Джонатан Келлерман - Выживает сильнейший
– Полицейские тоже обращаются в суд?
– Живые – да, доктор. – Бейкер снял очки и устремил взгляд на море. – Повышенные пенсии за работу в стрессовых ситуациях и прочие выплаты. Совсем недавно Управление ужесточило внутреннюю политику. С чего бы это? Уж не надумала ли его сестра подать на нас в суп? – как бы невзначай, ровным голосом спросил Бейкер, гладя на тарелку с хлебом.
– Мне об этом ничего не известно. Она хочет найти ответы, а не взвалить на кого-то вину.
– В конечном счете виноват во всем оказывается только самоубийца, разве не так? Кто вложил ствол Нолану в рот?
Кто нажал на курок? Что давало повод понять, что Нолан перестал жить так, как живем мы все? Я этого в нем не видел. Он серьезно относился к своей работе, мне это нравилось. Бездельником он не был.
Принесли напитки. Я подождал, пока Бейкер сделает первый глоток, и спросил:
– Кроме того, что Нолан был самым толковым из ваших учеников, чем еще он отличался от других?
– Своей серьезностью. Начитанностью. У него был блестяще организованный мозг, доктор. На занятиях по законодательству, вернее, в перерывах между ними, он тут же доставал из стола книгу.
– Что это были за книги?
– Юридические науки, политика. Газеты и журналы он читал тоже. Я не имел ничего против. Я и сам куда с большим удовольствием прочитаю книгу, чем буду весь день слушать полицейские байки.
– Байки о чем?
– О погонях: на мотоциклах, машинах. Об оружии: выхватил, выстрелил, всадил пулю...
– У Нолана был спортивный автомобиль. Маленький красный «фиеро».
– Неужели? Ни разу не похвастался им. Кстати, это типично для него. На работе думать только о работе. Даже когда можно было расслабиться, он никогда не болтал чуши. Мне импонировало это.
– Вы отобрали Нолана в свою группу, потому что он показался вам самым толковым?
– Нет. Это он меня выбрал. Еще в академии, на последнем курсе. Как-то я приехал к ним, чтобы прочитать лекцию по порядку оформления ареста. После занятий он подошел ко мне и спросил, не соглашусь ли я стать его инструктором. Обещал, что будет схватывать все на лету.
Качнув головой, Бейкер улыбнулся и простер над столом мускулистые, бронзовые от загара руки. Нещадно палило солнце.
– Поразительная, черт возьми, дерзость. Мне показалось, будто он во что бы то ни стало стремится попасть в Вест-сайд. И все-таки он заинтриговал меня. Я предложил ему прийти ко мне как-нибудь вечером, поговорить. Он явился на следующий день. Никакого нахальства, наоборот – сама почтительность. На вопрос, что ему известно обо мне, ответил, будто я пользуюсь хорошей репутацией.
– За интеллектуальный склад ума?
– За то, что, будучи инструктором, я показываю молодежи вещи такими, какие они на самом деле есть. – Бейкер повел плечом. – Нолан был смышленым парнем, но тогда я еще не мог знать, как он поведет себя на улице. В конце концов решил взять его к себе, посмотреть. Среди других он и вправду был лучшим.
– Слабый набор?
– Обычный. Полицейская академия – не Гарвард. Специфика обстановки влияет на людей... по-разному. Нолану все давалось легко. И телосложение помогало – на улице его старались обходить стороной. Сам он никогда не пытался угрожать кому-либо или запугивать. Все как по учебнику.
– О политике он говорил?
– Нет. А что?
– Пытаюсь воссоздать полную картину.
– Ну, если вступить в область догадок, то его взгляды я определил бы как консервативные, но это в первую очередь потому, что пламенных либералов во всем Управлении не нашлось бы больше парочки. Консервативные – да, однако флагом ку-клукс-клановским он не размахивал.
Мой вопрос относился скорее к политике, чем к расизму, да Бог с ним.
– То есть Нолан умел находить общий язык с людьми на улице?
– Не хуже других.
– Общался ли он с коллегами?
– Несколько раз мы вместе с ним ужинали. По-моему, это все. Он предпочитал собственное общество.
– Вы бы согласились с утверждением, что Нолан самоотстранялся от своих товарищей?
– Мне трудно ответить на этот вопрос. Он довольствовался той жизнью, которую вел.
– Не говорил ли вам Нолан, почему он решил стать полицейским?
