Джон Катценбах - Аналитик
Первым делом ему на глаза попался вольер у главного входа псарни, внутри взад-вперед нервно сновал ротвейлер. Рики еще не подошел настолько близко, чтобы пес почуял в нем какую-то угрозу. Поведя биноклем, он заметил тусклое свечение, наполнявшее одну из комнат основной постройки — там явно работал телевизор. Контора псарни, находившаяся левее места, на котором стоял Рики, была темна и, как он догадался, заперта.
Рики глубоко вздохнул, извлек ломик и велосипедный замок, крепко зажал их в правой руке и, выломившись из кустов, побежал к фасаду дома.
Целый бедлам гавканья, воя, лая и рычания взорвал тишину. Рики понимал, что теперь уже все собаки мечутся в своих вольерах. Секунда, и он оказался у дверцы того, в котором сидел ротвейлер. Рики торопливо просунул велосипедный замок сквозь прутья дверцы и запер его, набрав на замке первую пришедшую в голову комбинацию. Пес немедля вцепился в резиновую оплетку стальной цепи замка. Рики понесся к двери, ведущей в контору.
Вбив ломик в щель у дверного косяка, Рики выломал замок. Дверь распахнулась, Рики вошел внутрь, перебросил рюкзак себе на грудь, запихал в него ломик и вытащил пистолет.
В конторе звучала целая собачья опера. Включив фонарик, Рики побежал по вонючему, забитому клетками коридору, останавливаясь у каждой, чтобы открыть ее. Через несколько секунд его уже окружили скачущие, гавкающие представители самых разных собачьих пород. Он возвратился в контору, размахивая, чтобы расшугать собак, руками, точно потерявший всякое терпение Моисей на берегу Красного моря.
Рики услышал, как щелкнул замок и хлопнула входная дверь. Это хозяин псарни, подумал он. Сосчитав до десяти, Рики услышал новый, пробившийся сквозь собачий лай звук: хозяин пытался открыть клетку ротвейлера.
Рики распахнул дверь конторы.
— Давайте, ребятки, все свободны, — сказал он.
Три десятка собак вылетели из двери в теплую ночь, наполнив ее нестройной и радостной песней свободы.
Выйдя наружу и оказавшись на краю круга отбрасываемого фонарем света, Рики услышал, как матерится сбитый собаками с ног хозяин псарни. Бедняга с трудом встал. И когда он наконец поднял взгляд, то первым делом увидел направленный ему в лицо пистолет Рики.
— Ты один? — спросил тот.
— А? — задохнулся, удивленно отшатываясь, хозяин.
— Ты один? Еще кто-нибудь в доме есть?
Теперь хозяин псарни понял, о чем его спрашивают. Он покачал головой:
— Никого. Только я.
Рики поднес пистолет к его лицу, достаточно близко, чтобы ноздри хозяина псарни наполнил резкий запах масла и стали, а возможно, и смерти. Ротвейлер раз за разом бросался на стальную сетку вольера.
— Хорошо. Стало быть, мы сможем поговорить.
— Кто ты? — спросил хозяин.
Рики потребовалась секунда, чтобы вспомнить: при первом своем визите он выглядел несколько иначе.
— Я человек, с которым тебе лучше не связываться.
Через несколько секунд хозяин псарни принял нужную позу: сел на землю, привалясь спиной к дверце вольера ротвейлера и положив руки так, чтобы Рики их видел, — на колени. К этому времени часть собак уже растворилась во тьме, другие сбились у ног хозяина, а третьи продолжали весело скакать по гравию подъездной дорожки.
— Я так и не понял, кто ты такой, — сказал хозяин. — Наличных я здесь не держу, и…
— Это не ограбление. Пока тебе достаточно знать одно: я человек с пистолетом, желающий услышать ответы на кое-какие вопросы.
Хозяин псарни кивнул.
