Калипсо (ЛП) - Хантер Эван (Ивэн)
«Вскрытие обязательно при убийстве», — сказал Карелла.
«Меня никто не спрашивал, всё ли в порядке», — сказала миссис Хокинс.
«Мэм, они пытались…»
«Я знаю, что они пытались сделать, не думаете же вы, что я не разбираюсь? Но они сделали что должны. Если бы я была белой женщиной, живущей на Холл-авеню, они бы вмиг меня прикончили. И вы думаете, я сдам банковский счёт, на котором лежит двадцать шесть сотен долларов? Чтобы кто-то снял все деньги, и больше я об этих деньгах не видела и не слышала? Я знаю полицию, не думайте, что я не знаю, как вы работаете, все вы. Мне нужно полгода, чтобы заработать такие деньги после уплаты налогов.»
«Миссис Хокинс», — сказал Мейер, — «эта книжка для нас ничего не стоит.
И, возможно, для вас тоже.»
«Эта книжка стоит двадцать шесть сотен долларов.»
«Только если это совместный счёт», — сказал Мейер.
«Или доверительный счёт» — сказал Карелла.
«Я не знаю, что это значит.»
«Чьё имя указано на книжке?», — спросил Карелла.
«Клары Джин.»
«Тогда, мэм, банк просто не примет во внимание никакую подпись, кроме её, без завещательных или распорядительных писем.»
«Клара Джин умерла», — сказала миссис Хокинс. «Она больше не сможет подписать своё имя.»
«Это правда. Это значит, что банк будет держать эти деньги до тех пор, пока суд не решит, что с ними делать.»
«Что с ними делать? В семье были только я и Клара Джин, я — все, кто остался, они отдадут деньги мне, вот что.»
«Уверен, что так и будет. А пока никто не может к ним прикасаться, миссис Хокинс. Ни вы, ни мы, никто.» Карелла сделал паузу. «Можно нам взглянуть на книжку? Нам нужен только номер счёта.»
«Зачем? Чтобы заставить банк перечислить вам деньги?»
«Миссис Хокинс, вы, конечно, можете не верить, что какой-либо банк в этом городе выдаст деньги на личном сберегательном счёте…»
«Я уже не знаю, чему верить», — сказала миссис Хокинс и вдруг разрыдалась.
«Где книжка?», — спросил Карелла.
«В… вазе над телевизором в моей спальне. Она в вазе. Я подумала, что никто не станет искать в вазе», — сказала она, вытирая глаза, и вдруг посмотрела через кухонный стол на Кареллу. «Не крадите деньги», — сказала она. «Если у вас есть способ украсть их у меня, пожалуйста, не делайте этого. На этом счету кровь моей дочери. На эти деньги мы собирались выкупить её из борделя.»
«Что вы имеете в виду?», — сказал Карелла.
«Альбом», — сказала миссис Хокинс. «На эти деньги собирались издать альбом.»
«Какой альбом?», — сказал Мейер.
«Идея альбома, которая у неё возникла.»
«Да, какого альбома?»
«Обо всём, что она пережила в жизни.»
«В жизни», — сказал Карелла и посмотрел на Мейера. «Вот оно. Вот и связь. Кто собирался записывать этот альбом, миссис Хокинс? Она говорила?»
«Нет, она только сказала, что ей нужно три тысячи долларов на это.
Сказала, что разбогатеет на этом, заберёт нас обоих из Даймондбэка и, возможно, переедет в Калифорнию. Так что… пожалуйста, не крадите у меня эти деньги. Если… если суд должен решать, как вы говорите, то пусть решает. Я думала о том, чтобы уехать на запад, как хотела Клара Джин, но если вы украдёте у меня эти деньги…»
И вдруг она снова разрыдалась.
Они не взяли книжку, когда покидали квартиру Дороти Хокинс, потому что, честно говоря, не были уверены в своём праве это сделать, и им не хотелось, чтобы впоследствии возникли проблемы с присвоением, особенно в этом месяце, когда четырнадцать полицейских в 21-м полицейском участке в Маджесте были арестованы за продажу наркотиков, ранее присвоенных у разных арестованных наркоманов и толкачей. Карелла и Мейер были слишком опытны, чтобы искать неприятностей, тем более, когда они знали, что всё, что им нужно, — это номер расчётной книжки и судебное постановление, требующее от банка выдать им дубликат выписки по счёту со дня первоначального вклада по настоящее время.
