Кэтрин Коултер - Импульс
Они набрали необходимую высоту — теперь территория курорта расстилалась под ними, и ее можно было разглядеть в мельчайших подробностях с севера до самой южной точки. Теперь Рафаэлле требовалось всего лишь повернуть голову, чтобы увидеть резиденцию мистера Джованни. В отличие от курорта она не выглядела столь шикарной, столь вычурно роскошной, но занимала огромную территорию и представляла собой ярко-белое главное здание с традиционной красной черепичной крышей и группу маленьких домиков, выдержанных в едином стиле, которые окружали его. Рафаэлла увидела огромный бассейн, поле для гольфа с девятью лунками, три теннисных корта и землю, покрытую пышными кустами гибискуса, зарослями бугенвиллеи, франджипани с толстенными ветками и россыпями пурпурных, розовых и белых орхидей. Казалось, джунгли подступают к самому краю земли и выжидают момент, когда можно будет двинуться вперед и поглотить ухоженные сады; этот плотный зеленый лабиринт выглядел бесформенным, как ночной кошмар, и казался абсолютно непроходимым.
Не больше чем в ста ярдах от резиденции, если пройти через джунгли, простиралась западная часть острова с пляжем, покрытым белоснежным песком, гладким и манящим, как сам грех, и изумительной аквамариновой с оттенками бледно-зеленого водой. Рафаэлле казалось, что невозможно описать словами красоту морской воды, и хотя мать предприняла попытку такого описания, действительность была неизмеримо великолепнее.
Меркел молчал. Он привык к подобной реакции людей во время их первого путешествия в резиденцию. Именно поэтому он и произносил речь гида-экскурсовода перед посадкой в вертолет. Потом никто бы не услышал уже ни слова из его рассказа. Меркел со знанием дела посадил вертолет на посадочную полосу, затем сделал знак Рафаэлле, чтобы она посмотрела налево.
— Мистер Джованни, — произнес Меркел, кивнув в сторону мужчины, спешившего к вертолету.
Меркел стал наблюдать за Рафаэллой, задавая себе вопрос, кто она такая, черт побери. Рафаэлла смотрела на мистера Джованни не отрываясь. Что-то в ней было не так, но Меркел не мог понять, что именно. Красивая молодая женщина. Хочет писать биографию мистера Джованни. Меркел не представлял себе, чтобы мистер Джованни мог позволить себе подобную вещь. Люди с такой сомнительной репутацией, как у мистера Джованни, просто не предоставляют писателям бесплатную информацию. Но Меркел не знал других людей, похожих на мистера Джованни. Мистер Джованни жил по собственным правилам и требовал, чтобы все их соблюдали. Он знал, как держать людей под контролем и как добиться от них послушания. Иными словами, мистер Джованни всегда поступал так, как ему заблагорассудится.
Рафаэлла уставилась на отца. Перелет на время притупил ее страх и нетерпение, заставил на время забыть гнев из-за подлости и предательства, совершенных этим человеком по отношению к ней и ее матери.
Рафаэлла знала, что она увидит. Она пересмотрела больше его фотографий, чем можно было пожелать. Но Рафаэлла испугалась, когда он подошел так близко: она боялась собственных чувств, боялась своей реакции.
«Где, — думала Рафаэлла, — будет ее отец через год? Возможно, в тюрьме с Гейбом Тетвейлером? В Аттике?» Неожиданно она подумала о Чарльзе, как он сидит у кровати матери и нежно держит ее безжизненную руку в своей теплой ладони. «Пожалуйста, не дай ей умереть», — который раз взмолилась Рафаэлла. И что станет с Чарльзом Ратледжем, если мать умрет? Он ведь так любит ее. Эта мысль ужаснула Рафаэллу.
Руки ее внезапно стали влажными. Рафаэлле совсем не хотелось вытирать их о новые льняные брюки от Лагерфельда. Красная шелковая блузка, застегивающаяся сбоку на пуговицы, промокла от пота. На мгновение Рафаэлла растерялась, почувствовав, как самообладание ускользнуло от нее, рассудок затуманился. Рафаэлла молча разглядывала отца.
Мистер Джованни собственной персоной подошел к вертолету и открыл голубую дверь кабины.
— Мисс Холланд. Добро пожаловать в мои пенаты.
Он подал ей узкую ладонь, и Рафаэлла какое-то мгновение просто разглядывала ее и только потом приняла помощь. Она взглянула прямо в бледно-голубые глаза отца — точно такие же, как у нее. Уголки глаз точно так же немного загибались вверх. Но Доминик не узнал Рафаэллу. Ни тени чувства по отношению к ней не читалось в его глазах. Рафаэлла взяла его руку и шагнула из кабины вертолета. К своему удивлению, Рафаэлла обнаружила, что в белых босоножках на высоких каблуках она почти одного роста с ним. Почему-то ей казалось, что Доминик выше. Правда, благодаря светлому льняному костюму он казался выше и внушительнее; единственным цветным пятном в его одежде был красный платочек, выглядывавший из нагрудного кармана. На левом запястье красовались тонкие золотые часы, на правой руке блеснуло кольцо с изумрудом.
