Александр Смоленский - 210 по Менделееву
– А что в картине такого особенного?
– Ты, Лёва, ни черта не смыслишь в живописи, поэтому помолчи. Для тебя вся живопись начинается и заканчивается Кукрыниксами, а у меня в коллекции, к твоему сведению и к моему сожалению, практически отсутствуют полотна английских мастеров. А тут выпал случай приобрести картину самого Тёрнера! Ему даже великий Констебль в подмётки не годится! Понимаешь или нет?
– Нет, не понимаю. Я вообще только от тебя впервые и услышал, что был такой художник. Вот про Тину Тёрнер кое-что знаю, а про Джозефа Тёрнера – ни хрена.
– Неуч ты и невежда, Лев Владимирович!
Александр выудил из сумочки с портативным компьютером листок и протянул Багрянскому. Мол, ознакомься.
Тот, не поленившись, принялся читать вслух:
«Джозеф Мэллорд Уильям Тёрнер родился 23 апреля 1775 года в Лондоне в семье брадобрея. В историю мировой живописи Джозеф Тёрнер вошел как родоначальник принципиально нового отношения к цвету и создатель редких световоздушных эффектов. Знаменитый русский критик Стасов писал о Тёрнере: тот нашел собственную дорогу и совершил великие чудеса, задумал изобразить солнце, солнечный свет и солнечное освещение с такою правдою, какой до него в живописи еще не бывало. И он стал добиваться передачи солнца во всей его лучезарности…»
– Галиматья какая-то! – нетрезвым голосом заключил Багрянский, оторвавшись от чтения. – Ну, намазюкал тот Джозеф когда-то солнце и что? И из-за какой-то его картинки для «Мурзилки» ты сорвался в Лондон?!
– Сей вопрос больше обсуждению не подлежит. Хочешь вернуться в Москву – пожалуйста, возвращайся! Я тебе даже дорогу покажу!
– Щас… Ты что, старик, не понимаешь? Да стоит нам только двинуться с места, как британские Пинкертоны вновь приплетут нам Люсинова! Ведь дядя Стёпа из Скотланд-Ярда, который нас допрашивал, может заявиться снова…
– Ну и пусть заявляется! Интересно же побывать хоть разок в шкуре свидетелей или даже подозреваемых, – рассмеявшись, ответил Александр.
– Ишь что придумал! Уверяю, такой чести мы не дождемся. Кстати, думаю, нам не помешало бы самим обследоваться у врачей. Может, и мы уже отравлены тем самым полонием-210… Недаром же об этой заразе трубят все газеты и телеканалы!
Духон уже не слушал фантазии Багрянского, явно размышляя о другом.
– А ведь действительно, куда подевалась наша леди Макбет, то бишь Соутбридж? – неожиданно вернулся он к теме своего приезда в Лондон. – Завтра надо будет вновь наведаться в ее галерею.
И тут, словно в сказке, в ответ на прозвучавшее предложение противно затрынкал его мобильный телефон.
– Александр Духон? Я не ошиблась? – послышался в трубке мягкий женский голосок.
– Да, я слушаю…
– Здравствуйте, с вами говорит Маржи Соутбридж. Ради всего святого, мистер Духон, извините меня за то, что я нарушила договорённость. Однако, поверьте, это произошло не по моей вине… Так сложились обстоятельства, и я не смогла… Дело в том, что со мной приключились странные и печальные события. И я сейчас, признаться, немного нездорова. Но об этом после…
Речь женщины звучала взволнованно, сбивчиво и странно. Но Духон слушал не перебивая.
– Интересующая вас картина находится в моей домашней коллекции. Мистер Духон, вас не затруднит завтра к полудню приехать в мой замок?
– А где он находится?
– О, совсем недалеко от Лондона. Форестхилл… может, слышали? Если вы пожелаете, сэр, то сможете погостить у меня некоторое время, и мы с вами окончательно договоримся об условиях сделки…
– Ну, что я говорил?! – промычал Багрянский, которому был слышен весь разговор.
– Хорошо, миссис Соутбридж, мы с моим другом обязательно нанесем вам визит завтра в полдень.
* * *На следующий день ровно в двенадцать часов дня приятели выгрузились из чёрного кэба, блестящего, как надраенные ваксой сапоги, возле ржавых железных ворот, слева от которых висела мемориальная вывеска: «Архитектурный памятник ХV века замок «Соутбриджлэнд». Чуть поодаль, метрах в ста, на холме стояло ветхое каменное строение с четырьмя остроконечными башнями и маленькими оконцами в виде бойниц.
– Неужели твоя леди Соутбридж живёт в таких развалинах? И эту груду замшелых камней они называют замком? Что же тогда у тебя в Нормандии? – возмутился Багрянский.