Рано утром во вторник, под проливным дождём, который заставлял всех городских синоптиков шутить о ковчегах, они поехали в центр города на Хай-стрит, запросили и получили постановление муниципального судьи. В десять минут одиннадцатого утра того же вторника, 19 сентября, управляющий Государственного национального банка на углу Калвер-авеню и Хьюз-стрит в Даймондбеке прочитал приказ и тут же попросил своего секретаря подготовить дубликат выписки для «этих джентльменов из полицейского управления».
Карелла и Мейер почувствовали себя польщёнными. Ксерокопия была сделана в считанные минуты; они вышли из банка ровно в 11:01 и сели в машину Кареллы, где вместе просмотрели цифры. День был не только сырым, но и не по сезону холодным. Двигатель работал, печка была включена, лобовое стекло запотело, пока мужчины читали выписку.
Клара Джин Хокинс открыла счёт 22 июня, положив на него двести долларов. С тех пор было двенадцать регулярных еженедельных вкладов по двести долларов, вплоть до последнего, сделанного 14 сентября, незадолго до её смерти. Всего тринадцать вкладов, на которых хранилось двадцать шесть сотен долларов. Если взглянуть на карманный календарь Кареллы, то все вклады были сделаны по четвергам, что подтверждало слова миссис Хокинс о том, что её дочь каждую неделю навещала её в этот день. Это было всё, что они узнали о сберегательном счёте Клары Джин Хокинс.
Казалось, что это чертовски долгий путь, проделанный за совсем небольшие деньги.
10Подобно тому, как Мейер считал, что «Плеяда маргариток» было бы великолепным названием для романа о человеке, которому, например, вонзают в сердце стебель замороженной маргаритки, после чего орудие убийства плавится на восьмидесятиградусной жаре (приблизительно 26,7 °C — примечание переводчика), если бы только нечто подобное не было сделано в «Дике Трейси» (главный герой серии комиксов, первая публикация относится к 1931 году — примечание переводчика), когда Мейер был ещё ребёнком, которого гоняли по проклятому району дружелюбные гои (обозначение неевреев — примечание переводчика), он теперь считал так же — и был согласен с миссис Хокинс, что «Уголок Карибу» — пожалуй, самое неудачное название для ресторана, особенно где готовят стейки. Пытаясь придумать названия, которые могли бы быть ещё хуже, если бы речь шла о привлечении клиентов в забегаловку, он мог вспомнить только «Волосатого буйвола». Герой романа «Плеяда маргариток» повёл бы свою девушку в стейк-бар под названием «Волосатый буйвол». Там кто-то выстрелит в него из-за фиолетового занавеса. Героя звали Матфей, Иоанн, Пётр, Андрей, Фома, Иуда, Филипп, Варфоломей, Симон или Иаков Старший или Младший, поскольку большинство хороших парней в фантастике были названы в честь двенадцати апостолов, исключение составлял только Иуда Искариот, который — путём подтасовки — оказался плохим парнем, и его уже так или иначе заменили Матфеем. Иногда хороших парней называли в честь Павла или Варнавы, заместителей апостолов. Иногда их называли в честь других библейских героев, например Марка, Луки или Тимофея. Плохих парней обычно звали Фрэнк, Рэнди, Джаг, Билли Бой или Балди. Хороших парней звали Ларри, Юджин, Ричи и Сэмми (но не Сэм). Шлемазлов (с идиш слово вошло во многие языки, особенно прижилось в американском английском, примерно означает недотёпу — примечание переводчика) звали Моррис, Ирвинг, Перси, Тоби и — если подумать — Мейер, спасибо, папа.
Человека, владевшего «Уголком Карибу», звали Брюс Фаулз.
Имя Брюс — в художественной литературе и согласно исследованиям Мейера — имело только две коннотации. Брюс был либо педиком, либо мачо-злодеем с волосатой грудью, противостоящим стереотипу трусишки. Брюс Фаулз в реальной жизни был белым мужчиной лет тридцати, ростом, наверное, пять футов девять дюймов и весом сто шестьдесят фунтов, с волосами песочного цвета, слегка облысевшими на затылке (Мейер сразу это заметил). На нём были синие джинсы и фиолетовая футболка с изображением головы лохматого лося, или лосихи, или ещё кого-нибудь, во всяком случае, с огромной парой рогов, раскинувшихся по грудным и ключичным мышцам и грозящих дико разрастись вокруг горла Брюса Фаулза. Он вышел из кухни ресторана, вытирая руки о полотенце для посуды. Если бы Мейер давал ему имя, он бы назвал его Джеком. Брюс Фаулз выглядел как Джек. Он протянул руку и взял руку Мейера хорошим хватом Джека Фаулза, не обращая внимания на это дерьмо про Брюса.