— Благодарю вас, мистер Джованни.
Рафаэлла подождала еще немного — она ждала, что он узнает ее. Но напрасно. Этого не произошло. Рафаэлла была для него совершенно чужим человеком, как и ее мать тогда, в Мадриде. Доминик не видел в ней ничего от себя, но Рафаэлла, перенявшая материнское восприятие, увидела свое отражение в его глазах — таких же бледно-голубых, как у нее, приобретающих холодный серый оттенок в минуты волнения.
Рафаэлла пожала его руку, неожиданно чувствуя скорее облегчение, чем разочарование, оттого что Доминик ничего не ведает об отцовских связях с родной дочерью. Это означало, что Рафаэлла могла удовлетворить свое любопытство, не ставя себя под угрозу. Она заметила у него за спиной Коко и помахала ей.
— О да, это с легкой руки моей Коко вы приехали к нам. Должен признать, мисс Холланд, иногда здесь становится одиноко, и новые лица приходятся очень кстати. — Доминик повернулся к Меркелу: — Ты возвращаешься за Маркусом?
Рафаэлла расстроилась, но постаралась не подать виду. Разумеется, у нее хватит самообладания, чтобы не устраивать сцен, если Маркус опять вздумает дерзить ей. Рафаэлла уже дважды выходила из себя в присутствии Маркуса, и это огорчало ее. Это было совсем не похоже на Рафаэллу Холланд, репортера отдела расследований из «Бостон трибюн». Ей совсем не хотелось терять контроль над собой и произносить слова и совершать поступки, не обдумав их заранее. Ей пришлось признать, что, как только нога ее ступила на этот остров, отцовский остров, она стала по-другому чувствовать, думать и оценивать происходящее. Неужели она в самом деле ожидала, что новая ситуация никак не отразится на ней? Рафаэлла шагала по направлению к дому, одновременно не выпуская из виду вертолет, который снова оторвался от земли и взял курс обратно, на восток острова.
— Ваш дом просто великолепен, сэр. Я очень рада, что смогла взглянуть на него с воздуха.
— Благодарю вас. Можете называть меня Доминик. А я буду звать вас Рафаэлла.
— Отлично.
Имя Рафаэлла встречалось не так уж часто, и если бы двадцать пять лет назад он потрудился бы справиться о своей дочери, ему бы сказали ее имя. Но Доминику было настолько безразлично, что он даже не изъявил желания посмотреть на малышку. Даже не захотел взглянуть на свидетельство о рождении. Тогда он узнал бы, что фамилия матери была Холланд, а не Пеннингтон. И что его имя не значится в графе «отец». Но Доминик даже не потрудился заглянуть туда. Он бросил на кровать матери чек на пять тысяч долларов и ушел. И его дочь выросла совершенно чужим для него человеком. А он был чужим для нее. До настоящего момента. Неожиданно такая острая боль пронзила Рафаэллу, что она остановилась как вкопанная, не в силах двинуться дальше. Внезапно она почувствовала себя открытой и незащищенной, хотя всеми силами пыталась побороть это ощущение. Рафаэлла обернулась и улыбнулась отцу.
Дом оказался прохладным, полным свежести и просторным; из всех окон открывались великолепные виды на огромный бассейн, невообразимо пестрые сады, пышные зеленые беседки и потрясающие горные хребты, возвышающиеся на задней границе имения. На каждом шагу в вазах стояли свежесрезанные цветы, заполняя дом сладкими, головокружительными ароматами.
Обстановка показалась Рафаэлле какой-то домашней: смесь ярко разукрашенных сундуков, шкафов, маленьких столиков, белых плетеных табуреток и стульев — все в юго-восточном стиле, ничего особенно ценного, за исключением коллекции египетских драгоценностей, выставленных в ящиках под стеклом в просторной гостиной.
* * *Из дневника матери Рафаэлла узнала все об отцовской коллекции. Там даже была фотография, сделанная в Лондоне у входа в аукцион «Сотбис» в 1980 году.
Он собрал — а может, и украл — множество красивейших предметов времен правления Восемнадцатой династии.
Я читала, что этот период является слишком вычурным, даже говорят, что это дурной вкус, но я видела несколько снимков, сделанных с произведений, — красота неописуемая. Мне бы хотелось подержать в руках этот прозрачный бокал из зеленого стекла, приобретенный Домиником законным путем…— он купил его на «Сотбисе» за бешеные деньги. Может, мне и удастся взглянуть на него, Рафаэлла. Может быть…
