Уоррен Мерфи - Зерна смерти
— Хорошие новости, я полагаю, сэр, — сказал Оливер.
— Любой человек отказался бы на этом от своих планов. Но ведь люди всего лишь букашки, Оливер.
— Да, мистер Филдинг.
В Нью-Йорке их самолет три дня находился на стоянке военно-морской авиации в аэропорту Ла Гардиа.
В первый день Оливер уничтожил толстую кипу документов, на которых рукой Филдинга было написано: «Одних погодных условий недостаточно».
Весь второй день мистер Филдинг напевал себе под нос веселенький популярный мотив; третий день он пританцовывая передвигался между главным компьютером и своим письменным столом, где постепенно выросла целая гора тщательно подобранных таблиц и отчетов. На очень тонком конверте из оберточной бумаги, который увенчал эту гору бумаг, было начертано: «Теперь достаточно».
Оливер раскрыл этот конверт, когда хозяин принимал душ перед обедом. В конверте оказалась лишь написанная от руки записка.
«Необходимы: одно средних размеров рекламное агентство, радиоактивные отходы, несколько строительных бригад, специалисты по торговым операциям с зерном и шесть месяцев жизни».
Оливер не заметил маленький седой волосок, лежавший на конверте. Зато Джеймс Филдинг, вернувшись, сразу его заметил. Волосок с конверта переместился на стол. Волоска не было на том месте, куда Филдинг его специально положил.
— Оливер, — сказал Филдинг, — сегодня в ночь мы вылетаем домой.
— Нужно ли предупредить экипаж?
— Нет, — ответил Филдинг. — Я сам сяду за штурвал.
— Если позволите, сэр, у вас ведь нет прав на пилотирование таких самолетов, как ДС-10, сэр...
— Ты совершенно прав, Оливер. Прав и на этот раз. Ты вообще очень сообразителен. Мы полетим на «Цессне».
— На «Цессне», сэр?..
— Да, на «Цессне», Оливер.
— Но на реактивном самолете быстрее, сэр. Нам не придется по пути делать посадки.
— Зато на «Цессне» лететь гораздо веселее.
— Да, конечно, мистер Филдинг.
Когда самолетик взлетел, над Нью-Йорком только-только занималось горячее удушливое летнее утро, готовое накрыть землю теплым, пропитанным копотью одеялом. Через открытую слева дверь кабины Оливер увидел поднимающееся солнце. Снизу лежала взлетная полоса и домики, сразу ставшие совсем маленькими. Он почувствовал, как съеденный им завтрак поднимается к горлу и заполняет рот, и изверг содержимое своего желудка в специально приготовленный бумажный пакет, который всегда брал с собой, если они с мистером Филдингом летели на «Цессне». На высоте пять тысяч футов Оливер, бледный как полотно, безжизненно откинулся в кресле. В этот момент мистер Филдинг стал напевать: «Ну и ну, ну и на, вот и желтая корзина...»
Над Гаррисбургом, штат Пенсильвания, мистер Филдинг заговорил:
— Наверное, тебя, Оливер, очень интересует, чем я занимаюсь, — сказал он. — Как ты знаешь, по внутренней шкале мне осталось жить одиннадцать месяцев и две недели. Возможно, и того меньше. Нельзя полагаться на свое тело. Для некоторых смерть становится трагедией. Для тебя, Оливер, смерть будет трагедией или нет?
— Что вы сказали, мистер Филдинг?
— Станет ли смерть для тебя трагедией?
— Да, сэр.
— А для меня, Оливер, смерть означает свободу. Мне не нужно будет больше поддерживать свой престиж в Денвере. Знаешь ли ты, почему я поддерживал свой престиж в Денвере, а развлекался в местах вроде Эль-Пасо?
— Нет, сэр.
— Потому что букашки кидаются на тебя, если только ты отличаешься от них, если ты их пугаешь. Букашки всегда ненавидят того, кто выше их.
— Да, сэр.
— Так вот через год никто из них не сможет добраться до меня. Я доберусь до них первым. И это будет пострашнее, чем Адольф Гитлер, Иосиф Сталин или Мао Цзэ дун. Я покончу с миллионом людей. Нет, даже с миллиардом. Да, не с миллионом, а с миллиардом. С миллиардом букашек, Оливер. Я обязательно сделаю это. И к этому времени стану для них недосягаемым. Это будет просто прекрасно, Оливер!
— Да, сэр.
— Если бы ты, Оливер, знал, что сейчас умрешь, перестал бы ты повторять свое «да, сэр»? Сказал бы ты, наконец: «Проклинаю вас, мистер Филдинг»?
— Никогда, сэр.
— Ну, что же, Оливер, давай проверим.
Здесь Джеймс Филдинг натянул на лицо кислородную маску и стал набирать высоту, пока не увидел, что Оливер, потеряв сознание, осел на своем сиденье. Тогда, протянув руку назад, он расстегнул ремень безопасности Оливера и перевел двухмоторный самолетик в крутое пике. Оливера выбросило из кресла и прижало силой тяготения к задней стенке кабины. Когда Филдинг выровнял самолет на высоте трех тысяч футов, Оливер мешком свалился на пол кабины.
