Джой Филдинг - Не делись со мной секретами
— Да вот, торчу здесь. — Джесс взглянула на часы. В отличие от Грега Оливера на ее руке были простые часы марки «Таймекс» на дешевом черном кожаном ремешке. — Послушайте, мне бы хотелось, чтобы вы занялись делом Альвареза о наркотиках, когда дойдет до суда.
На лице Барбары Коэн отразились смешанные чувства возбуждения и опасения.
— Я думала, что вы хотите заняться им сами.
— Не могу. Увязла. К тому же вы, друзья, можете и сами справиться с этим. Если понадобится моя помощь, я рядом.
Барбара Коэн безуспешно попыталась сохранить на лице улыбку, на смену которой пришло более серьезное выражение профессиональной гордости.
— Хотите, я принесу вам кофе? — спросила она.
— Если я выпью еще хоть сколько-нибудь кофе, то мне придется каждые пять минут извиняться в суде и выходить, чтобы сделать пи-пи. Вы думаете, это прибавит присяжным уважения ко мне?
— Я бы на это не рассчитывала.
— Как же она могла оказаться без трусиков, — пробормотала Джесс. — По крайней мере она должна была бы подумать о возможных пятнах.
— Вы практичная женщина, — заявила Барбара и засмеялась, готовя тележку с досье к утреннему вызову судьи.
Спустя несколько минут пришел Нейл Стрейхорн, заявив, что он опасается, что простудился, и тут же сел за свой письменный стол. Джесс заметила, что его губы шевелятся: он беззвучно произносил слова своего заключительного заявления. Во всех кабинетах в управлении прокурора округа Кук началось движение — так цветок раскрывается навстречу солнцу.
Джесс отмечала про себя приход каждого сотрудника, слышала шум отодвигаемых стульев, передачу сообщений по факсам, звонки телефонов. Бессознательно она фиксировала прибытие каждой из четырех секретарш, которые обслуживали восемнадцать юристов крыла, могла различить тяжелые шаги Тома Олински, инспектора судебного процесса, когда он направлялся в свой кабинет в конце длинного коридора.
«В Соединенных Штатах каждый день насилуется 1871 женщина», — опять мысленно произнесла она фразу, пытаясь снова сосредоточиться на выступлении.
Одна из секретарш, негритянка с фигурой груши, которой можно было дать от двадцати до сорока лет, заглянула в дверь кабинета, ее длинные, красные сережки покачивались, доставая чуть ли не до плеч.
— Пришла Конни Девуоно, — сообщила она и тут же отошла в сторону, как будто ждала, что Джесс чем-нибудь запустит ей в голову.
— Что вы имеете в виду — пришла?
— Я хочу сказать, что она находится у двери, видимо, прошла мимо приемной. Говорит, что хочет поговорить с вами.
Джесс взглянула на записи в своем календаре.
— Наша встреча намечена на четыре часа. Вы сказали ей о том, что через несколько минут мне надо быть в зале суда?
— Сказала. Но она настаивает на встрече с вами прямо сейчас. Очень расстроена.
— Ничего нет удивительного, — заметила Джесс, вспомнив о вдове среднего возраста, которую жестоко избил и изнасиловал мужчина, а потом пригрозил, что убьет ее, если она покажет на него в суде. Суд должен состояться через десять дней.
— Салли, проводите ее, пожалуйста, в зал заседаний. Я сейчас тоже приду туда.
— Не хотите, чтобы я переговорила с ней? — вызвалась Барбара Коэн.
— Нет. Я сделаю это сама.
— Думаете, что это связано с неприятностями? — спросил Нейл Стрейхорн, когда Джесс выходила в коридор.
— А с чем же еще?
Зал заседаний представлял собой небольшую комнату без окон. Почти всю площадь занимал старый стол орехового дерева и восемь коричневых стульев с низкими спинками. Стены были того же монотонного белого цвета, что и остальные комнаты, на полу лежал потертый бежевый ковер.
Конни Девуоно стояла при входе, у самой двери. Казалось, она усохла с того времени, когда Джесс видела ее в последний раз, и черное пальто висело на ней мешком. Цвет лица настолько бледный, что отдавал зеленым оттенком, темные мешки под глазами — печальное свидетельство того, что она, возможно, не спала уже неделю. Только черные глаза излучали злую энергию, оставаясь следом былой красоты этой женщины, Конни Девуоно.
— Извиняюсь, что побеспокоила вас, — произнесла она.
— Просто дело в том, что у нас мало времени, — шепотом заметила Джесс, словно опасаясь, что, если начнет говорить громче, женщина может рассыпаться. — Примерно через полчаса мне надо быть на суде. — Джесс выдвинула один из небольших стульев, предлагая Конни присесть. Женщину не потребовалось упрашивать. Она плюхнулась, как сжимаются меха опущенного аккордеона. — Как вы себя чувствуете? Не хотите ли чашечку кофе? Стакан воды? Дайте мне ваше пальто.
