Бег в темноте - Михаил Широкий
Никита молча покачал головой.
– А, ну да, – понимающе кивнул Егор. – Где уж тебе помнить такие мелочи. У тебя, по всему видать, нынче заботы поважнее…
Он не закончил, потому что в этот момент до их слуха внезапно донёсся короткий, отрывистый, быстро заглохший крик, прилетевший откуда-то издалека и хотя и приглушённый расстоянием, но всё же довольно отчётливо и гулко раздавшийся в окружающей тишине. Услышав его, Егор тут же прервал свою речь и стал пристально вглядываться вперёд, туда, откуда, как ему показалось, принёсся одинокий ночной крик.
– Ну вот, пожалуйста! – сказал он, указывая рукой по направлению своего взгляда. – Мы, оказывается, не одни на этой дикой планете. Всюду жизнь!
И так как Никита, по своему обыкновению, никак не отреагировал ни на далёкий крик, ни на замечание спутника, Егор, в очередной раз насмешливо-пренебрежительно взглянув на него, с увлечением продолжал:
– А что, правильно! Вместо того чтоб плестись, как некоторые, с постной физиономией и молчать, будто воды в рот набравши, лучше уж, пожалуй, поорать во всё горло. По-нашенски, от души! Вон как тот неизвестный товарищ, что рявкнул где-то там… Кстати, я не прочь был бы с ним познакомиться.
– О да! Вам, наверно, было б о чём поговорить, – неожиданно подал голос Никита, видимо, задетый выпадом напарника в его адрес и решивший ответить тем же.
– А что, может и поговорим! – тряхнув головой и весело сверкнув глазами, заявил Егор. – Почему бы и нет? Общие темы для разговора у нормальных пацанов всегда найдутся. Надо только дать ему знать, что мы тут, рядом, и слышим его. А потом пойдём друг другу навстречу – и познакомимся, и, может быть, пообщаемся с хорошим, интересным человеком.
– Может, не надо, – попытался возразить Никита. – Пусть лучше идёт этот хороший человек своей дорогой и не сворачивает в нашу сторону.
Но Егора было уже не остановить.
– А почему, собственно, нет? – с азартом воскликнул он. – Что тут такого? Другие же вон орут, а мы чем хуже?
Никита, поняв, что у приятеля всё ещё хмель бродит в голове, и зная по опыту, что, когда он пребывает в таком возбуждённом, игривом состоянии, его никакими силами невозможно удержать, мысленно махнул рукой и отвернулся.
Егор же, с блеском в глазах и озорной, мальчишеской улыбкой на губах, чуть замедлив шаг, приставил руки ко рту рупором, набрал в лёгкие побольше воздуха – и уже собрался было огласить глухое безмолвие ночи зычным, раскатистым криком…
Но не успел. Его опередили. В тот самый миг, когда он широко открыл рот и приготовился напрячь до предела голосовые связки, стоявшую вокруг глубокую тишину буквально разорвал дикий, пронзительный, душераздирающий вопль, в котором отчётливо слышался неизъяснимый, леденящий сердце ужас и отчаяние. Он длился несколько мгновений, а затем резко оборвался, как если бы кричавшему зажали рот и заставили таким образом умолкнуть. Но ещё некоторое время после этого в потрясённом воздухе как будто продолжали, постепенно замирая, слышаться отзвуки прогремевшего крика, пока наконец вновь не установилась мёртвая, тяжёлая, гнетущая тишина, казалось, ещё более глубокая и непроницаемая, чем прежде.
Оглушённые и поражённые этим истошным, нечеловеческим воплем, так неожиданно и резко нарушившим ночной покой, путники, машинально сделав ещё несколько замедляющихся шагов, в конце концов остановились и посмотрели друг на друга с недоумением и лёгким беспокойством.
– Это ещё что? – нахмурив брови, тихо вымолвил Никита.
– Не знаю, – так же вполголоса ответил Егор, сразу же позабывший о своём намерении завязать новое знакомство и согнавший с лица задорную, бесшабашную улыбку. – Но прозвучало впечатляюще. Пожалуй, я б так не смог…
– Да уж – впечатляюще! – поёжился Никита. – Так впечатляюще, что у меня мороз по коже… Знаешь, по-моему, это что-то не очень похоже на обычные пьяные вопли.
– Да, не похоже, – согласился Егор, тоже чуть нахмурившись и устремив вперёд внимательный, сосредоточенный взгляд.
– Что же это, по-твоему, было? – спросил Никита, словно в надежде, что приятелю известно нечто такое, чего не знает он сам.
– Понятия не имею, – разочаровал его Егор, внезапно утративший привычную словоохотливость и ограничивавшийся теперь короткими, скупыми репликами.
После этого они на некоторое время замолчали, по-прежнему не двигаясь с места и пристально вглядываясь в обширное, ярко освещённое пространство лежавшего впереди, сразу за кладбищем, перекрёстка, где, по их предположениям, находился источник странных, сильно смутивших и встревоживших их криков.
– Что-то не нравится мне всё это, – промолвил чуть погодя Никита, наморщив лоб и покачивая головой. – Очень не нравится… У меня почему-то такое ощущение, что там только что кого-то замочили.
Егор слегка повёл на него глазами, шевельнул бровью и, не проронив ни слова, вновь обратил вдаль зоркий, наблюдательный взгляд.
– Нет, я серьёзно говорю: там в натуре кого-то грохнули! – повысил голос Никита, сочтя молчание товарища за недоверие к его версии. Но тут же оборвал сам себя и, точно испугавшись, что его неосторожный, чересчур громкий возглас мог быть услышан кем-нибудь посторонним, бегло огляделся по сторонам. И лишь удостоверившись, что кругом, как и прежде, никого нет, гораздо тише, почти шёпотом, но со сдержанным жаром и убеждённостью продолжал:
– Это точно был предсмертный крик! Вот падлой буду, если нет! Так просто, ни с того ни с сего, так не завопишь. Так орут только в тот момент, когда прощаются с жизнью. И, кажется, там сейчас для кого-то такой момент наступил.
Егор опять перевёл на него взгляд и немного скривил губы.
– А ты что, слышал когда-нибудь, как орут перед смертью?
– Нет, не слышал. Так же, впрочем, как и ты. – И, указав рукой вперёд, Никита мрачно присовокупил: – Но вот сейчас, кажется, наконец услышал. И очень явственно!
Они снова умолкли и продолжали стоять на месте, словно не решаясь двигаться дальше, туда, где, возможно, их подстерегала неведомая угроза. При этом они чутко прислушивались, не раздадутся ли в окрестной тиши ещё какие-нибудь подозрительные звуки, и внимательно оглядывались вокруг в поисках того, что могло бы пролить хоть малейший свет на то, что произошло незадолго до этого где-то совсем рядом и жутковатый отзвук чего достиг их слуха, заставив их в нерешительности и тревоге остановиться посреди тротуара.
Однако ничего подобного они не увидели и не услышали. Улица, как и прежде, была пуста и безлюдна, без малейших признаков жизни, и приятели,
