Уоррен Мерфи - Остров Зомби
– Вот гарантия наших прав. У нас самые совершенные законы в мире. Разве не так?
И прибавлял, что если кто-нибудь не верит ему, пусть откроет коробку и сам убедится. Но все верили отцу Сакристо на слово.
Однажды отцу Сакристо донесли, что его хотят убить. Сакристо знал, где живет убийца, и они с отцом отправились туда, чтобы упредить врага. Их сопровождала личная охрана Сакристо в количестве пятидесяти человек. Назад Сакристо и охрана вернулись с телом президента. По их словам тот погиб, храбро сражаясь с врагом. Смерть наступила мгновенно – в перестрелке. Никому не показалось странным, что убит он пулей в затылок, хотя враг находился перед ним. А если кому-то и показалось, то он не стал докладывать об этом Сакристо, который теперь, наследуя власть, сам стал президентом.
Под предлогом выявления врагов, которые погубили его отца, Сакристо лично перестрелял тех генералов, которые хранили его отцу верность.
Сакристо любил пулю. Она дала ему все. И он не собирался слушать разные сказки про средства, которые надежнее пули.
– Клянусь жизнью, это так, – настаивал министр юстиции.
Жирное лицо Сакристо Корасона расплылось в улыбке.
– Конечно, я, может быть, преувеличиваю, – вдруг испугался министр, сообразив, что заигрался и рискует жизнью.
– Вот именно, – сказал Корасон.
Он не повысил голоса. Ему нравился просторный дом министра юстиции: неказистый с виду, изнутри он поражал воображение мраморной отделкой полов и ванных комнат и хорошенькими девушками, которые никогда не выходили на улицу.
Они отнюдь не были дочерьми министра. Так уж повелось, что если подданные не держали красавиц-дочерей под замком, президент или кто-то из его окружения мог воспользоваться ситуацией и лишить девушку невинности. Корасон был разумным человеком. Он мог понять отца, не выпускавшего дочь из дома, – значит, тот дорожил ею. Но зачем скрывать от чужих глаз совершенно посторонних девушек? В его представлении это был тяжкий грех. Безнравственно прятать красивую девушку от президента, твоего господина.
В конце концов министр юстиции доставил президенту аппарат, что был, по его словам, лучше пули. Его привез в тяжелом ящике миссионер из больницы в горах. Ящик представлял собой куб, сторона которого равнялась двум футам, и сдвинуть его с места было трудновато.
Миссионер – одновременно доктор и священник – жил на Бакье ухе несколько лет. Корасон приветствовал его в высокопарных цветастых выражениях, как и положено приветствовать служителя Бога, и попросил продемонстрировать свое волшебство.
– Но это не волшебство, господин президент. Все свершается по законам науки.
– Хорошо, хорошо. Начинайте. На ком испробуем?
– Раньше этот прибор помогал обрести здоровье, но он испортился. Не помогает, а даже... – Тут голос доктора дрогнул, и он закончил фразу очень печально: – Теперь он убивает, а не лечит.
– Дороже здоровья нет ничего. Имей здоровье, и у тебя есть все. Абсолютно все. Но давайте все же посмотрим, как он работает. Пусть убьет кого-нибудь. И тогда мы увидим, действительно ли он надежнее вот этого.
И президент любовно извлек блестящий хромированный пистолет 44-го калибра с перламутровой рукояткой, на которой выделялась президентская эмблема. Пистолет был к тому же заколдован и, как утверждали некоторые жрецы вуду, направлял пулю точно в цель, наделяя ее чуть ли не разумом и заставляя угадывать волю президента.
Президент поднес длинный блестящий ствол к голове министра юстиции.
– Некоторые утверждают, что твой ящик могущественней пули. Они готовы жизнью поклясться, правда?
Министр юстиции впервые осознал, насколько велик, устрашающе велик ствол 44-го калибра. Дуло глядело на него черным туннелем. Он представил себе, как из этого туннеля вылетит пуля. Правда, он не успеет ее увидеть. На другом конце ствола произойдет маленький взрыв, и – ба-бах! – мысли навсегда покинут его голову, ведь этот пистолет разносит мозг в клочья, особенно если пули отливают из мягкого свинца с маленькой полостью в середине, как у пуль «дум-дум». Вот и сейчас одна такая пуля ожидала своей очереди на другом конце ствола.
Министр юстиции слабо улыбнулся. Во всем этом была и другая сторона. Существовали западный и островной образы жизни. Последний уходил корнями в религию здешних гор, известную остальному миру под названием «вуду». Западный человек, воспитанный в преклонении перед магией науки, неминуемо вступал в конфликт с магией вуду.
