Нельсон Демилль - Игра Льва
– Неужели? И кто же меня рекомендовал?
– Коллеги из отдела по раскрытию убийств.
Я промолчал.
– А еще Тед и Джордж, – добавила Кейт и кивнула в сторону «болвана и олуха».
Я едва не поперхнулся кофе. Непостижимая загадка. С какой стати эти двое могли сказать обо мне что-то хорошее?
– Они не в восторге от тебя, но ты произвел на них впечатление в ходе того дела на Лонг-Айленде, – пояснила Кейт.
– Да, я тогда и сам себе понравился.
– Но почему же ты хочешь уйти из ближневосточного сектора? Если проблема заключается в Теде и Джордже, мы можем перевести тебя в другую команду в рамках нашего сектора.
– Я люблю Теда и Джорджа, но в действительности мое сердце принадлежит сектору по борьбе с ИРА.
– Очень жаль, потому что настоящие дела именно у нас. Можно сделать хорошую карьеру. А ИРА ведет себя в Америке очень тихо.
– Вот и хорошо. Меня не интересует карьера.
– А вот палестинцы и мусульманские группы представляют потенциальную угрозу для национальной безопасности.
– Да уж какую там «потенциальную», – возразил я, – вспомни взрывы в Центре международной торговли.
Кейт промолчала.
Я понял, что для сотрудников ОАС напоминание об этих взрывах звучит как фраза: «Вспомни Перл-Харбор». Разведка прохлопала ушами, но потом террористов отловили, так что получилось нечто вроде ничьей.
– Вся страна в страхе перед угрозой биологической, химической или даже ядерной атаки со стороны ближневосточных террористов, – продолжила Кейт. – Ты ведь понимаешь это?
– Понимаю.
– Поэтому все другие дела в ОАС считаются второстепенными. Настоящая работа идет в Ближневосточном секторе, а ты, похоже, человек действия, – с улыбкой закончила Кейт.
Я улыбнулся в ответ и спросил:
– А какое тебе дело до меня?
– Ты мне нравишься.
Я вскинул бровь от удивления.
– Мне нравятся вот такие неандертальцы из Нью-Йорка, – пояснила Кейт.
– Послушай, Кейт, у меня просто нет слов.
– Тогда подумай об этом.
– Ладно, подумаю.
Я взглянул на ближайший монитор и увидел, что рейс 175 авиакомпании «Транс-континенталь» из Парижа, который мы ждем, прибывает вовремя. И снова обратился к мисс Мэйфилд:
– Как думаешь, сколько это займет времени?
– Часа два или три. Час бумажной работы здесь, затем вернемся с нашим сомнительным перебежчиком на Федерал-Плаза, а там будет видно.
– Что будет видно?
– А ты куда-то торопишься?
– Да вроде того.
– Очень сожалею, что национальная безопасность мешает твоей личной жизни.
Я не нашел достойного ответа, поэтому сказал:
– Я большой поклонник национальной безопасности. Поэтому я в твоем распоряжении до восемнадцати часов.
– Да можешь уйти когда захочешь. – Кейт взяла свою чашку с чаем и присоединилась к коллегам.
А я остался на месте со своим кофе и задумался над предложением Кейт проваливать отсюда. Сейчас я был похож на человека, который, стоя среди зыбучих песков, наблюдает за тем, как тот покрывает ботинки, и гадает, через какое время песок доберется до носков. Однако он знает, что может удрать в любую минуту. К сожалению, когда я в следующий раз глянул вниз, то увидел, что песок добрался уже до коленей.
Глава 2
Сэм Уолтерс, сидя в кресле, подался вперед, поправил головную гарнитуру и уставился на светившийся перед ним зеленый экран радара. На улице сиял пригожий апрельский день, но этого не ощущалось в тускло освещенном, без окон, зале Нью-Йоркского центра управления воздушным движением, расположенном на Лонг-Айленде, в пятидесяти милях к востоку от аэропорта Кеннеди.
Остановившись возле кресла Уолтерса, начальник смены Боб Эшкинг спросил:
– Проблема?
– Да, Боб. Потеря радиосвязи, рейс один семь пять «Транс-континенталь» из Парижа.
Боб Эшкинг понимающе кивнул.
– Как давно нет связи?
– Никому не удается связаться с ним после того, как он покинул североатлантическую трассу вблизи Гандера. – Уолтерс взглянул на часы. – Уже около двух часов.
– Есть какие-то другие признаки наличия проблемы на борту?
– Нет. На самом деле... – Сэм внимательно посмотрел на экран радара. – Самолет развернулся на юго-запад при пересечении воздушных трасс у Сарди. Затем, согласно полетному плану, снизился на эшелон тридцать семь.
