Нора Робертс - Ровно в полдень
— Все будет хорошо, Джо. Сейчас тебе придется пройти с полицейскими. Они должны взять у тебя показания. Но ты не беспокойся, с тобой все будет хорошо.
— Мне жаль, что так вышло.
— Я знаю, знаю. А теперь пойдем со мной. Пойдем, Джо.
Фиби помогла ему подняться и повела к двери, ведущей на лестницу.
— Теперь тебе надо будет одеться, — и далее, обращаясь к полицейским: — Никаких наручников! Джо, наш офицер принесет тебе рубашку, ботинки и какие-нибудь брюки. Ты не против?
Джо кивнул, и Фиби жестом направила полицейского к нему в спальню.
— Меня посадят в тюрьму?
— Совсем ненадолго. Мы сделаем все возможное, чтобы как можно скорее вытащить тебя.
— Ты позвонишь Лори? Если бы она пришла, я мог бы… мог бы доказать ей, что я действительно раскаиваюсь.
— Конечно, я позвоню ей. Этот солнечный ожог — им необходимо заняться. И еще: принесите побольше воды.
Джо, не поднимая глаз, стал натягивать джинсы.
— Извини, что так вышло, — буркнул он Дункану.
— Не переживай ты из-за денег. Вот что, найму-ка я тебе адвоката. — Дункан неуверенно взглянул на Фиби. — Как думаете?
— Это уж вы сами решайте. Все будет хорошо, — она ободряюще сжала руку Джо.
В сопровождении двух полицейских парень вышел из квартиры.
— Хорошая работа, лейтенант.
Фиби вытащила револьвер, открыла барабан.
— Всего одна пуля. Он собирался застрелить только себя и никого больше. Пятьдесят на пятьдесят, что он и в самом деле решился бы. — Она передала оружие капитану. — Думаю, вы уже поняли, что он должен переговорить с женой.
— Да, мне тоже так показалось, — заметил Дейв.
— Кто-то должен найти его жену. Если она вдруг заартачится, я сама поговорю с ней. — Фиби смахнула пот со лба. — Найдется тут немного воды?
Дункан протянул ей бутылку:
— Я принес несколько штук.
— Весьма признательна.
Потягивая воду, Фиби внимательно изучала молодого человека. Густые каштановые волосы, обрамляющие худощавое лицо. Красивый, правильных очертаний рот. В мягких голубых глазах застыло беспокойство.
— Вы будете выдвигать против него обвинения?
— Обвинения? В чем?
— Ну, он же не раз влезал в вашу кассу.
— Нет. — Дункан опустился на ручку кресла, закрыл глаза. — Господи помилуй, нет.
— Сколько он украл?
— Тысячи две, может, чуть больше. Да это неважно.
— Нет, важно. Он должен вернуть их — ради самоуважения. Если вы хотите помочь ему, то как-нибудь обсудите этот вопрос.
— Хорошо, так и сделаем.
— Вы, как я понимаю, еще и владелец дома?
— Да, что-то в этом роде.
Фиби взглянула на него с некоторым недоумением:
— Разве не вы отвечаете за это хозяйство? Можете перенести ему плату на следующий месяц?
— Бог ты мой, ну конечно.
— Вот и хорошо.
— Послушайте… все, что я знаю о вас, это только имя — Фиби.
— Макнамара. Лейтенант Макнамара.
— Мне нравится Джо. И я не хочу, чтобы он сидел в тюрьме.
Хороший парень, сказал о нем Джо. Пожалуй, он был прав.
— Я ценю ваше желание помочь Джо. Но он сам создал массу проблем, и будет лучше, если он же сможет решить их. Джо умолял о помощи, и теперь он ее получит. Но кража этих пяти тысяч не должна остаться для него безнаказанной.
— Я даже не знал, что он играет.
У Фиби вырвался короткий смешок:
— Вы — хозяин спортивного бара, и не знаете, что там делают ставки?
Дункан выпрямился. Он и без того чувствовал себя не в своей тарелке, а теперь и вовсе ощетинился:
— Послушайте, «Слэм Данк» — приличное место, а не какой-нибудь притон. Я не знал, что у парня проблемы, иначе не взял бы его в спортивный бар. Конечно, в том, что случилось, есть и моя вина, но…
— Да нет. — Фиби приложила холодную бутылку к влажному от пота лбу. — Мне жарко, и я раздражена. Просто не смогла удержаться. Простите меня. Обстоятельства загнали его на край крыши, но за эти обстоятельства отвечает только он и никто другой. Вы случайно не знаете, где найти его жену?
— Думаю, что сейчас она на параде — как и все прочие жители Саванны, за исключением разве что нас.
— Вы знаете, где она живет?
— Вообще-то нет. Но я дал капитану пару телефонных номеров — это их общие с Джо друзья.
