Фред Варгас - Неправое дело
Подсчитаем. Старухи хватятся завтра. Пока отыщут труп среди скал, где в ноябре никто не бывает, пройдет день, может, два. Время смерти определить будет невозможно. Прибавить ветер, дождь, прилив, не говоря уже о чайках, и все складывается превосходно. Снова эта улыбка. Обязательно сдерживать улыбку и следить, чтобы руки то и дело не сжимались, как всегда бывает после убийства. Убийство сочится из пальцев еще пять или шесть недель. Кроме челюсти, расслабить и руки, не упустить ни единой мелочи, строжайшая точность. Те ничтожества, которые попались потому, что чересчур тряслись и нервничали, радовались, выставляли себя напоказ или изображали чрезмерное равнодушие, – просто слабаки, не умеющие себя держать. Но он не так глуп. Когда сообщат новость, проявить интерес и даже сочувствие. Свободно болтать руками при ходьбе, держаться спокойно. Подсчитаем. Завтра поиск начнут жандармы и, естественно, добровольцы. Примкнуть к ним? Нет, он не так глуп. Убийцы слишком часто лезут в помощники. Всем известно, что даже самый тупой жандарм подозрителен и составляет список добровольцев.
Оттачивать мастерство. Заниматься обычной работой, ровно улыбаться, расслабить руки и справляться о новостях, не более. Унять напряжение в пальцах, им сейчас не время дрожать, совсем не время, да это и не в его духе. Строго следить за губами и руками, в этом залог успеха. Сунуть руки в карманы или небрежно скрестить. Но не чаще обычного.
Следить за происходящим вокруг, наблюдать за другими, но все как всегда, не уподобляться убийцам, которые думают, что их касается каждая мелочь. Однако уделять мелочам внимание. Все меры предосторожности были приняты, но всегда нужно остерегаться дураков, топчущих эту землю. Всегда. Предполагать, что какой-нибудь придурок мог что-то заметить. Предвидеть – в этом залог успеха. Тот, кому вздумается сунуть нос в его дела, умрет. Чем меньше в мире дураков, тем лучше. Он умрет, как другие. Подумать об этом прямо сейчас.
III
Луи Кельвелер уселся на сто вторую скамью в одиннадцать. Венсан уже сидел там и листал газету.
– Что, больше заняться нечем? – спросил Луи.
– Наклевываются две-три статьи. Если там что-то выгорит, – сказал он, не глядя на дом напротив, – репортаж мой?
– Само собой. Главное, держи меня в курсе.
– Само собой.
Кельвелер достал из пакета бумагу и книгу. Осень была нежаркой, и он никак не мог приспособиться к работе на этой скамье, еще мокрой после ночного дождя.
– Что переводишь? – поинтересовался Венсан.
– Книжку про Третий рейх.
– С какого языка?
– С немецкого на французский.
– И хорошо заплатят?
– Прилично. Ты не против, если я посажу Бюфо на лавку?
– Вовсе нет, – ответил Венсан.
– Только не тревожь его, он спит.
– Я еще не настолько чокнутый, чтобы заводить разговор с жабой.
– Порой говоришь одно, а делаешь другое.
– Ты-то с ним часто болтаешь?
– Постоянно. Бюфо в курсе всех дел, он настоящий сейф, хранитель скандальных историй. Слушай, сегодня кто-нибудь подходил к лавочке?
– Это ты мне или жабе?
– Жаба утром спала, значит, тебе.
– Понятно. Никто не подходил. По крайней мере, с половины восьмого. Кроме старой Марты. Мы перекинулись парой слов, и она отчалила.
Венсан достал ножнички и вырезал статьи из стопки газет.
– Ты теперь как я? Все вырезаешь?
– Ученик должен подражать учителю до тех пор, пока тому не надоест и он не вышвырнет его вон. Для ученика это знак, что теперь он и сам может стать учителем, верно? Тебя это, часом, не раздражает?
– Ничуть. Ты мало внимания уделяешь провинции, – сказал Кельвелер, проглядывая стопку газет Венсана. – Здесь все слишком столичное.
– Времени не хватает. У меня же нет, как у тебя, целого батальона подручных, которые доставляют свежие новости со всех концов Франции, я же не такой патриарх Потом и у меня будет своя агентура. Что за люди на тебя работают?
– Парни вроде тебя, женщины вроде тебя, журналисты, активисты, любопытные, бездельники, ищейки, судьи, хозяева кафе, философы, легавые, продавцы газет, торговцы жареными каштанами, торговцы…
– Понятно, – перебил Венсан.
Кельвелер поглядывал то на решетку вокруг соседнего дерева, то на Венсана, то по сторонам.
– Потерял что-нибудь? – спросил Венсан.
– Вроде того. И кажется, в одном месте потерял, а в другом нашел. Ты точно помнишь, что никто не подходил сюда утром? Ты не уснул над своими газетами?