– Я сам спросил его об этом. – Бейкер вновь надел очки. – Он ответил, что не собирается нести всякую чушь о стремлении помочь людям, о Новых Центурионах, сказал, что ему просто интересно. Хороший, искренний ответ, он мне понравился, и больше мы к этому не возвращались. В общем, Нолан старался держать язык за зубами. Целиком отдавал себя делу. У меня довольно агрессивный стиль работы – аресты, как можно больше арестов. Поэтому мы в основном занимались выслеживанием и погонями. Но никакой детективщины и жестокостей. Я действовал исключительно в рамках законности, и так же поступал Нолан.
Он отвел взгляд в сторону. Кончики лежавших на столе пальцев заметно побелели. Это тема разговора так его задела?
– Другими словами, острых моментов между вами в работе не было?
– Нет.
– Употребление алкоголя, наркотиков?
– Он всегда вел очень здоровый образ жизни. Вегетарианец, перед дежурством занимался бегом, а после него шел в гимнастический зал.
– И жил один.
– Его это устраивало.
– Но с женщинами общался?
– Меня бы это не удивило, Нолан был привлекательным мужчиной.
– Но о подружках своих не рассказывал.
– Ни об одной. Не в его стиле, доктор. Поймите, полицейский мир – это сообщество, где не терпят слабых. Для того чтобы тебе оказали помощь, необходимо явно показать, что ты в ней нуждаешься. Я же по долгу службы должен был сделать из Нолана настоящего копа. Ученик из него получился превосходный, и действовал он тоже отлично.
Официант принес салат и вино. Бейкер приступил к ритуалу дегустации. Оценив вино, он знаком попросил юношу наполнить бокалы, и когда мы остались одни, произнес:
– Не знаю, за что нам с вами стоит выпить, поэтому как насчет традиционного «На здоровье»?
Мы выпили. Бейкер дождался, пока я первым попробую блюдо, и лишь потом поднял на вилке кусок кальмара, осмотрел его со всех сторон и бережно отправил в рот. Не забывая регулярно подносить к губам салфетку, медленно, со вкусом цедил из бокала вино.
– Кто-то направил его на прием к психоаналитику, – заметил я. – Или, может, он сам решил сходить.
– Это когда же?
– Не знаю. Мой коллега не захотел поделиться деталями.
– Кто-нибудь из наших штатных?
– Частный консультант. Доктор Рун Леманн.
– Никогда не слышал о таком. – Вновь глаза Бейкера устремились в сторону, на круживших в отдалении чаек. Но – сузившиеся. И жевать перестал. – Психотерапия, надо же. Вот уж не думал. – Он опять заработал челюстями.
– А почему Нолан решил перевестись из Вест-сайда в Голливуд?
– К тому времени, – Бейкер положил вилку на стол, – я сам уже перешел в штаб-квартиру. Соблазнили работой по совершенствованию учебных программ. Вообще-то, я терпеть не могу бумаготворчества, но в данном случае это касалось моей непосредственной деятельности, да и отказывать начальству как-то не принято.
– То есть вы ничего не знали о его переводе?
– Именно так.
– После того как стажировка Нолана закончилась, вы утратили с ним всякий контакт?
– Это вовсе не выглядело как разрыв родственных связей. – Бейкер посмотрел мне в глаза. – Период обучения имеет жесткие временные рамки. Нолан усвоил то, что требовалось, и вышел в ожидавший его большой и недобрый мир. О самоубийстве я узнал на следующий день. Первым было желание выпороть паршивца – как такой блестящий ум смог свалять подобную глупость? – Он полил кальмаров соусом. – Чем занимается его сестра?
– Работает в госпитале. Нолан когда-нибудь упоминал о ней?
– Ни разу. Что касается семьи, он говорил только, что родители давно умерли. – Бейкер отодвинул от себя пустую тарелку.
– Что вы можете сказать относительно того, как он это сделал? Я имею в виду публичность его действий.
– Даже не знаю. А вы?
– Не было ли это своеобразным манифестом?
– Манифестом?
– Вы не замечали в нем ничего от эксгибициониста?
– Стремление показать себя? Только не на дежурстве. Он очень заботился о своем внешнем виде, униформу шил на заказ, но так поступают многие молодые полицейские. Насчет манифеста я так и не понял.
– Вы уже говорили, что копы всегда старались свести до минимума позор, выпадающий на долю семьи самоубийцы. Нолан же поступил наоборот. Устроил спектакль, прилюдную самоэкзекуцию.
Наступило продолжительное молчание. Бейкер поднял бокал с вином, осушил его, наполнил снова и пригубил.
– Вы намекаете на то, что он наказал себя за что-то?
– Я всего лишь теоретизирую. Вам не известно, по поводу чего Нолан мог испытывать чувство вины?
– С работой, во всяком случае, это никак не связано. А сестра его ничего по данному вопросу вам не сообщала?
