Том Роб Смит - Ферма
Мне казалось, что я стала действующим лицом сказки о привидениях, — вот только девушка была настоящей, как и следы ее ног на песке. Миа явно кого-то ждала, подавая цветами сигнал, что она уже здесь, внутри маяка. Я твердо решила, что должна увидеть того, кто придет на свидание с ней. Но, чем дольше я ждала, тем в большее смятение приходила: а не увидел ли меня тот, второй? Может, он прячется в лесу и ждет, чтобы я ушла? Прошел час, и я растерялась окончательно. Миа ничуть не выглядела расстроенной и подавленной. Она подошла к маяку совершенно свободно и беспрепятственно, по собственной воле. Меня разбирало любопытство, но я уже начала замерзать. Боясь заболеть перед самым праздником летнего солнцестояния, я решила, что пора возвращаться.
Я никогда не прощу себя за то, что поторопилась тогда. Теперь я уверена, что тот, кто все-таки пришел на свидание с Мией, и был ее убийцей.
* * *Меня так и подмывало забросать мать вопросами, но я уже видел, что она не избегает подробностей, а неуклонно подводит меня к объяснению и описанию финальных событий, включая смерть девушки. Мама так и не присела и, похоже, не собиралась этого делать. Не снимая сумки с плеча, она открыла ее и вытащила пригласительный билет на фестиваль летнего солнцестояния.
Ежегодно город устраивает два разных праздника летнего солнцестояния. Один — для туристов, а второй, более престижный, — для местных жителей. Я держу в руках постоянно действующее приглашение на первую церемонию, такие раздают на пляжах и в гостиницах. Хотя здесь нарисованы дети, танцующие вокруг майского дерева, с цветами в золотистых кудрявых волосах, что подразумевает беззаботный праздник, на самом деле это чисто коммерческое предприятие по выкачиванию денег. Сама же организация праздника обходится очень дешево. Откуда мне это известно? Потому что я на нем работала. Однажды к нам на ферму заехала Миа и сказала, что есть возможность подзаработать. Откуда-то она узнала, что у нас почти нет денег, и пыталась помочь нам. Я обратилась к организаторам, и те дали мне работу в палатке, где продавали пиво и шнапс.
В день празднества, рано утром, я прибыла на поле, принадлежавшее Хокану, представляя, что вот сейчас увижу огромную толпу людей, собравшихся, чтобы устроить грандиозное событие. На наши плечи легла большая ответственность. Фестиваль символизирует любовь к своей земле и родине, уходя корнями к языческим праздникам урожая. Но моим глазам предстало унылое зрелище. Белая брезентовая палатка, в которой подавали еду и напитки, оказалась грязной и старой. Повсюду стояли мусорные корзины и висели указатели, нарисованные от руки. Не делайте того… Делайте вот это… Длинный ряд пластмассовых туалетных кабинок выглядел куда более импозантно, чем само майское дерево. В стоимость билета входили закуски и безалкогольные напитки. В общем, цена в двести крон, то есть около двадцати фунтов, если подумать, не казалась чрезмерной. Впрочем, вскоре выяснилось, что угощение готовится из самых дешевых продуктов. Помнишь, я рассказывала, что Хокан попросил нас принести на пикник картофельный салат? Я собственными глазами увидела, насколько невысоко он ценится: его готовили прямо в ведрах, помешивая огромными черпаками. Угощение, достойное туристов. Именно поэтому Хокан и попросил меня принести на вечеринку блюдо для туристов, потому что считал меня туристкой в Швеции.
В палатке со спиртным подавали пиво и алкогольные напитки, и обслуживающего персонала здесь было больше, чем в павильоне с едой, где за ней выстраивались огромные очереди длиной в несколько сотен метров. Это делалось намеренно, чтобы отбить у гостей желание приходить за второй порцией. Можно не говорить, что посетители, в первую очередь мужчины, быстро переключались на палатку с пивом. Мы работали не покладая рук. Впрочем, что бы я ни думала об организации праздника, люди веселились от души. Погода стояла теплая, и гости явно рассчитывали хорошенько отдохнуть и получить удовольствие.
