Падение - Ти Джей Ньюман
– Мы еще поговорим перед взлетом, – сказал Билл и вышел.
Кэрри проводила его взглядом.
Спустя мгновение открылась и закрылась входная дверь, и в доме воцарилась тишина. Кэрри стояла у раковины и смотрела в окно, как на дубе на заднем дворе трепещут листья. Где-то в отдалении завелась и уехала машина Билла.
Сзади раздалось покашливание. Торопливо вытерев лицо, она отвернулась от окна.
– Прошу прощения, – сказала она Сэму, смущенно закатив глаза. – Итак. Вы сказали, «английский завтрак». – Разорвав упаковку, она бросила чайный пакетик в чашку. Налила кипяток, от которого поднялся пар. – Вам с молоком или с сахаром?
Когда он не ответил, она обернулась.
Похоже, его удивила ее реакция. Наверное, он думал, что она закричит. Может, уронит чашку. Или, например, заплачет. Ну, какой-то драмы он точно ожидал. Когда женщина в своем доме, на своей кухне, оборачивается и обнаруживает, что человек, которого она впервые увидела пару минут назад, наставил на нее пистолет, бурная реакция вполне естественна. Кэрри почувствовала, как машинально округлились ее глаза, как мозгу понадобилось время на осмысление ситуации, чтобы подтвердить, что все это правда.
Он прищурился, словно спрашивая: «Серьезно? И это все?»
В ушах Кэрри отдавался стук сердца, а по спине с головы до пят пробежал холодок. Все ее тело, все существование свелось лишь к ощущению этого гула.
Но это – ее дело. Она не обратила внимания на пистолет и смотрела только на человека – и ничего ему не выдала.
Элиза, воркуя, снова с визгом бросила колечко на пол. Сэм шагнул к ребенку. У Кэрри невольно раздулись ноздри.
– Сэм, – сказала она спокойно и медленно. – Я не знаю, что вам нужно. Но можете брать. Что угодно. Я сделаю что угодно. Только, пожалуйста… – голос надломился, – …пожалуйста, не трогайте детей.
Хлопнула входная дверь. Горло стиснуло паникой, и Кэрри с трудом набрала воздуха, чтобы закричать. Сэм взвел курок.
– Мам, а папа уже уехал? – крикнул из другой комнаты Скотт. – Его машины нет, можно играть дальше?
– Скажи, чтобы он пришел сюда, – сказал Сэм.
Кэрри закусила нижнюю губу.
– Мам? – с детским нетерпением повторил Скотт.
– Сюда, – сказала Кэрри и закрыла глаза. – Подойди скорей сюда, Скотт.
– Мам, а можно на улицу? Ты сказала, что можно… – Скотт обомлел, увидев пистолет. Посмотрел на маму, на пистолет, снова на маму.
– Скотт. – Кэрри поманила его. Мальчик, не спуская глаз с оружия, подошел к ней, и она подтолкнула его себе за спину.
– С вашими детьми все будет в порядке, – сказал Сэм. – Или нет. Но это уже зависит не от меня.
У Кэрри снова раздулись ноздри.
– А от кого?
Сэм улыбнулся.
Билл чувствовал на себе взгляды.
Это все форма. У нее есть такой эффект. В ней он казался выше.
О Билле можно было сказать многое, но любой бы подтвердил, что в первую очередь он приятный человек. Учителя и тренеры, потом девушки, с которыми он встречался, родители его друзей. Все знали, что Билл – приятный парень. Он против этого не возражал. Он и правда такой. Но стоило надеть форму, как что-то менялось. Слово «приятный» на ум уже не приходило. Все еще оставалось в списке. Но его оттесняли другие слова.
Пока он шел мимо бесконечной очереди на проверке паспортов в международном аэропорту Лос-Анджелеса, на него все оборачивались, но стоило им глянуть на фуражку и галстук, как первоначальное возмущение превращалось в любопытство. Люди так больше не одеваются. Это пережиток тех времен, когда полет считался редкой роскошью, важным событием. Форму не меняли специально, чтобы сохранить некую старомодную таинственность. Она вызывала уважение. Доверие. Заявляла о чувстве долга.
Билл подошел к одинокой сотруднице службы безопасности, сидящей за стойкой в стороне от стойки паспортного контроля пассажиров. Аппарат пискнул, просканировав штрихкод на обратной стороне бейджа, и компьютер приступил к обработке.
– Доброе утро, – сказал Билл, протягивая паспорт.
– А все еще утро? – спросила она, пробегая взглядом по тексту рядом с фотографией. Сличив данные с информацией на бейдже, проверила паспорт под синим светом – на пустом месте страницы проявились голограммы и невидимые чернила. Подняв глаза, она удостоверилась, что лицо перед ней совпадает с лицом на документах.
– Наверное, технически уже нет, – сказал Билл. – Но для меня – да.
– А у меня все еще пятница. И поскорее бы она кончилась.
На экране компьютера загрузились фотография и данные с бейджа Билла. Трижды проверив все три удостоверения, она вернула паспорт.
– Удачного полета, мистер Хоффман.
Оставив пропускной пункт позади, он миновал пассажиров, которые натягивали обувь и возвращали жидкость и ноутбуки в ручную кладь. В прошлый раз он летел со стюардессой, которая принципиально не хотела уходить с работы просто потому, что ей было жалко лишаться пропуска. Она воротила нос от перспективы летать как простые смертные – ждать в очереди, соблюдать ограничения по провозу жидкостей, ограничиваться двумя сумками, которые еще и обыскивают каждый раз, а не в случайном порядке. Глядя, как прощупывают мужчину, стоящего в одних носках, Билл вынужден был признать, что в чем-то она права.
Стоя в одиночестве у пустого гейта, Билл, как и обещал, позвонил домой. Он смотрел, как грузовик с бортовым питанием петляет по полю между рабочими в неоновых жилетах, разгружавшими отсек с багажом, и слушал гудки на другом конце провода. Один самолет буксировали к полосе, вдали взлетал другой.
Они с Кэрри редко ссорились. Поэтому и не умели. Сейчас у нее было полное право обижаться. Сегодня у Скотта первый матч Младшей лиги, и Билл обещал прийти. Заранее проверил, чтобы в день игры и за два дня до и после не намечалось полетов. Но когда тебе звонит шеф-пилот и по-дружески просит о рейсе, ты не отказываешься. Не можешь отказаться. Билл был третьим по старшинству пилотом в компании. Когда он в нее только устраивался, еще никто не знал, долго ли она протянет. Новые компании выживают редко. Но он все равно ее держался. И теперь, почти двадцать пять лет спустя, компания добилась успеха в глазах как пассажиров, так и акционеров. «Коустал» – его дитя. И если начальник говорит, что ты нужен, ты отвечаешь «да». Варианта «нет» не предусмотрено.
Так он и сказал Кэрри. Но не сказал, что даже не вспомнил о матче Скотта, когда О’Мэлли просил об услуге. Или что если бы и вспомнил, то это ничего бы не изменило.
Гудки, гудки – и наконец: «Привет! Вы позвонили Кэрри. Сейчас я не могу…» Он сбросил звонок и перед тем, как убрать телефон, мельком увидел высветившуюся на экране семейную фотографию.
Заметив свое отражение в окне, Билл пригляделся к темной шевелюре. Виски уже припорошила предательская седина. Глаза – живые, глубокого синего цвета.
Билл хлопнул ладонью по звонку посреди журнального столика.
– Глаза. Мои глаза.
– Это окончательный