– Значит, свяжется через несколько минут, будет спрашивать, почему мы его не вызываем, – предположил Эшкинг.
Уолтерс кивнул. Отсутствие радиосвязи не являлось чем-то сверхнеобычным: частенько диспетчеры не могли связаться с самолетами, которые вели. Уолтерс и сам припомнил два-три таких случая. Наверняка через несколько минут кто-то из пилотов ответит: «Ох, прошу прощения...» – и объяснит, что у них был выключен звук, либо сбилась частота, либо произошло что-то еще менее существенное. Например, весь экипаж уснул... хотя этого они, конечно, не скажут.
– А может, оба пилота усадили себе на колени стюардесс и развлекаются с ними, – буркнул Эшкинг.
Уолтерс улыбнулся.
– Самое лучшее объяснение отсутствия радиосвязи, какое я когда-либо слышал, – это когда пилот сообщил, что он поставил поднос с обедом между креслами пилотов, а поднос надавил на селекторный переключатель и сбил им частоту.
Эшкинг рассмеялся.
– Очень простое объяснение для такой серьезной проблемы.
– Точно. – Уолтерс снова посмотрел на экран радара. – Курс у него нормальный.
– Да.
Вот когда с экрана пропадает отметка, подумал Уолтерс, тогда действительно серьезная проблема. Он дежурил в мартовскую ночь 1998 года, когда президентский самолет исчез с экрана радара на долгих двадцать четыре секунды и находившиеся в зале диспетчеры застыли от ужаса. Затем отметка снова появилась, и все облегченно вздохнули. Но была еще ночь 17 июля 1996 года, когда рейс 800 «Транс уорлд эйрлайнз» исчез с экрана радара навсегда... Уолтерс знал, что до самой смерти не забудет ту ночь. А в данном случае обычная потеря радиосвязи... и все же его что-то беспокоило. Слишком уж долго не было связи.
Сэм Уолтерс нажал несколько кнопок и сказал в микрофон по каналу внутренней связи:
– Сектор девятнадцать, я – двадцать третий. Нет связи с рейсом один семь пять «Транс-континенталь». Он движется к вам, через четыре минуты я передам его. Просто хотел предупредить вас заранее.
Выслушав ответ, Уолтерс продолжил:
– Да, наверное, у них какая-то неисправность. Их уже два часа на всех частотах вызывает все Атлантическое побережье. – Уолтерс хмыкнул и добавил: – Когда рейс закончится, пилоту придется написать столько объяснительных, что он почувствует себя Шекспиром. Ладно, свяжусь с вами позже. – Он повернул голову и встретился взглядом с Эшкингом. – Ты что-то хотел?
– Да... предупреди всех по линии и скажи, что, когда первый сектор установит связь с капитаном, пусть попросят капитана после посадки позвонить мне в центр. Я хочу лично поговорить с этим клоуном и объяснить ему, сколько неприятностей он доставил людям на всем побережье.
– И в Канаде тоже.
– Вот именно. – Эшкинг выслушал, как Уолтерс передал его указания диспетчерам следующих секторов, которым предстояло вести рейс 175.
Несколько других диспетчеров, у которых был перерыв в работе, подошли к пульту управления двадцать третьего сектора. Уолтерс понял: всем стало любопытно, почему это начальник смены Боб Эшкинг так долго торчит здесь, вдалеке от своего рабочего места. По мнению подчиненных, это могло означать возникновение опасной ситуации.
Сэм Уолтерс не любил, когда вокруг толпились люди, но Эшкинг не шуганул их, поэтому и Сэм не мог ничего сказать. А между тем отсутствие связи с рейсом 175 уже стало главным событием в Центре управления воздушным движением. В конце концов, такая мини-драма была хорошей практикой для молодых диспетчеров, дежуривших в эту субботу.
Все молчали, но Уолтерс ощущал вокруг атмосферу любопытства, смешанного с удивлением и легкой тревогой. Он еще раз попытался связаться с пилотом.
– Рейс один семь пять, говорит Нью-Йорк, вы меня слышите?
Ответа не последовало.
Уолтерс вызвал еще раз.
И снова молчание.
Тишину в комнате нарушало лишь гудение электроники. Никто из стоявших вокруг не подал ни одной реплики. Неразумно было что-то говорить в ситуации, которая могла случиться с каждым из диспетчеров.
Наконец один из диспетчеров обратился к Эшкингу:
– Босс, задайте после всего этому парню хорошую трепку, я из-за него не успел перекусить, да и кофе остыл.
Несколько диспетчеров засмеялись, но смех тут же стих.
Эшкинг прокашлялся.
– Ладно, нечего тут толпиться, займитесь полезным делом. Расходитесь.
Диспетчеры разошлись, оставив Эшкинга и Уолтерса вдвоем.