— Мы ее найдем. Ну как, вы успели прийти в себя?
— Во всяком случае, я не собираюсь лезть на крышу, чтобы потом спрыгнуть оттуда. — Дункан задумчиво посмотрел на собеседницу. — Давайте я куплю вам что-нибудь выпить.
Фиби кивнула на бутылку с водой:
— Вы уже купили.
— Я мог бы предложить что-нибудь получше. — Теперь в его тоне явственно прозвучали обольщающие нотки.
— Все это замечательно, но вам пора домой, мистер Свифт.
— Дункан.
— М-м-м. — Слегка улыбнувшись, она встала и подняла свою куртку.
— Послушайте, Фиби, — он тоже шагнул за ней в сторону двери, — могу я позвонить вам, если вдруг почувствую желание покончить с собой?
— Обратитесь в службу психологической поддержки, — посоветовала она, даже не оглянувшись. — Вполне возможно, им удастся отговорить вас.
Дункан подошел к перилам и теперь смотрел, как она спускается вниз. Целеустремленность, вновь мелькнула у него мысль. Пожалуй, ему начинают нравиться целеустремленные женщины.
Затем он опустился на ступеньку и вытащил свой телефон. Дункан собирался позвонить лучшему другу — который по совместительству был и его адвокатом, — чтобы уговорить того заняться делом незадачливого самоубийцы и столь же незадачливого игрока.
С балкона второго этажа Фиби наблюдала за прыжками зеленой овчарки. Судя по всему, собака была чертовски довольна собой и охотно подстраивалась под ритм, задаваемый флейтой и барабанами, на которых играло трио лепреконов.
Джо остался жив, и хотя она пропустила начало парада, второй акт обещал быть не менее интересным.
Не такой уж паршивый способ провести День святого Патрика.
Рядом с Фиби подпрыгивала ее семилетняя дочь, обутая в ярко-зеленые кеды. Карли долго сражалась за эту обувь, отвергая все возражения насчет непрактичности и слишком высокой цены.
Сегодня она надела эти кеды с зелеными укороченными брюками, по всей поверхности которых были рассыпаны крохотные розовые точки, и с зеленой же рубашкой, украшенной розовой каймой. Эти вещи малолетней моднице также удалось отстоять в яростном споре с матерью. Впрочем, вынуждена была признать Фиби, ребенок действительно выглядел очень мило.
Рыжеватые волосы достались Карли от ее бабушки. От нее же она унаследовала кудряшки, хотя у самой Фиби волосы были абсолютно гладкими. Яркие голубые глаза тоже могли считаться наследством Эсси. Что касается промежуточного поколения, как часто думала о себе Фиби, то ему пришлось довольствоваться зелеными.
У всех трех женщин была очень светлая кожа, столь характерная для рыжеволосых людей. Но Карли унаследовала к тому же веснушки, а также очень милый ротик с глубокой ямочкой на верхней губе.
Порой, глядя на свою мать и дочь, Фиби с нежностью размышляла о том, как ей удалось стать связующим звеном между двумя столь похожими созданиями.
Фиби слегка сжала Карли плечо, а затем наклонилась, чтобы чмокнуть ее в рыжеволосую макушку. В ответ та просияла ослепительной улыбкой, продемонстрировав при этом нехватку двух передних зубов.
— Лучшее место в доме, — слегка отступив от двери, Эсси с нежностью улыбалась своим близким.
— Ты видела собаку, бабуля?
— Ну конечно.
Младший брат Фиби повернулся к матери:
— Хочешь, я принесу тебе стул?
— Нет, милый, — предложение Картера явно не вызвало у нее восторга. — Лучше я постою здесь.
— Ты можешь постоять у перил, бабуля, а я буду держать тебя за руку, — заявила Карли. — Здесь все равно что во внутреннем дворике.
— Ты права, детка. — Эсси осторожно двинулась к перилам, улыбаясь при этом несколько напряженно.
— Отсюда тебе будет лучше видно, — вновь подбодрила ее Карли. — Вот идет еще один оркестр! Правда, здорово? Посмотри, как резво они маршируют.
Надо же, как умело она успокаивает свою бабулю, подумала Фиби. Как крепко сжимает ее руку своей маленькой ручкой. И Картер — взгляните-ка — тоже встал рядом с мамой. Он что-то говорит ей, указывая в сторону разряженной толпы, а другой рукой осторожно придерживает ее за плечо.
Фиби знала, о чем могла думать ее мать, когда смотрела на Картера. После того как у нее появился свой ребенок, ей стала понятна эта всепоглощающая любовь. Но мама должна была чувствовать все гораздо острее. Стоило ей взглянуть на Картера — на его густые каштановые волосы, орехового цвета глаза, четкие линии рта, носа и подбородка, и перед ней, — как живой, вставал ее покойный муж, а также все то, что кануло в небытие с его преждевременной смертью.