Уоррен Мерфи - Опасные игры
Мкомбу удовлетворительно кивнул головой.
– Знаешь, Джеки, если ты не прекратишь убивать моих людей, у меня не останется воинов.
Муллин сел на стул и положил ногу на ногу. Он не отличался внушительным сложением, имея при росте в сто семьдесят сантиметров вес около семидесяти килограммов, но мало кому представлялась возможность недооценить его дважды.
– Я буду убивать их до тех пор, пока они не научатся мне подчиняться. Только так можно держать в узде остальных.
– Ну, а разве нельзя просто бить их по головам или что-нибудь вроде этого? Это должно на них действовать. Разве обязательно убивать?
Мкомбу вытер жирные руки о свою «дашики». Затем, спохватившись, принялся собирать с груди застрявшие в редких лоснящихся волосах кусочки пищи и бросать их в рот. Муллин отвернулся к окну и посмотрел на расчищенную в джунглях площадку, служившую главной исходной позицией для рейдов, проводимых народно-демократической революционно-освободительной армией Мкомбу.
– Они не понимают, когда их просто бьют по голове, – проговорил Муллин. – Они понимают только тогда, когда их убивают. Если этого не делать, Джим Боб, в один прекрасный день они разбегутся кто куда и мы с вами останемся без армии.
– Но тот, которого ты убил, стоил троих.
Муллин вздохнул, вспомнив, с какой легкостью он прикончил этого двухметрового, весившего 120 килограммов сержанта: вынул свой пистолет сорок пятого калибра, снял пилотку и темные очки в металлической оправе, поочередно кладя все это на землю, а когда наклонился в последний раз, чтобы аккуратно положить очки на пилотку, – при этом глаза верзилы следили за каждым его движением, – выбросил вверх левую ногу и каблуком тяжелого ботинка ударил негра в адамово яблоко. Так их поединок и закончился, не успев начаться. Когда парень упал, Муллин, для верности, размозжил ему череп, ударив в висок окованным носком ботинка.
– Если такие, как он, стоят троих, то наше положение не из лучших, Джим Боб. Он был неповоротлив и глуп. А солдат без мозгов – не солдат. Победу в войне одерживают не численностью войска, а дисциплиной и мозгами, хотя бы в том количестве, которое необходимо для выполнения приказов.
Мкомбу кивнул. Закончив приводить в порядок свою грудь, он еще раз вытер руки о рубашку.
– Конечно, ты прав, потому я и оплачиваю так щедро твою должность начальника штаба.
Он улыбнулся, и Муллин улыбнулся в ответ, подумав: «Маловато платишь», однако утешил себя мыслью, что его час еще наступит. Терпение всегда вознаграждается.
Мкомбу поднялся из-за стола и сказал:
– Ладно, пока прекрати убивать кого бы то ни было. – Затем, будто бы желая пресечь возможные возражения, быстро добавил: – А теперь к делу.
– Что за дело?
Мкомбу, сцепив руки за спиной, слегка подался вперед.
– Олимпийские игры, – сказал он.
– И в каком же виде состязаний вы собираетесь участвовать? – спросил Муллин. – Кто больше съест?
Мкомбу выпрямился. Он был всего сантиметров на пять выше Муллина, но вместе с тем килограммов на пятьдесят тяжелее. Рубаха его была вся в пятнах, в черной седеющей бороде блестела застывшая капля жира. А когда он улыбнулся Муллину, в розовом провале рта сверкнуло золото и серебро.
– Если бы я не знал тебя так хорошо, Джеки, я бы подумал, что ты меня не любишь, – сказал Мкомбу.
Это был прямой вызов, и Муллин сдержался, убежденный, что в свое время сумеет взять реванш. Просто это время пока еще не наступило.
– Я пошутил, Джим Боб, – сказал он.
– Прекрасно. Можешь продолжать в том же духе. Только почему ты не ешь свою курицу?
И Мкомбу проследил, как Муллин поднес кусок ко рту и неохотно откусил второй раз.
– Ладно, – сказал Мкомбу. – Теперь об этих играх.
– А в чем там дело?
– Спортсменов из ЮАР и Родезии могут не допустить к участию.
– Ну и что? – спросил Муллин, пожав плечами.
– Это может вызвать недовольства в обеих странах.
– Верно, – сказал Муллин. – Но при чем тут мы?
– Мы сделаем так, что происшедшее в Мюнхене в семьдесят втором покажется им невинной забавой.
Мкомбу поднял глаза, и Муллин кивнул. Он знал эту игру. Мкомбу будет говорить нарочито туманно, и ему, Муллину, придется подталкивать его своими «как», «почему» да «зачем» до тех пор, пока все не станет на свои места.
Таким образом, заставляя британца постоянно обращаться к нему за разъяснениями, Мкомбу поддерживал в себе чувство превосходства.
– Как? – спросил Муллин.