– После семи утра я больше не засыпаю.
– Да ты герой.
– В провинциальной прессе, – упрямо твердил Венсан, – одна уголовщина, с этим далеко не уедешь. Варятся в собственном соку, мне это не интересно.
– Вот и заблуждаешься. Предумышленное убийство, клевета на соседа, какой-нибудь ложный донос могут привести к большой куче дерьма, где зреют мерзости крупного масштаба и общие сговоры. Лучше заниматься всем без разбора. Я специалист широкого профиля.
Венсан что-то проворчал, а Кельвелер отошел посмотреть решетку у дерева. Венсан был прекрасно знаком с теориями Кельвелера, а среди них – с теорией правой и левой руки. «Левая рука, – рассуждал Луи, подняв ладони и растопырив пальцы, – недоразвитая, неловкая и нерешительная, следовательно, она порождает спасительный сумбур и сомнения. Правая же рука – твердая, уверенная, ловкая – проводник человеческого гения. Она – воплощение мастерства, порядка и логики. А теперь, Венсан, слушай внимательно. Стоит тебе отклониться вправо хотя бы на два шага, прибавляется уверенность и суровость, замечаешь? Шагни еще правее, и тебя уже неумолимо влечет совершенство, а дальше непогрешимость и нетерпимость. Вот ты уже – лишь половина человека и резко кренишься вправо, не сознавая всей прелести смятений и с тупой жестокостью отвергая добродетель сомнения; ты можешь и не заметить, как это произойдет, не воображай себя неуязвимым, будь начеку, у тебя, в отличие от собак, две руки». Венсан улыбнулся и пошевелил руками. Он научился отыскивать людей с креном в ту или иную сторону, но его интересовала только политика, тогда как Луи брался за любые дела. А пока что он стоял, опершись о дерево, и разглядывал решетку.
– Что ты там делаешь? – спросил Венсан.
– Видишь, что-то там белеется на решетке?
– Да вроде.
– Ты бы не мог мне это поднять? А то мне с моей коленкой не присесть.
Венсан со вздохом встал. Он никогда не спорил с Кельвелером, мастером рассуждать о сумбуре, и не собирался спорить теперь.
– Возьми платок, кажется, оно воняет.
Венсан покачал головой и вручил Луи драгоценную находку в обрывке газеты, потому что платка у него не было. Затем снова уселся на лавку и взял ножницы, не удостоив Кельвелера взглядом, – всякой любезности есть предел. Однако краем глаза он наблюдал за тем, как Луи разглядывает находку со всех сторон.
– Венсан?
– Что?
– Сегодня утром был дождь?
– С двух часов ночи ни капли.
Венсан когда-то начал свою карьеру с метеопрогнозов для местной газеты и всегда внимательно следил за погодой. Он много знал о том, почему вода падает на землю, а почему остается на небесах.
– Так сегодня утром никто не проходил, ты уверен? Может, кто-нибудь пса выгуливал?
– Ты заставляешь меня десять раз повторять одно и то же. Единственная живая душа, которую я видел, была Марта. Ты за ней ничего не заметил? – прибавил Венсан, склонился над газетой, потом принялся ножницами чистить ногти. – Кажется, ты вчера ее видел?
– Да, вчера в кафе сыграл партию на волынке.
– Ты ее провожал?
– Да. – Кельвелер сел, по-прежнему разглядывая находку в газете.
– И ты ничего не заметил? – немного сердито спросил Венсан.
– Скажем так, она была не в лучшем виде.
– И все?
– Да.
– Неужели все? – воскликнул Венсан. – Ты читаешь лекции об архиважности мелких бытовых преступлений, носишься со своей жабой, по полчаса разглядываешь всякий мусор, который нашел под деревом, а в Марте, которую знаешь двадцать лет, ты ничего не заметил. Браво, Луи, молодец!
Кельвелер тут же впился в него глазами. Поздно, подумал Венсан, ну и черт с ним. Зеленые глаза Луи в обрамлении темных ресниц, будто подведенные тушью, из туманно-мечтательных превращались в пронзительно-колючие. Рот тут же сурово сжимался, и обычная мягкость мгновенно улетучивалась, будто стайка воробышков. В такие минуты его лицо напоминало чеканные профили на медалях, вряд ли способные вызвать улыбку. Венсан тряхнул головой, словно отгоняя осу.
– Рассказывай, – бросил Кельвелер.
– Марта уже неделю ночует на улице. Их комнатки отобрали, хотят сделать шикарные однокомнатные квартиры-студии. Новый хозяин их всех вышвырнул.
– Почему она мне ничего не сказала? Разве их не должны были предупредить заранее? Да убери ты свои ножницы, порежешься.
– Они попытались отстоять свои каморки, а их выселили.