Во время перерыва я подошла к майскому дереву, где шло представление. Здесь танцевали студенты, одетые в национальные костюмы. Пока я смотрела на них, кто-то похлопал меня по плечу, и, обернувшись, я увидела Мию, которая на сей раз была одета не в белое платье с цветами в волосах, какой я видела ее на диком пляже, а держала в руках пластиковый пакет для сбора мусора. Она сообщила мне, что специально вызвалась заниматься столь непривлекательной работой, чтобы не переодеваться и не привлекать к себе ненужного внимания. Еще тогда ее слова показались мне странными. Почему красивая молодая женщина не любит, когда на нее смотрят? Миа рассказала мне о прошлогоднем фестивале Святой Лючии[5], празднике света в самый темный день года. Церковь решила поставить целую пьесу о том, как выбирают подходящую девушку на роль Санта Лючии — святой со свечами в волосах. В этой вымышленной пьесе есть такой персонаж — фанатичный регент церковного хора, который отбирает девушек, исходя из стереотипных представлений о шведской красоте. Девушка, на которой он останавливает свой выбор, оказывается грубиянкой и драчуньей, зато она красива и у нее светлые волосы. Героиня, которую играла Миа, осталась незамеченной из-за своего цвета кожи, хотя она-то и была самой чистой сердцем. Во время церемонии грубиянка, идущая в голове процессии, спотыкается, и ее волосы вспыхивают из-за того, что она слишком обильно сбрызнула их лаком. Героиня Мии гасит пламя, подвергая опасности собственную красоту. Пьеса показалась мне слишком уж своеобразной и даже нелепой. Но самое странное заключалось в том, что по окончании пьесы с вымышленной процессией состоялось настоящее шествие с подлинной Санта Лючией, в котором Мие отводилась уже главная роль. По словам девушки, все это отняло столько сил и времени, что она зареклась выступать перед большой аудиторией.
Мы стояли и разговаривали, как вдруг Миа испуганно уставилась куда-то мне за спину. Я обернулась и увидела, как в палатку с угощением быстрым шагом вошел Хокан. Миа бросилась за ним. Поспешив следом, я увидела, что в палатке разразился скандал. Хокан ухватил за шиворот молодого человека лет двадцати с небольшим с длинными светлыми волосами и сережкой-гвоздиком в ухе. Хотя молодой человек был высок и атлетически сложен, он не смог оказать сопротивления Хокану, который прижал его к брезентовой стене, гневно обвиняя в том, что тот путается с его дочерью. Тут к Хокану подбежала Миа, схватила его за руку и крикнула, что она даже не знает этого юношу. Но Хокан не поверил и потребовал ответа от молодого человека, который, взглянув на Мию, расхохотался и заявил, что если Хокан имеет в виду эту девушку, то он просто сошел с ума, поскольку чернокожие красотки самому молодому человеку ничуть не нравятся. По правде говоря, этот молодой человек употребил расистское оскорбительное выражение, повторять которое я не стану. Пожалуй, все, кто находился в тот момент в палатке, прониклись к нему презрением, если не считать одного-единственного человека — Хокана. Тот немедленно остыл, сообразив, что молодой человек — расист, а сведения, полученные от шпионов, оказались ложными. Он отпустил молодого человека и успокоился. Как я тебе уже говорила, для него нет ничего более важного, чем чувство собственности. И вместо того, чтобы упрекнуть молодого человека за использование неподобающих выражений, Хокан извинился перед ним за то, что облыжно обвинил его.
Публичный скандал явно расстроил Мию, и она, выронив мешок с мусором, выбежала из палатки. Подойдя к Хокану, я посоветовала ему догнать дочь, на что он ответил мне взглядом, полным ненависти, и потребовал, чтобы я не совала нос не в свое дело. Протискиваясь мимо меня в толпе, он опустил руки, держа их по швам, а потом вдруг сжал кулак и без замаха ударил меня в промежность. Я ойкнула от боли, а он как ни в чем не бывало прошел мимо. Если бы я закричала, он бы все отрицал и назвал меня лгуньей. Или же ответил бы, что в палатке столько народу, что он случайно задел меня. А я, вернувшись в свою палатку с пивом, не могла забыть прикосновения костяшек его пальцев, словно была сделана из теста и отпечаток их останется на мне навсегда…
* * *А я спрашивал себя, для чего мать использовала это слово — «промежность»? Чтобы я хоть немного испытал тот шок, который ощутила она, когда Хокан ударил ее? Если так, то она добилась своего, поскольку еще никогда в жизни я не слыхал от нее подобных выражений. Или она руководствовалась и другими соображениями? Быть может, она решила, что я слишком уж погряз в благополучии. Между нами только что восстановилось взаимопонимание и доверие, а теперь мать предостерегала меня, что не станет оберегать от правды, в очередной раз напомнив, что, по ее мнению, мы имеем дело с насилием и тьмой, которые она не станет приукрашивать или обелять.
Мать достала из своего дневника второе приглашение, роскошно выполненное уже на дорогой бумаге, и выложила их рядком на столе, чтобы я сам мог убедиться, насколько они отличаются друг от друга.