Конни Девуоно трясущейся рукой отклонила каждое предложение. Джесс обратила внимание, что ногти ее были обкусаны до мяса, заусеницы кровоточили.
— Я не могу давать показания, — произнесла Конни, отвернувшись в сторону, тихим, еле слышным голосом. Несмотря на это, смысл их был такой, как будто их прокричали.
— Что?! — воскликнула Джесс, хотя расслышала каждое слово.
— Я сказала, что не могу давать показания.
Джесс опустилась на другой стул и подалась в сторону Конни Девуоно, так что их коленки соприкоснулись. Она взяла руки женщины в свои. Они были холодные как лед.
— Конни, — медленно начала она, пытаясь согреть ее руки, — это дело целиком держится на вас. Если вы не станете давать показания, то мужчина, который напал на вас, будет освобожден.
— Знаю. Сожалею об этом.
— Вы сожалеете об этом?
— Я не могу пойти на это. Не могу. — Она заплакала.
Джесс быстро вынула из кармана своего серого жакета бумажную салфетку и предложила Конни. Та не обратила на нее никакого внимания, только всхлипывания стали громче. Джесс подумала о сестре, об ее умении без особого труда успокаивать плачущих детей. Джесс не обладала такими талантами. Она могла лишь беспомощно сидеть и наблюдать.
— Знаю, что подвожу вас, — продолжала Конни Девуоно, ее плечи вздрагивали. — Знаю, что я подвожу всех…
— Не волнуйтесь за нас, — ответила Джесс. — Побеспокойтесь о себе. Думайте о том, как поступил с вами этот негодяй.
Взгляд сердитых глаз женщины глубоко вонзился в Джесс.
— Неужели вы думаете, что я смогу когда-нибудь забыть об этом?
— Тогда вы должны позаботиться о том, чтобы он не смог еще раз поступить так же.
— Я не могу давать показания. Просто не могу. Не могу!
— Ладно, ладно, успокойтесь. Все в порядке. Постарайтесь не плакать. — Джесс откинулась на спинку стула и попыталась мысленно проникнуть в сознание Конни. Видимо, что-то случилось с тех пор, как она разговаривала с ней в последний раз. Во время каждой из предыдущих встреч Конни, хотя и была напугана, твердо стояла на том, чтобы давать показания. Дочь итальянских иммигрантов, она выросла в семье, которая горячо верила в американскую систему правосудия. Такая вера произвела на Джесс большое впечатление. Хотя она проработала в управлении прокурора штата уже четыре года, Конни верила в эту систему сильнее Джесс.
— Что-нибудь случилось? — спросила Джесс, заметив, что Конни успокаивается.
— Мне надо подумать о сыне, — с чувством заявила Конни. — Ему всего восемь лет. Его отец два года назад умер от рака. Если со мной что-то случится, он останется один.
— Ничего с вами не может случиться.
— Моя мать слишком стара, чтобы ухаживать за ним. Очень плохо говорит по-английски. Что будет со Стефаном, если я погибну? Кто о нем позаботится? Не вы же?
Джесс понимала, что вопрос звучит чисто риторически, но все же попыталась ответить на него.
— Боюсь, что я не очень ловко умею обращаться с мужчинами, — произнесла она тихо, надеясь вызвать у собеседницы улыбку, наблюдая, как Конни Девуоно борется с готовностью уступить ей. — Но, Конни, с вами ничего не произойдет, после того как Рика Фергюсона упрячут за решетку.
Даже само упоминание имени этого человека вызвало заметную дрожь у Конни.
— Потеря отца уже явилась тяжелым ударом для Стефана в таком юном возрасте. Что может быть хуже, если погибнет еще и мать?
Джесс почувствовала, что слезы подступают к глазам. Она кивнула. Ничего не может быть хуже.
— Конни, — начала она опять, удивляясь дрожи своего голоса. — Поверьте, я понимаю, о чем вы говорите. Понимаю ваши переживания. Но почему вы думаете, что если не станете давать показания, то окажетесь в безопасности? Рик Фергюсон уже один раз вломился к вам в квартиру и изнасиловал вас. Он так сильно избил вас, что вы в течение месяца едва могли открыть глаза. Он не знал, что вашего сына не было дома. Плевать он хотел на это. Почему вы думаете, что он не попытается повторить то же самое? Особенно если узнает, что такое ему может сойти с рук, так как вы слишком запуганы, чтобы одернуть его. Откуда вы знаете, что в другой раз он не тронет и вашего сына?