– Ну, Лёвушка, видно, до тебя никогда не дойдёт, что Англия – страна особых традиций. Здесь чем заношеннее фрак, тем выше его ценность. Понял?
– А как насчёт трусов? Чем…
– Не продолжай, невежа!
Поднявшись по довольно крутой лестнице к входному порталу замка, Духон дёрнул за цепочку, к которой был прикреплён медный колокольчик.
Резные дубовые двери отворились, и на пороге появилась хозяйка замка. Леди Соутбридж выглядела более чем странно. На ней было нелепое, но роскошное чёрное платье с белыми рюшками, оборками и кружевами, а лицо покрывала чёрная газовая вуаль.
– Здравствуйте, господа. Вы явились с королевской точностью, – томным голосом произнесла женщина и откинула с лица вуаль. – Извините за мой вид, но я пребываю в трауре…
– Здравствуйте, миссис Соутбридж. – Приятели с пониманием переглянулись, сразу заметив неадекватное поведение женщины, которая и правда оказалась безликой, как большинство англичанок.
«В чёрном-пречёрном лесу, в чёрном-пречёрным замке, чёрная-пречёрная колдунья…» – мысленно процитировал Багрянский.
– Держись, старик! Главное для меня картина! – как можно тише произнес Духон, будто хозяйка знала русский язык.
Экзотический интерьер замка вполне мог стать предметом восторженного описания любителей истории. Здесь не только убранство, но и воздух, казалось, были пропитаны древностью и законсервированы со времён походов крестоносцев в Иерусалим. Вокруг на покрытых паутиной каменных стенах висели потемневшие от времени живописные полотна вперемежку с тяжеленными старинными мечами, арбалетами и щитами.
– Не стесняйтесь, господа, проходите и присаживайтесь… – Хозяйка любезно пригласила гостей к длинному столу, с которого не удосужились стереть пыль веков.
– Вот бы сюда Хичкока… Никаких декораций не надо! Всё так натурально и естественно! – пробормотал Багрянский.
– Зато как интересно и романтично побывать в другой эпохе! – возразил Духон, с явным любопытством оглядывая зал. И вдруг, толкнув друга локтем, показал на фотографию симпатичного мужчины в траурной рамке на антресоли мраморного камина. Затем повернулся к хозяйке с вопросом: – Простите, это ваш муж?
– Да нет, что вы, сэр! – с грустью в голосе ответила леди Соутбридж, приложив батистовый платочек к глазам. – Это мой покойный друг Алекс Лэнг. Он совсем недавно скончался при очень странных обстоятельствах.
– Неудивительно, что при странных… – не удержался Багрянский. – У вас в Англии всё странное…
Хорошо, что хозяйка не расслышала его комментария.
– Мистер Духон, прежде чем приступить к делу и показать картину, которой вы интересуетесь, я желала бы ещё раз повиниться перед вами… – Галеристка присела на старинный массивный стул с огромными набалдашниками на подлокотниках.
– Не стоит, все и так понятно, – вежливо ответил Александр.
– Уверена, что не все, – возразила дама. – Вы понимаете, господа, я буквально на днях предала земле прах моего единственного и верного друга Алекса Лэнга. Портрет его вы видите на камине! – с пафосом воскликнула леди Соутбридж.
– Вы уже посвятили нас в свое горе, – заметил Багрянский, а про себя подумал: знала бы она, что мы тоже недавно участвовали в погребении.
– Да, посвятила, но не совсем. – Хозяйка замка упорно стояла на своем. – С ним приключилась очень странная история…
– Опять странная история! – невольно воскликнул журналист.
– Да погоди ты! – осадил приятеля Духон. – Дай даме выговориться! Мы внимательно слушаем вас, миссис Соутбридж.
– Не миссис, а мисс, сэр. Я никогда не была замужем. Алекс был удивительной личностью! – закатив глаза, продолжила леди. – Он был с детства без памяти влюблён в меня…
– Так всё-таки что произошло с вашим другом? – спросил Александр.
– Несчастная и безответная любовь погубила его. Я аристократка из древнего рода, а он безродный, как дворовая собака. Естественно, мои родители были против нашего альянса. Алекс был на удивление красивым и, главное, талантливым человеком. Особенно он увлекался химией. Я уверена, Алекс вполне мог стать лауреатом Нобелевской премии. Но судьба распорядилась иначе.
– Не отвлекайтесь. Так что же случилось с вашим поклонником? – вновь спросил Духон.
– Неделю назад Алекс неожиданно позвонил мне и сообщил, что ему очень плохо, и он хотел бы проститься со мной. Естественно, я в панике поспешила к нему на помощь. Мне давно было известно, что Алекс употреблял наркотики, которые сам и делал. Я уже говорила, что он был очень талантливым химиком… Помню, ещё в колледже он синтезировал какое-то вещество и успешно торговал им среди приятелей и соседей.