Самолет – это продукт западной магии. И если он разбивался, то в результате действия магии островной. Это означало, что остров победил. Но если самолет приземлялся благополучно и особенно если на его борту находились подарки для президента, то снова торжествовал остров.
И сейчас старый надежный пистолет в руках Корасона и машина миссионера противостояли друг другу как местное волшебство и механизированная магия гринго, привезенная тощим и грустным доктором Пламбером.
В президентские покои – огромный зал с куполообразным потолком и мраморным полом, где торжественно вручались награды и принимались верительные грамоты послов и где иногда выпивавший лишку президент спал, тщательно заперев прочные, бронированные двери, чтобы никто не смог убить его во сне, – ввели свинью.
От этой недавно вывалявшейся в помоях свиньи премерзко пахло, засохшая грязь свисала с ее массивных боков. Двое солдат направляли ее в нужную сторону длинными палками с острыми наконечниками, чтобы она ненароком чего-нибудь не опрокинула.
– Теперь показывай, – приказал Корасон.
Было заметно, что он не верит в успех.
– Показывай! – в отчаянии повторил министр.
– Вы хотите, чтобы я убил свинью?
– У нее нет души. Начинай, – потребовал Корасон.
– У меня только раз получилось, – сказал доктор Пламбер.
– Неважно, сколько – раз, два, тысячу... Начинай. Давай, давай, – торопил миссионера министр юстиции.
Доктор Пламбер повернул выключатель, который приводил в действие небольшой генератор. Три четверти прибора занимало устройство, вырабатывающее электрический ток – в цивилизованной стране его с успехом заменили бы провод, штепсель и розетка. Но здесь, в Бакье, ничто не давалось без труда. У доктора Пламбера было тяжело на душе. Прошло только два дня со времени ужасной гибели Беатрисы, и в его памяти она с каждой минутой становилась все прекраснее. В своем воображении он добился того, в чем не преуспела сама несчастная жертва, тщетно прибегавшая к специальным кремам, упражнениям и поролоновым лифчикам: в его воображении у нее была грудь.
Доктор Пламбер еще раз осмотрел мунг, поставил нужное напряжение и направил на свинью объектив, вставленный в отверстие на передней стенке ящика. Затем включил аппарат.
Раздался звук, словно лопнул воздушный шар. В воздухе запахло жженой резиной. Свинья весом в триста пятьдесят фунтов исчезла почти беззвучно – лишь разок что-то хрустнуло, – оставив на мраморном полу черную с зеленоватым отливом жижу.
И все! Даже деревянные жерди, которыми погоняли скотину, превратились в угли – уцелели лишь металлические наконечники, звякнувшие об пол. Их обволакивал липкий клейстер.
– Амиго! Дружище. Брат родной. Святой человек. Поверь, я всей душой люблю Христа, – вкрадчиво заговорил Корасон. – Он одни из лучших богов на свете. А теперь он – мой самый любимый бог. Скажи, как это у тебя получается?
Доктор Прескотт Пламбер объяснил, как работает аппарат.
Корасон покачал головой.
– Какие, говоришь, надо нажать кнопки?
– Да вот эти. – Доктор Пламбер показал Корасону красную кнопку, включавшую генератор, и зеленую, пускающую излучение.
И тут случилось нечто ужасное. Корасон нечаянно уничтожил министра юстиции – точно так же, как незадолго до этого Пламбер убил прекраснейшую Беатрису. По комнате поползло зловоние – казалось, тлеет куча отбросов.
По спине доктора Пламбера побежали мурашки – излучение вызывало дрожь у людей, находящиеся неподалеку от жертвы.
– Боже мой! – зарыдал доктор Пламбер. – Это ужасно!
– Какая жалость! – произнес Корасон.
Он выразил сожаление еще раз, когда так же «нечаянно» уничтожил офицера охраны, которого подозревал в шантаже. Тот имел наглость тянуть денежки из посла иностранной державы, ничего не отстегивая президенту. Это произошло уже у дверей дворца.
– Какая жалость! – повторил Корасон, и водитель проезжавшего по главной улице Сьюдад Нативидадо «седана» исчез, а сам автомобиль, потеряв управление, врезался в веранду гостиницы.
– Вы сделали это нарочно! – гневно произнес доктор Пламбер.
– Наука требует жертв, – отозвался Корасон.
К этому времени вся охрана попряталась, у окон тоже не было ни души. Куда бы ни подтаскивал Корасон тяжелый аппарат, всех тут же как ветром сдувало. В конце концов на улице остались только иностранные туристы из отеля напротив. Они изумленно таращили глаза, не понимая, что происходит, но Корасон их не трогал. Он был неглуп и на Американский Доллар не замахивался.