— О-ох, — простонал он, приходя в сознание. Он приподнялся на руках, и в тот момент, когда голова у него стала проясняться и он смог свободно вздохнуть, он почувствовал, что какая-то сила потащила его вперед. Это мистер Филдинг снова наклонил нос самолета. Оливер покатился по полу к левой двери пилотской кабины. Внезапно «Цессна» наклонилась влево, и Оливер начал вываливаться за борт. Он ухватился за нижнюю перекладину кресла и вцепился в нее мертвой хваткой.
— Мистер Филдинг! Мистер Филдинг! Помогите! Помогите! — завопил он. Тугой воздушный поток бил ему в живот, жидкость из мочевого пузыря потекла по брюкам.
— Теперь ты можешь сказать: «Проклинаю вас», — сказал Филдинг.
— Нет, сэр! — ответил Оливер.
— Тогда не говори, что я не дал тебе никакого шанса. Прощай, Оливер!
Самолет сваливался на левое крыло до тех пор, пока перекладина кресла, за которую держался Оливер, не оказалась над его головой, и продолжал полет в таком положении. Оливер почувствовал, что руки его теряют чувствительность и немеют. Может быть, мистер Филдинг просто испытывает своего верного слугу, подержит его вот так немного, а потом, конечно, выровняет самолет и поможет ему влезть обратно в кабину. Мистер Филдинг всегда был со странностями, но не такой уж жестокий. Он не станет убивать Оливера, своего верного слугу. Но тут самолет круто взял вверх, заложив вираж через крыло, и Оливер понял вдруг, что руки его хватают воздух, и он продолжает лететь вперед с той же скоростью, что и самолет. Потом полет Оливера перешел в падение. Окончательно и безусловно.
Оливер определил это по тому, что «Цессна», летевшая прямо вперед, стала уходить вверх. Поворачиваясь в падении, Оливер видел, как широкие просторы Пенсильвании становятся все более четкими, а детали поверхности — более крупными. Земля быстро летела ему навстречу, Смертельный ужас сменился в его душе покоем умирающего человека. Он, наконец, осознал себя частью вселенной, возникающей и тут же угасающей крупинкой вечной жизни, постоянно пульсирующей и переливающейся из одной формы в другую.
Оливер еще успел заметить быстро идущий вниз бело-синий фюзеляж «Цессны». Мистер Филдинг хотел в последний раз посмотреть на Оливера. Снизившись, Филдинг высунул из кабины красное лицо и что-то прокричал. Что именно? Оливер, конечно, не мог слышать слов. Он прощально взмахнул рукой, улыбнулся и тихо произнес: «Бог да благословит вас, мистер Филдинг».
Спустя короткое время падение Оливера оборвалось на поле зеленой кукурузы.
Джеймс Филдинг вывел свой самолет из пике, все еще продолжая вопить:
— Кричи: «Проклинаю вас!.. Проклинаю вас!..» Ну крикни же! — Филдинга трясло. Руки его, лежавшие на штурвале, стали влажными. Он почувствовал страшную тяжесть в животе... Оливер оказался не букашкой. Он проявил неслыханную стойкость. Неужели он, Джеймс Филдинг, ошибается, считая всех людей букашками? Может быть, он ошибается и во всем остальном? Он просто умрет, так же, как Оливер?.. И никакие планы не спасут его...
Только подлетая к Огайо, он овладел собой. С каждым может случиться минутная слабость. Он поступил правильно. Оливер должен был умереть. Слуга видел его план. Филдинг знал это точно. Волоски, положенные на документы, не могли сами собой оказаться в другом месте.
Все, что он задумал, совершится. За одиннадцать месяцев, одну неделю и шесть дней. По внутренней шкале его календаря.
Глава 2
Его звали Римо. Жаркая ночь Ньюарка действовала ему на нервы. Его угнетал запах улицы, где в открытых мусорных ящиках скреблись крысы, а редкие фонари больше слепили, чем освещали. Стояло лето, и он был в Ньюарке, штат Нью-Джерси, в городе, куда ему не полагалось возвращаться живым, ибо он покинул его мертвым.
Это был город, где он родился. Вон там на улице стоит большое, темно-красного кирпича, здание с битыми стеклами в черных проемах окон. Стоит посреди заваленных мусором пустырей в ожидании, пока само не обратится в пустырь. В этом доме Римо воспитывался. Обычно он говорил, что это место, где он учился, пока не началось его настоящее обучение. Здесь он был Римо Уильямсом, и сестры-монахини учили его умываться, убирать постель, быть вежливым, а также тому, что за каждым греховным поступком следует болезненное — линейка по пальцам — наказание. Позже он узнал, что наказание за грех может и не последовать, зато воздействие греха неотвратимо. Оно сказывается и на твоем теле, и на твоей душе: лишает тебя достоинства, что может привести к смерти. Но смерть может и не настигнуть тебя. Подлинным наказанием является потеря достоинства сама по себе. В новой жизни Римо его грехами считались трусость и лень, а самым главным — некомпетентность.