– Мы уничтожим спортсменов одной из стран-участниц и свалим вину за это на какую-нибудь террористическую организацию белых из ЮАР.
Муллин снял очки и стал их рассматривать. Он тоже умел вести игру. Медленно водрузив очки обратно на нос, он спросил:
– Зачем?
– Если это будет сделано от имени каких-то там южно-африканских борцов за какие-то там права, весь мир обрушится на ЮАР и Родезию. И для нас откроются все двери.
– Насколько мне известно, с палестинцами ничего подобного не произошло. По-моему, все забыли о том, что они убили в Мюнхене детей. Почему же так должно получиться, если речь идет о ЮАР и Родезии?
– Потому что ЮАР и Родезия – антикоммунистические страны, – сказал Мкомбу. – Это гарантия того, что мировое сообщество всерьез ополчится на них и ничего им не простит. У палестинцев не было этого недостатка.
Муллин кивнул.
– Может, и сработает, – сказал он. – Сколько человек нужно будет уничтожить?
– Всех, кого пошлет эта страна. Всех до одного, – ответил Мкомбу с явным удовольствием.
– И как же нам удастся это сделать?
– А вот за это, дорогой Джек, я и плачу тебе такие деньги. Соображай сам. Естественно, предварительно мы распространим послания с угрозами и тем самым начнем восстанавливать общественное мнение против белых режимов. А массовое убийство явится завершающим штрихом.
– Минимальными силами, разумеется? – уточнил Муллин.
– Разумеется, чем меньше людей будут об этом знать и принимать в этом участие, тем лучше.
Мкомбу сел на место. Его рука почти непроизвольно потянулась за куском мяса, и, как только приблизилась к нему, оттуда тотчас же взмыла муха.
– Еще один момент, – сказал Муллин. – А как же ваши русские друзья? Как им понравится, если вы сорвете у них Олимпийские игры?
– Если ты сделаешь свою работу как надо, они никогда не узнают, что это были мы, – ответил Мкомбу.
– Ясно, – сказал Муллин. Затем встал и бросил на стол едва надкушенный в двух местах кусок курицы. Он не сомневался, что Мкомбу потом съест его. Чем добру пропадать, лучше пусть утроба лопнет.
Муллин двинулся к выходу.
– Ты кое-что забыл, – проговорил Мкомбу, когда Муллин уже взялся за ручку двери.
– Да?
– Разве тебе не нужно знать, спортсменов какой страны мы уничтожим?
– Это не столь важно, Джим Боб, но я слушаю. Из какой же?
– Из самой могущественной, – ответил Мкомбу.
– Прекрасно, – сказал Муллин. Он не стал спрашивать, из какой именно.
– Из самой могущественной во всем мире.
– Как вам будет угодно, сэр, – сказал Муллин.
– Из Соединенных Штатов Америки.
Муллин кивнул.
– Я хочу, чтобы была уничтожена вся их команда, – прибавил Мкомбу.
– Как скажете, Джим Боб, – ответил Муллин.
Глава вторая
Его звали Римо, и он никогда не увлекался никакими играми. А потому вместо того, чтобы взбираться по задней стене чикагского Хефферлинг-билдинга, как он поступил бы, если бы требовалось действовать скрытно, он вошел туда с парадного входа, расположенного на Норт-Мичиган-стрит, откуда было рукой подать до клуба «Плейбой». Пройдя мимо вахтера, он направился к лифтам.
Ожидая лифт, Римо размышлял о том, сколько расходуется энергии, чтобы поднимать людей на верхние этажи. Он находил, что для людей было бы гораздо полезней подниматься пешком, к тому же это помогло бы сократить дефицит электроэнергии. Затем в голову ему пришла мысль пробежаться на четырнадцатый этаж, где находился кабинет Хьюберта Хефферлинга, президента «Хефферлинг энерджи груп», и тем самым внести свой личный вклад в решение проблемы энергетического кризиса в Америке.
Но тут он вспомнил, зачем сюда явился, и решил, что уже одним этим внесет достаточный вклад в решение проблемы; и, когда пришел лифт, Римо шагнул в открывшуюся дверь.
Его самого ничуть не заботила нехватка горючего для отопления, поскольку он не имел ни машины, ни своего дома. Но вокруг него жили люди, которых это заботило, и ради этих людей Римо Уильямс собирался убить человека, которого никогда и в глаза не видел.
Миновав секретаря общего отдела, расположенного на четырнадцатом этаже, Римо предстал перед хорошенькой юной секретаршей Хефферлинга.
– Я пришел казнить мистера Хефферлинга. Он здесь? – проговорил Римо.
Секретаршу звали Марша. В ее арсенале был полный набор возражений, используемых для посетителей, желающих побеспокоить мистера Хефферлинга по поводу дефицита бензина или нефти – в особенности бензина, – но, когда она подняла глаза, все возражения застряли у нее в горле.
