этот раз до самых костей. В девяти метрах за ее спиной распахнулась дверь ресторана, выпустив наружу многоголосый шум: смех, бормотание, звон посуды. В нос Бет ударил кухонный чад, но теперь этот запах показался ей таким приятным и приветливым, что захотелось разреветься. Плевать! Пусть считает ее ненормальной. Но тут – словно змей, сделавший внезапный выпад, чтобы укусить, – он быстро вынырнул из машины, встал рядом с ней и схватил за руку.
Бет с трудом высвободила ее.
– Ладно-ладно, погоди, – произнес он, подняв руки вверх; его низкий, глубокий голос как будто дрогнул. Он что, волновался? – Я стараюсь быть с тобой хорошим. У тебя что, проблемы с хорошими парнями?
Он рассмеялся, а Бет почувствовала такой спазм в животе, словно ее лягнул жеребец. Она снова бросила взгляд на ресторан. Из окна выглядывала Лиза. Казалось, она смотрела на Бет. Но это была лишь иллюзия. Внутри было чересчур ярко, а снаружи слишком темно.
– Я кое-что забыла в ресторане, – выдавила из себя Бет, отступив от него в сторону под бешеный стук сердца. – Я сейчас вернусь.
Бет не знала, почему так сказала, откуда взялось это непонятное желание его успокоить. Она не собиралась возвращаться. Лучше остаться внутри, пока за ней не приедет Марк. Черт, как же ей не терпелось сбежать из этого проклятого городка в Калифорнию!
Разворачиваясь, Бет украдкой покосилась на него – на этого человека, которого столько раз видела прежде.
Он вроде улыбался, расслабился.
А вот и нет! Совсем наоборот. Он напряг все мускулы, его тело стало как взведенная пружина. Да, на его лице еще играла ухмылка, но пальцы уже вонзились Бет в глотку, парализовали ее голос, перекрыли доступ воздуха в легкие.
И его глаза изменились. Зрачки расширились, потрескались, как черные угли, разлились по радужкам. А губы застыли в безмятежной улыбке, как будто он расспрашивал ее о погоде или консультировал насчет разумных инвестиций.
«Так странно», – подумала Бет, проваливаясь в темноту.
Глава 2
Бой барабанов всегда благотворно сказывался на мне.
Делал целостной и цельной.
Бам, ба-бам, бам, ба-бам. Бам-бам-бам.
Прямо передо мной завыла в микрофон Бренда, забренчав по струнам так, словно только для этого и была рождена; ее гитара блеснула, и на мгновение мне показалось, что даже в темном гараже Морин ее высветил луч прожектора. А потом Бренда внезапно закинула инструмент за спину. Ремень гитары впился ей в ягодицу, и девушка напомнила мне вооруженную бандитку, чья винтовка оказалась слишком горяча, чтобы к ней прикоснуться.
– Да, ты заводишь меня…
Ухмыльнувшись, я провыла эти слова вместе с Брендой, вколотив свои палочки в тугую барабанную кожу.
Справа от меня Морин обняла бас-гитару – голова девушки наклонилась, копна растрепанных волос с зелеными перьями заслонила ее от всех непроглядным шатром, оставив наедине с самой собой и музыкой. Учитель как-то сказал Морин, что она напоминала ему Шэрон Тейт, только более красивую. В ответ Морин пожелала ему сосать свой саксофон.
Повеселев при этом воспоминании, я подхватила пульсирующий ритм, заданный подругой. Вплетаясь в бой ударных, ее басовые линии словно еще больше накалились – стали настолько гортанными, настолько мощными, что я почти увидела, как они сотрясали воздух. В последнее время Морин ходила сама не своя: вся нервная, дерганая, с отсутствующим взглядом и новым дорогущим золотым кольцом «Блэк Хиллс» на пальце, купленным (в чем она не раз божилась) на личные сбережения. Но когда мы начинали играть, когда мы вместе создавали музыку, я напрочь забывала об этих переменах.
Я попадала в иной мир.
Ты ощущаешь себя на его пороге всякий раз, когда по радио звучит песня, тронувшая тебя за душу. Ты ведешь авто, стекла окон полностью опущены, теплый ветерок целует кожу, небо голубое-преголубое, и мир вокруг пропитан надеждой. Ты включаешь радио на полную громкость. Бедра сами собой покачиваются. Такое впечатление, как будто эта песня написана для тебя, ты потрясающе красива и любима, и вся планета прекрасна и благополучна. Только одного ты не знаешь: это ощущение в разы лучше и острей, когда ты сама играешь музыку.
В миллион раз лучше.
Зеленовласая Морин назвала это ощущение «Вальхаллой»; с ее характером она могла и не такое сказануть. Ей все сошло бы с рук. А вот Бренда относилась к тем девушкам, которым было предначертано однажды стать матерью, – и не важно, что она была самой младшей в семье. Бренда родилась с корнями, глубоко вросшими в землю. Стоило встать рядом с ней, и на душе сразу становилось спокойней. В отличие от нее, Морин была сгустком шипучей энергии, готовой в любой момент выплеснуться из бутылки. Вечно в движении, она спешила впитать в себя лучшее, поглотить все без остатка, даже толком не перемолов. И такой она была круглый год. Вот почему нам удалось сколотить такую хорошую группу из трех участниц: по-семейному уютной и теплой Бренды, нашей вокалистки и гитаристки, Морин, нашей колдовской Стиви Никс, бэк-вокалистки, игравшей на бас-гитаре, и меня, барабанщицы, синхронизировавшей разноименные полюса и задававшей общий вектор.
Играя музыку (даже исполняя каверы, а именно это мы по большей части делали), мы взлетали на совершенно другой уровень. Мы назвали нашу группу Girls, а из песен первыми разучили «Красотку», «Бренди» и «Люби меня» – именно в таком порядке. Мы играли эти песни достаточно хорошо, чтобы слушатели могли их узнать. Бренда выводила начальные такты, а я задавала устойчивый ритм. Довольно было добавить к этому слова, завибрировать и закачаться всем телом в унисон с музыкой, как будто ты ей подчинялась и сознавала, что делала, и люди были счастливы.
