Фрагменты прошлого (ЛП) - Стоун Виктория Хелен

Ханна фыркнула на саму идею «БДА», задаваясь вопросом, был ли тот клуб вообще законным. Конечно, нет. Или, если это было так, имя должно быть изменено на «Восходящие Семейные Инженеры», или что-то в этом роде.

Ханна пропускала занятия в школе по ведению домашнего хозяйства и группу 4-H. Ее самым большим интересом была музыка, и не та деревенская попса, которую любили все остальные в городе. Она увлекалась панком и альт-роком. Хотя она никогда не выглядела как полный панк, у нее было четыре пирсинга в правом ухе, и она коротко подстриглась, когда в моде были длинные волосы. Вместо того, чтобы копить деньги на джинсы «Джордаш» и стильные куртки, она сэкономила их для поездки на автобусе, чтобы увидеть игру «Рамоунз» в Миннеаполисе. Или «ЭлСевен». Или «СоникЙусс». Иногда ей приходилось пропускать школу, чтобы сделать это. Однажды она исчезла на два дня, а потом была наказана на два месяца.

Не то чтобы она была «противником системы». Она получила высшее образование в средней школе и довольно быстро выбрала бухгалтерский учет в колледже. На самом деле она никогда не была плохим ребенком; она просто была полна энергии, которая вибрировала с частотой, отличной от остальной части ее семьи.

Она приняла феминизм и женские исследования, в то время как ее сестры объявляли о помолвках. Она сосредоточилась на своей карьере, пока ее родители были поглощены своими внуками. Ее семья любила ее. Всегда. Но они любили ее осторожно, потому что никогда ее не понимали.

Что было хорошо. Она тоже их не всегда понимала.

Независимо от их различий, она вернулась. Нашла время, чтобы на какой-то срок освободить сестер от обязанностей по уходу за матерью. Ханна никогда бы не внесла свой вклад в генофонд Смитов, но, черт возьми, она могла бы посвятить свое время и любовь этой семье.

Возможно, все это станет более естественным через несколько недель.

Она миновала старый зерновой элеватор на окраине города, затем новую бакалейную лавку. Она должна зайти и купить продуктов. Может быть, приготовить хороший ужин сегодня вечером.

Она проехала мимо и направилась в город.

Сорок лет назад здесь был четырехсторонний светофор, где шоссе делило Мэйн-стрит пополам, а теперь остался только мигающий красный свет. Она замедлила ход и посмотрела в обе стороны, прежде чем поехать дальше.

Она подъехала к старому, маленькому рынку. Она считала его фантастическим миром возможностей, когда была маленькой. Там были жевательные резинки по пять центов, и кексы по двадцать пять центов, на которые она могла уговорить маму только раз в месяц. Хотя папа…он был более надежным источником четвертаков.

Но и на этом она не остановилась. Она была голодна и хотела суши. Хорошие суши. Уволившись, она пристрастилась к фастфуду, который какая-то предприимчивая семья открыла в старой «Молочной королеве», и заходила заказывать сэндвич с рыбным филе. Это почти суши уверяла она себя, когда дверь за ней закрывалась.

С момента возвращения в отчий дом она жила в страхе, боялась столкнуться с людьми, которых она знала в юности. Но она пыталась преодолеть это. Если сейчас она встретит парня, с которым потеряла девственность, то просто улыбнется ему на расстоянии и скажет, что он великолепно выглядит. К счастью, место, казалось, было набито подростками. Она вздохнула с облегчением.

Вздох застрял у нее в горле, когда покупательница перед ней отошла, и она увидела знакомое имя на листовке, приклеенной к журналу.

Дженсен. Имя было слишком знакомо. Но эта Дженсен была всего лишь пятилетней девочкой, которая боролась с лейкемией, и ее родителям требовалась помощь в покрытии медицинских расходов и поездках в города, расположенные по соседству. Оливия Дженсен. Имена ее родителей не были указаны, вероятно, потому, что все остальные знали, кто они такие.

― Готовы сделать заказ? ― спросила девушка за стойкой регистрации.

