Алексей Яковлев - «Прощание славянки»

Они подошли к спуску, заглянули в темноту:

— Пусто, — сказал один. — Никого.

— Никуда он не мог уйти,— успокоил другой.— Спускайся. Я сверху подстрахую.

По ступеням застучали осторожные шаги. Задыхаясь, я огляделся. Катер был привязан к чугунному кольцу набережной новеньким белым тросом. Я взялся за трос и оттянул катер от спуска до отказа. Теперь корму со спуска не увидишь.

Бандит остановился за углом в каком-то метре от меня.

Я лихорадочно стал отвязывать катер от чугунного кольца причала. Но кто-то взял меня за плечо. Я оглянулся. На меня немигающими желтыми глазами внимательно смотрело бледное, как луна, лицо в морской фуражке. Я вздрогнул.

— Ну? — хрипло спросил киллер, что остался на набережной.

— Пусто, — раздраженно ответил голос совсем рядом от меня.

— Утопился он, что ли, с испугу? — верхний начал спускаться к реке.

Мы с бледнолицым капитаном молча смотрели друг на друга. Наконец он подмигнул мне обоими глазами сразу и спросил шепотом:

— Покатаемся?

Я быстро кивнул.

Капитан наклонился к моему уху:

— Сколько дашь?

— Сколько попросишь, — ответил я ему одними губами.

Бледнолицый опять моргнул обоими глазами и дернул новенький трос. Морской узел развязался зараз. Катер кормой тихо шлепнулся о гранит набережной.

— Здесь! Он на катере! — заорал бандит, высовываясь из-за угла.

— Стреляй! — орал верхний, время каблуками по ступеням.

Бледнолицый капитан с ходу врубил обороты. Катер присел и прыгнул, ревя, на середину реки, окатив низкий спуск волной. Выстрела я опять не услышал. Прямо передо мной в белой стене рубки на глазах появилась черная дырочка.

— Ёк макарёк, — вскрикнул капитан и дал полный газ.

2

Спаситель

Я никогда в жизни не катался на катерах по нашим гранитным речкам. Я считал это уделом приезжих провинциалов, иностранцев и пьяных гуляк. Я даже представить себе не мог, какое это колоссальное наслаждение! Катер несся к Фонтанке, как торпедоносец в атаку, и узкий гранитный коридор набережной и резкие изгибы реки добавляли веселого ужаса. Только теперь я понял, почему так дико орут туристы на ночной Мойке в июне.

Город высоко над тобой. Ты как на дне колодца. Стены домов по разным берегам будто склоняются друг к другу. Чуть не падают на тебя. В узком просвете неба между домами прыгает в облаках луна. Ну, просто райское наслаждение!

Город, небо, весь мир — там наверху. А ты несешься по глади Стикса, как называли древние реку мертвых. Высоко над головой почти срослись кроны деревьев. Справа — Михайловский сад, слева — бульвар Марсова поля. Черная пауза Садового моста, короткая, как склейка на кинопленке. И новый кадр — справа острая игла Михайловского замка насквозь пронзает зеленую луну.

Адское наслаждение!

Наш белоснежный катер вылетел на Фонтанку у Пантелеймоновского моста. Развернулся, заглушил двигатель, закачался на поднятой им же самим волне. Всю эту безумную гонку капитан стоял спиной ко мне у маленького штурвальчика и только тут оглянулся, снял фуражку и вытер лоб короткой рукой.

— Ёк макарёк! Еле ушли от погони.

— От погони? — засмеялся я. — На чем бы они за нами гнались?

— На джипе. Они только у Марсова поля от нас отстали. Там рельсы трамвайные в колдобинах. Даже на джипе их с ходу не взять.

Я никакой погони не видел, но поверил бледнолицему на слово. Тот потрогал корявым пальцем дырочку от пули в рубке, покачал круглой башкой. Сел на банку рядом со мной и уставился на меня, не мигая.

— Давай рассчитываться.

Я опять вздрогнул, как в тот раз, когда впервые увидел моего спасителя. Он оказался небольшим, крепко сбитым человеком средних лет. И широкое лицо его казалось бледным, потому что он был рыж. Короткий рыжий ежик под мелкой фуражкой и на щеках пушистые рыжие бакенбарды. И ресницы немигающих глаз тоже были рыжие.

— Не бзди,— успокоил он меня. — Здесь они нас не достанут. Мы в Неву можем уйти, а оттуда хоть в Финляндию… Давай. Оплати катание.

Он это назвал «катанием». Я полез в свой «прикид» за бумажником. Наличных оказалось прилично. Две бумажки по пятьдесят и несколько десяток. Мой спаситель взял своей пухлой рукой деньги и развернул их веером перед моим носом. На тыльной стороне пухлой ладони заходило за горизонт татуированное солнце. А над солнцем печатными буквами синела надпись: «В ЖИЗНЕ» и на фалангах пальцев по букве «Л.Е.Н.Я».

