Линвуд Баркли - Исчезнуть не простившись
И безусловно, прошло очень много времени с той поры, как она в последний раз переступила его порог.
Казалось, она вросла в землю, явно не в состоянии сделать хоть один шаг к двери. Я хотел подойти к ней, подвести к порогу. Дорожка всего в тридцать футов, но она протянулась на четверть века в прошлое. Я догадывался, что для Синтии это равносильно перевернутому биноклю: когда смотришь в него не с той стороны. Можно идти целый день и так и не дойти.
Но я остался на месте, на другой стороне улицы, глядя ей в спину, на короткие рыжие волосы. У меня были свои указания.
Синтия застыла, как будто ждала разрешения приблизиться. И получила его.
— Ладно, миссис Арчер. Идите к дому. Не торопясь. Нерешительно, словно в первый раз собираетесь войти с той поры, как вам было четырнадцать.
Синтия взглянула через плечо на женщину в джинсах и кроссовках, волосы затянуты в хвост, хвост продет в отверстие бейсболки. Она была помощницей режиссера.
— Это и в самом деле первый раз.
— Да, да, но смотрите не на меня, — сказала девушка с хвостом, — а на дом и начинайте двигаться по дорожке, вспоминая тот день, двадцать пять лет назад, когда все это случилось. О'кей?
Синтия взглянула в мою сторону и поморщилась, а я слабо улыбнулся, будто мы с ней заговорщики.
И она двинулась по дорожке, очень медленно. Если бы не работала камера, она бы тоже так шла? Со смесью решительности и страха? Возможно. Однако сейчас это казалось фальшивым, вымученным.
Но когда Синтия поднялась по ступенькам к двери и протянула руку, я увидел, как она дрожит. Настоящая реакция, означающая, на мой взгляд, что камере ее не ухватить.
Она повернула ручку двери, собираясь ее толкнуть, но девушка с хвостом заорала:
— Годится! Здорово! Задержите руку на мгновение! — И повернулась к оператору: — Давай устраивайся внутри. Снимем, как она входит.
— Нет, вы, наверное, шутите, мать вашу, — сказал я достаточно громко, чтобы услышала вся команда — с полдюжины людей, занимавшихся съемкой и записью звука, плюс Паула Мэллой, со сверкающей улыбкой и костюмом от Донны Каран.
Ко мне подошла сама Паула.
— Мистер Арчер! — Она протянула руки, касаясь меня пониже плеч, эдакий типичный жест Мэллой, торговая марка. — Все в порядке?
— Как вы можете так с ней поступать? — возмутился я. — Моя жена входит туда впервые после того, как ее семья исчезла, а вы только и орете «снято!»?
— Терри! — Она придвинулась поближе. — Могу я называть вас Терри?
Я промолчал.
— Терри, мне очень жаль, но нам необходимо установить камеру, поскольку мы хотим снять лицо Синтии крупным планом, когда она войдет в дом после всех этих лет, и это должно быть по-настоящему. Честно. Думаю, вы оба хотите того же.
Нет, это же надо! Репортер с развлекательной телевизионной программы «Дедлайн», которая только и делает, что вспоминает невпопад нераскрытые преступления давних лет, гоняется за какой-нибудь знаменитостью, севшей поддатой за руль, или цепляется к поп-звезде, не успевшей пристегнуть своего малыша на сиденье, взялась за честную передачу!
— Конечно, — устало сказал я, думая о том, что заставило нас пойти на это: вдруг после долгих лет выступление по телевизору принесет Синтии хоть какие-то ответы? — Конечно, валяйте.
Паула продемонстрировала идеальные зубы и быстро зашагала назад через улицу, стуча высокими каблуками.
Когда мы с Синтией сюда приехали, я изо всех сил старался не путаться под ногами. Договорился, что меня на целый день освободят от занятий в школе. Мой директор и давний друг Ролли Кэрратерз понимал, насколько важно для нас с Синтией участие в этом шоу, поэтому договорился с другим учителем, чтобы тот провел мои уроки английского языка и литературного творчества. Синтия на день отпросилась у Памелы, в магазине одежды которой она работала. По дороге мы завезли нашу восьмилетнюю дочь Грейс в школу. Грейс наверняка было бы интересно посмотреть, как работает съемочная группа, но знакомство с данным процессом не должно было стать частью личной трагедии ее матери.
В доме сейчас жила пожилая пара, переехавшая сюда лет десять назад из Хартфорда, поближе к своей яхте, стоящей в гавани Милфорда. Продюсеры заплатили им зато, чтобы они на день убрались из дома и телевизионщики смогли бы там свободно разгуляться. Команда принялась убирать отвлекающие внимание безделушки и личные фотографии со стен, стараясь, чтобы дом выглядел если и не совсем как во времена Синтии, то по крайней мере похоже.