Ханна кивнула, но слова, которые хотели слететь с ее языка, были «Кто ее родители?». Слова остались там же и просто растворились. Она боялась спросить. Она не хотела знать, была ли лысая, улыбающаяся девочка, изображенная на фотографии, связана с одной из старых подруг Ханны. Господи, она может быть дочерью ее бойфренда Алекса из средней школы. Дерьмо, девочка может быть уже его внучкой.

― Можно рыбное филе, ― выдавила она. ― И картофельные шарики.

― Что-то попить?

Несмотря на сухость во рту, Ханна отрицательно покачала головой.

Она заплатила за еду, затем уставилась на листовку. Когда девушка отвернулась, чтобы выполнить заказ, Ханна поспешно вытащила из кошелька полтинник. Она сунула его в банку для пожертвований, следя за тем, чтобы девушка этого не увидела. Через несколько секунд она взяла еще сорок долларов из кошелька и положила их в банку. Ладонь вспотела, она закрыла сумочку и прочистила горло.

«Эта девочка ― не Алекса», ― заверяла она себя.

В городе такого размера все знали друг о друге. Неважно, куда вы пошли, кто-то вас видел, знал вас, хотел что-то от вас. Кто-то вспомнил самый неприятный момент в вашей жизни, а вы вспомнили их. Это было все равно, что тащить с собой открытую книгу целый день, с подробностями вашей семьи, вашими неудачами и всеми вашими падениями.

Некоторые люди чувствовали себя потерянными в большом городе, но Ханна чувствовала себя свободной. Она проявляла эмоции, когда хотела, а не при каждой встрече.

Скрестив руки на груди, она с нетерпением ждала своего заказа, и как только пакет с едой оказался у нее в руке, она поспешила к своей машине. Через несколько минут она была уже дома. Теперь вся парковка у дома принадлежала ей, и это было так странно. Не нужно конкурировать с машинами ее сестер и грузовиком отца. Старый «Бьюик» их матери все еще был в гараже, рассчитанном на одну машину. Этой зимой она выгонит старую машину из гаража, прокатиться на ней, чтобы убедиться, что батарея заряжена, и купит для нее чехол, чтобы Ханна могла загонять свою машину в гараж.

Ее маме не понадобится больше машина, но продавать ее было бы неправильно.

Она покачала головой, когда протащила сумочку и свой обед к кухонной двери.

Деменция с тельцами Леви. Именно эта болезнь разъедала разум ее матери. Тельца Леви. Бедствие, о котором она никогда не слышала, пока ее сестра не произнесла эти слова. Они думали, что это болезнь Паркинсона, когда первые симптомы появились пять лет назад. Достаточно пугающий диагноз сам по себе, но затем начались перепады настроения. Затем галлюцинации.

Это был решающий фактор для диагноза. Большинство пожилых людей с деменцией не видели воображаемых людей. Но Дороти видела. Не всегда, но достаточно часто.

Должно быть, это было ужасно для Рэйчел, которая находилась рядом с мамой в тот период времени, каждый день. Это было все еще страшно для Ханны, но она была окружена медсестрами и помощниками, которые были там, чтобы помочь в мгновение ока.

Она вздохнула, положив обед на кухонный стол, и сбросила туфли. Это было страшно и для ее матери, особенно в начале, когда она уже понимала, что сдает. Она пыталась это скрыть. Дрожание рук смущало, женщину, которая всегда была настолько устойчивой и никогда не волновалась по пустякам.

Волна истощения обрушилась на Ханну, покатилась по ее голове и напрягла мышцы шеи, а затем опустилась ниже, пока даже ее ноги не почувствовали слабость. Она вымыла руки, взяла пакет с едой и холодное пиво и добралась до дивана перед тем, как на него рухнуть.

Какого черта это было так утомительно? Все, что она делала, это сидела там и говорила со своей матерью, помогала ей с обедом и ванной, обеспечивала ее музыкальными и телевизионными шоу. Это едва ли можно было назвать работой, но Ханна чувствовала себя слабой, как ребенок.

Она должна выйти на пробежку. Поддержать свое здоровье. Но с одним глотком пива она застонала и погрузилась глубже мягкий диван. Это был рай. Она никуда не пойдет. За исключением постели, если бы она могла это сделать.

Она положила ноги на стопку бумаг о разводе, разбросанных по кофейному столику, и включила телевизор, чтобы потеряться в последнем повторе своего любимого криминального шоу.