Джон Гришем - Завещание

Так что вы понимаете, почему эти люди слетелись сюда – сияющие, ухоженные, трезвые (большинство по крайней мере).

Они жаждут увидеть на экране монитора волнующее представление, ожидая и надеясь, что старый хрен сможет справиться со своей задачей. Уверен, мои дети и бывшие жены сказали нанятым ими психиатрам: “Будьте снисходительны к старику.

Мы хотим, чтобы его признали здоровым”.

Если все довольны, зачем тревожиться из-за психиатров?

А затем, что я собираюсь обмануть всех еще один, последний раз и намерен сделать это наилучшим образом.

Приглашение психиатров, в сущности, моя идея, но мои Дети и их адвокаты слишком туго соображают, чтобы понять это.

Начинает Зейдель:

– Мистер Филан, вы можете назвать день, время и место, где вы находитесь?

Я чувствую себя первоклассником. Низко опускаю голову и размышляю так долго, что они, устав ждать, откидываются на спинки кресел и шепчут:

– Ну же, старый мерзавец. Конечно, ты знаешь, какой сегодня день.

– Понедельник, – тихо отвечаю я. – Понедельник, девятое декабря тысяча девятьсот девяносто шестого года. Место – мой офис.

– А время?

– Около половины третьего дня, – отвечаю я, – у меня нет часов.

– А где находится ваш офис?

– Маклин, Виргиния.

Фло наклоняется к своему микрофону:

– Можете ли вы назвать имена и даты рождения своих детей?

– Нет. Имена – да, но даты рождения – нет.

– Ладно, назовите имена.

Я делаю паузу. Еще рано демонстрировать остроту ума.

Надо заставить их попотеть.

– Трой Филан-младший, Рекс, Либбигайл, Мэри-Роуз, Джина и Рэмбл, – произношу я так, словно мне неприятна сама мысль о них.

Фло предоставляют право продолжить:

– Но был еще и седьмой ребенок, не так ли?

– Так.

– Вы помните его имя?

– Роки.

– А что с ним случилось?

– Он погиб в автокатастрофе. – Я выпрямляюсь в своей инвалидной коляске, поднимаю голову и поочередно смотрю в глаза каждому врачу, демонстрируя для камер абсолютную вменяемость. Уверен, дети и бывшие жены гордятся мной, наблюдая в своих маленьких группках за происходящим по монитору. Они сжимают руки своих нынешних мужей и жен и улыбаются в ответ на жадные взгляды адвокатов – пока старый Трой справляется с экзаменом.

Пусть мой голос звучит хрипло и глухо, пусть я, со своим сморщенным лицом, выгляжу безумцем в этом белом шелковом одеянии и зеленом тюрбане, но на вопросы-то отвечаю.

Ну давай, давай, старина, мысленно умоляют они.

Тишен спрашивает:

– Каково ваше нынешнее физическое состояние?

– Бывало и лучше.

– Говорят, у вас злокачественная опухоль.

Попал точно в цель, правда?

– Я полагал, что меня обследуют на предмет психического здоровья, – говорю я, бросая взгляд на Стаффорда, которому едва удается скрыть улыбку. Правила позволяют задавать любые вопросы. Это не суд.

– Вы правы, – вежливо отвечает Тишен. – Но всякий вопрос относителен.

– Понимаю.

– Вы ответите на мой последний вопрос?

– О чем?

– О раке.

– Конечно. Опухоль размером с мячик для гольфа – у меня в мозгу. Она растет с каждым днем, неоперабельна, и мой врач говорит, что я не протяну и трех месяцев.

Я почти слышу, как выстреливают пробки от шампанского. Опухоль нужно отметить!

– Находитесь ли вы в настоящий момент под действием каких-либо медикаментов, наркотиков или алкоголя?

– Нет.

– Пользуетесь ли вы какими-либо болеутоляющими средствами?

– Пока нет.

Теперь опять Зейдель:

– Мистер Филан, три месяца назад в опубликованном в “Форбсе” списке самых богатых людей мира ваше состояние оценивалось в восемь миллиардов долларов. Это близко к реальности?

– С каких это пор “Форбсу” можно доверять?

– Значит, цифра, указанная в журнале, неверна?

– В зависимости от положения на рынке мое состояние составляет от одиннадцати до одиннадцати с половиной миллиардов. – Я произношу это медленно, но голос звучит веско. Ни у кого размер моего состояния сомнений не вызывает.

Фло решает продолжить тему денег:

– Мистер Филан, можете ли вы описать в общих чертах структуру ваших корпоративных владений?

– Да, могу.

– И сделаете это?

– Пожалуй.

Я выдерживаю паузу – пусть попотеют. Стэффорд заверил меня, что я не обязан разглашать здесь приватную информацию. “Набросайте им лишь общую картину”, – сказал он.