«В жизне (так и было наколото) Леня» — сложил я в уме загадочную надпись и задумался: «Если в жизни он Леня, то, во-первых, где он еще бывает, кроме этой жизни? И, во-вторых, кто же он там, и, наконец, где он настоящий?»

Бледнолицый шлепнул меня купюрами по носу:

— Это все?

В ответ я вывернул наизнанку бумажник.

Спаситель мой очень обиделся.

— Почему ты так дешево ценишь свою жизнь?

— Просто у меня с собой больше нет, — оправдался я, — А что, разве мало? На ящик пива хватит…

— Да не в этом дело, — махнул рукой спаситель. — Почему ты в принципе себя так низко ценишь? Как ящик пива! Почему?

Я задумался:

— Ну, а ты меня во сколько оцениваешь?

Спаситель внимательно оглядел мой мокрый костюм от Версаче.

— Я тебя очень высоко оцениваю.

— Спасибо,— скромно поблагодарил я.— Нельзя ли конкретней?

Спаситель поднял немигающие глаза к зеленой луне над Михайловским замком, задумчиво пожевал губами и сказал:

— Конкретно — лимон.

Я уточнил осторожно:

— Старых или новых?

Он посмотрел на меня как на идиота:

— Зеленых.

Я понял, с кем имею дело, и улыбнулся ему очень доброжелательной улыбкой.

— Хорошие у тебя шутки, капитан.

— Какие шутки? — немигающие глаза глядели на меня с вызовом. — Ты сам при уговоре сказал: «Сколько попросишь!» Сказал или нет?

Я кивнул.

— Ты сам попросил меня оценить твою жизнь. Так или нет?

Я опять кивнул.

— Вот я ее и оценил. Лимон зеленых! Гони! — и он протянул мне пухленькую ладонь.

Я улыбнулся ему еще доброжелательней.

— Ты у меня можешь попросить и зеленую луну с неба. Только разве я смогу ее тебе дать?

Спаситель с сожалением посмотрел на луну, а потом обиженно на меня. Я начал оправдываться, сбиваясь:

— Ты спас мне жизнь… Я тебе благодарен. Безумно благодарен… Проси сколько хочешь. Но конкретно. В пределах разумного… Я согласен заплатить… Сколько в моих силах. Пожалуйста…

Спаситель хитро почесал рыжую бакенбарду:

— А ты сам-то знаешь свои силы? Ты уже оценил себя в ящик пива…

Если бы я знал, сколько раз еще мне придется вспоминать эти мудрые слова моего спасителя. Но тут я просто шлепнул его по круглому колену:

— Поехали ко мне. Хлопнем по рюмке и вместе решим, что в моих силах…

Он меня оборвал сурово:

— Нельзя. Я на работе. Через час начнется самый пик.

Я знал, что действительно где-то между двенадцатью и часом ночи на июньской Мойке воцаряется недолгая тишина. А потом ее берега снова огласятся ревом моторов и пьяными криками. Я мгновенно взвесил свои скудные накопления, хранящиеся под корешком любимой книги о некоронованном короле Африки Сесиле Родсе.

— Поехали ко мне. Я оплачу тебе всю эту ночь.

Спаситель улыбнулся одними губами — крупные желтые глаза глядели строго и серьезно:

— К тебе нельзя. Они тебя теперь не оставят.

— Ты-то откуда знаешь?

— Знакомая бригада. Ты у них первый прокол.

Я опешил.

— Ты их знаешь?

— Ну.

— И у спуска… У спуска ты не случайно катер поставил?

— Ну. Я ихний черный джип сразу узнал.

Я смотрел на спасителя с ужасом. Он меня успокаивал.

— У них своя работа, у меня своя…

— Как это?

— Они убивают, а я спасаю.

Зеленая луна прочно сидела на шпиле Михайловского замка, а за Петропавловским шпилем еще гасло зеленое солнце. Все походило на дикий бред. Бледнолицый Спаситель смотрел на меня сочувственно.

— Зачем ты спасаешь? — спросил я у него.

— Голый расчет, — ответил он загадочно.

— Объясни.

И он не торопясь объяснил.

— За то, что они убивают, им платят хорошие бабки. Так?

Я кивнул.

— А если я спасу недострелянного, он мне заплатит покруче. Так?

Я засмеялся.

— И многих ты уже спас?

Спаситель улыбнулся одними губами.

— Ты их первый прокол. Ты мой единственный шанс. И я его не упущу.

От этих его слов у меня мурашки забегали по позвоночнику. И я впервые назвал его «по жизне».

— Леня, что ты от меня хочешь?

Он удивился моей непонятливости.

— Как тебя зовут?

— По жизни? — уточнил я.

— Ну. Мы же здесь пока.

Я сказал обреченно:

— По жизни меня зовут Слава.

Леня подмигнул мне желтыми глазами:

— Покатаешься еще, Славик!

— Зачем? — спросил я тоскливо.

Он мне объяснил очень доходчиво:

— Должен же я узнать — сколько в твоих силах? Сам ты мне никогда не признаешься откровенно. Потому что не знаешь себе цену. А я возьму с тебя ровно столько, сколько ты стоишь!