Прежде чем отправиться в однодневное плавание, владельцы сказали несколько слов в камеру, стоя на лужайке перед домом.
Муж: Трудно представить, что здесь произошло в те давние годы. Невольно думаешь: а вдруг их всех порезали на мелкие кусочки и зарыли в погребе?
Жена: Знаете, иногда мне слышатся голоса. Будто их призраки все еще бродят по дому. Порой сижу я на кухне, и вдруг становится холодно, словно кто-то из них — мать, отец или мальчик — только что прошел мимо.
Муж: Покупая дом, мы и понятия не имели, что здесь произошло. Кто-то другой приобрел его, а потом перепродал нам. Но узнав, что здесь случилось, я пошел в библиотеку Милфорда и все прочитал. Знаете, невольно задаешься вопросом, как вышло, что ее пощадили? А? Немного странно, не находите?
Синтия, которая наблюдала за происходящим из-за телевизионной машины, крикнула:
— Простите? Вы что хотите этим сказать?
Человек из команды повернулся и шикнул на нее. Но не на ту напал.
— Не смейте на меня шикать, мать твою, — заявила она и снова крикнула: — Что вы имеете в виду?
Мужчина изумленно повернулся. По-видимому, он представления не имел, что человек, о котором говорил, здесь присутствует. Продюсер взяла Синтию за локоть и аккуратно, но решительно завела за машину.
— Это что за дерьмо? — спросила Синтия. — Этот тип хочет сказать, будто я имею какое-то отношение к исчезновению моей семьи? Я столько лет терпела это…
— Не беспокойтесь о нем. — мягко произнесла продюсер.
— Вы же говорили, что все это делается, чтобы помочь мне! — возмутилась Синтия. — Помочь мне узнать, что случилось с моей семьей. Только поэтому я согласилась. Вы собираетесь показать его по телевизору? Что подумают люди, когда это услышат?
— Не волнуйтесь, — снова успокоила продюсер. — Мы не станем это использовать.
Наверное, в тот момент они испугались, что Синтия повернется и уйдет, прежде чем они успеют снять ее, поэтому хором принялись уверять, утешать, обещать, что едва эти кадры появятся на экране, наверняка кто-то располагающий хоть какой-то информацией их увидит. «Такое случается сплошь и рядом, — уверяли они. — Мы помогаем полиции распутать давно закрытые дела по всей стране!»
Как только им удалось убедить Синтию в своих благородных намерениях, а старых пердунов, живущих в доме, быстренько увезли, съемка продолжилась.
Я прошел за двумя операторами внутрь и ждал в сторонке, пока они устанавливали камеры, чтобы в разных ракурсах запечатлеть страх и смятение на лице Синтии при входе в дом. Я полагал, что на телевидении пленку отредактируют, может, смажут изображение, выкопают из своих запасников какие-нибудь штучки, чтобы привнести дополнительный драматический накал в событие, которое четверть века назад и так нашли бы достаточно драматичным.
Они провели Синтию наверх, в ее бывшую спальню. Им хотелось снять, как она туда заходит, но Синтии пришлось делать это дважды. В первый раз оператор ждал ее в комнате при закрытой двери. Второй раз они снимали ее из холла. Камера заглядывала ей через плечо, когда она входила в спальню. Когда эти кадры появились на экране, стало ясно, что они использовали какие-то особые линзы, чтобы картинка выглядела пострашнее.
Пауле Мэллой, начинавшей свою карьеру с прогнозов погоды, подправили макияж и уложили обесцвеченные волосы. Затем к их с Синтией юбкам прикрепили маленькие микрофоны, провода от которых бежали вверх под блузками, до самого воротника. Паула потерлась плечом о плечо Синтии, словно они старые подруги, вспоминающие прошлое, причем, увы, не хорошее, а плохое.
Когда они вошли в кухню под жужжание камер, Паула спросила:
— О чем вы тогда думали? — (Синтия шла как во сне.) — Вы все еще не слышали ни звука, не обнаружили брата на втором этаже, спустились сюда, в кухню, но и здесь тоже не было признаков жизни.
— Я не могла понять, что происходит, — тихо сказала Синтия. — Решила, что все уехали рано. Отец отправился на работу, а мать повезла брата в школу. Думала, они на меня злятся за то, что я скверно вела себя накануне.
— Вы были трудным подростком? — спросила Паула.
— Позволяла себе… отдельные проступки. Я ушла в тот вечер с парнем, которого родители не одобряли. Что-то пила. Но я не была такой, как некоторые дети. Хочу сказать, что любила своих родителей, и думала… — тут ее голос дрогнул, — они любят меня.