– Группа “Филан” – частная корпорация, которая владеет семьюдесятью разными компаниями. Некоторые из них представляют собой акционерные общества открытого типа.

– Какая часть предприятий группы “Филан” принадлежит лично вам?

– Около семидесяти пяти процентов. Остальными владеет группа моих служащих.

К охоте присоединяется Тишен. На золоте сосредоточиться не трудно.

– Мистер Филан, имеет ли ваша корпорация свой интерес в компании “Спин компьютер”?

– Да, – медленно отвечаю я, стараясь мысленно отыскать “Спин компьютер” в джунглях своей корпорации.

– Сколькими процентами акций вы владеете в этом деле?

– Восемьюдесятью.

– Это открытое акционерное общество?

– Совершенно верно.

Тишен перебирает какие-то бумаги – на вид официальные документы, – я замечаю, что это годовой отчет корпорации и квартальные доклады, которые может раздобыть даже полуграмотный студент колледжа.

– Когда вы купили “Спин”? – спрашивает Тишен.

– Около четырех лет назад.

– Сколько заплатили?

– По четыре доллара за акцию, в общем – триста миллионов. – Нужно было бы отвечать помедленнее, но я ничего не могу с собой поделать. С нетерпением смотрю на Тишена, ожидая следующего вопроса.

– А сколько они стоят теперь? – спрашивает он.

– Ну, вчера при закрытии биржи они стоили сорок три с половиной, снизились на один пункт. С тех пор как я купил компанию, акционерный капитал дважды разделялся, так что сейчас ценные бумаги стоят около восьмисот пятидесяти.

– То есть восемьсот пятьдесят миллионов?

– Правильно.

На этом испытание можно бы считать законченным.

Коль скоро я в состоянии держать в памяти вчерашнюю стоимость акций при закрытии биржи, значит, мои противники должны быть удовлетворены. Я почти вижу их глупые улыбки, почти слышу приглушенные выкрики: “Ура! Молодчина, Трой, браво! Покажи им!”

Зейдель обращается к истории. Это попытка испытать мою память.

– Мистер Филан, где вы родились?

– В Монклере, штат Нью-Джерси.

– Когда?

– Двенадцатого мая тысяча девятьсот восемнадцатого года.

– Какова девичья фамилия вашей матери?

– Шоу.

– Когда она умерла?

– За два дня до Перл-Харбора.

– А ваш отец?

– Что – отец?

– Когда умер он?

– Не знаю. Он исчез, когда я был еще ребенком.

Зейдель смотрит на Фло, у которого вопросы записаны в блокноте.

– Кто ваша младшая дочь? – спрашивает тот.

– От какого брака?

– Ну, скажем, от первого.

– Значит, Мэри-Роуз.

– Правильно…

– Разумеется, правильно.

– Куда она уехала учиться?

– В университет Тулейна, Новый Орлеан.

– И что она там изучала?

– Что-то из области средневековья. Потом неудачно вышла замуж, как и все остальные. Наверное, дети унаследовали этот талант от меня. – Вижу, как врачи напряглись и ощетинились. А также представляю себе, как адвокаты и нынешние сожители и/или жены-мужья прячут улыбки, ведь никто не станет отрицать, что женился я действительно всегда неудачно.

А потомство производил еще хуже.

Фло оставляет эту тему. Тишен все еще под впечатлением моих финансовых откровений.

– Владеете ли вы контрольным пакетом акций в “Маунтин-ком”? – спрашивает он.

– Да, уверен, что это отмечено в ваших бумагах. “Маунтин-ком” – открытое акционерное общество.

– Каковы были ваши первоначальные инвестиции?

– Около восемнадцати долларов за акцию – всего десять миллионов акций.

– А теперь это…

– Вчера при закрытии биржи давали двадцать один доллар за акцию. За последние шесть лет произошел обмен и раздел, так что сейчас холдинг стоит около четырехсот миллионов. Вы удовлетворены ответом?

– Да… полагаю, да. Сколько открытых акционерных обществ вы контролируете?

– Пять.

Фло бросает взгляд на Зейделя. Интересно, долго еще это будет продолжаться? Я чувствую, что устал.

– Есть еще вопросы? – спрашивает Стаффорд. Мы не собираемся оказывать на них давление, поскольку хотим, чтобы они получили максимальное удовлетворение.

– Вы собираетесь сегодня же подписать новое завещание? – спрашивает Зейдель.

– Да, таково мое намерение.

– На столе перед вами лежит то самое завещание?

– Да.

– Отходит ли вашим детям значительная часть вашего состояния в соответствии с этим завещанием?

– Отходит.

– Вы готовы подписать завещание прямо сейчас?

– Готов.

Зейдель аккуратно опускает ручку на стол, задумчиво складывает руки на груди и смотрит на Стэффорда.