— Я хочу побольше узнать о супружеской паре, которой уже нет в живых, и о троих детях, которых они усыновили, хотя ты и уверял, что ничего такого не было. И еще я был бы рад услышать о телефонном звонке, который ты сделал после того, как мой друг, мистер Лазарь, посетил тебя пару дней назад. Кому ты звонил?
Мужчина покачал головой:
— Я тебе так скажу: за этот звонок мне заплатили.
— Кто?
Мужчина опять покачал головой:
— Это не твое дело, мистер налетчик.
Рики наставил пистолет ему в лицо. Хозяин псарни ухмыльнулся:
— Я видел ребят, которые умеют обращаться с этими штуками, и готов побиться об заклад, приятель, ты не из них. — В голосе его проступили нервные нотки.
— А знаешь, — неторопливо сказал Рики, — ты на сто процентов прав. Мне и вправду не приходилось бывать в таком положении. Так что, может, мне следует немного попрактиковаться.
Произнеся это, он направил пистолет на ротвейлера.
— Эй, погоди секунду! — Хозяин псарни вдруг впал в волнение, не меньшее, чем то, что обуревало носившихся по подъездной дорожке собак.
— Ты что-то хочешь сказать? — спросил Рики.
— Этот пес стоит несколько тысяч, — сообщил хозяин. — Я потратил кучу времени, половину моей клятой жизни, чтобы его обучить. И ты собираешься его пристрелить?
— Ну вот, видишь, — ответил Рики, — теперь у тебя есть о чем подумать. Стоят ли сведения, которые ты утаиваешь, жизни пса?
— Я не знаю, кто они такие, — начал хозяин псарни, и Рики снова прицелился. На этот раз хозяин поднял вверх руки: — Ладно. Что знаю, расскажу.
— Это было бы мудрым поступком.
— Только знаю-то я немного.
— Неправильное начало, — сказал Рики и выстрелил в сторону ротвейлера. Пуля ударила в деревянную конуру, стоящую на задах вольера. Оскорбленный пес гневно завыл.
— Постой! Я все расскажу. Насчет стариков ты прав. Подробностей я не знаю, но они усыновили троих детишек только на бумаге. Дети здесь и не побывали ни разу. Не знаю, кого они прикрывали, потому что я сюда попал уже после их гибели. Оба погибли в автомобильной аварии. Я еще за год до их смерти пытался купить этот дом, а после того, как они разбились, мне позвонил какой-то мужик, сказал, что он их душеприказчик. И спросил, интересует ли меня еще дом и все их дело. Цена была совершенно невероятная. Как на дешевой распродаже. И мы с ним сразу подписали бумаги.
— С кем ты имел дело? С адвокатом?
— Ну да, из местных.
— А кто продал дом, тебе известно?
— Я только один раз видел его имя. По-моему, какой-то доктор. И мне сказали, что, если кто-нибудь когда-нибудь явится и станет расспрашивать насчет троих детишек, я должен позвонить по одному номеру.
— А имя тебе назвали?
— Нет, только номер на Манхэттене. А после, лет через шесть или семь, вдруг позвонил какой-то малый и сказал, что номер изменился. И дал другой, тоже нью-йоркский. Потом, еще через несколько лет, тот же парень звонит и дает еще один номер, только на этот раз на севере штата Нью-Йорк. И спрашивает у меня, не появлялся ли кто. Я ему говорю, нет, не появлялся. Никого и не было, пока не приперся этот тип, Лазарь. Начал вопросы задавать, я его выставил. Потом звоню по тому телефону. Какой-то мужик берет трубку. Старик уже. По голосу слышно. Говорит, спасибо за информацию. А минуты через две примерно звонят уже мне. На этот раз молодая женщина. Говорит, что выслала мне деньги, что-то около тысячи, а если я найду Лазаря, так еще тысячу получу. Ну я и говорю ей, что он, скорее всего, остановился в одном из трех-четырех мотелей. Вот и все, а потом уж и ты объявился.
— Номер, по которому ты звонил, — назови его.
Хозяин псарни быстро протараторил десять цифр.
— Спасибо, — холодно поблагодарил его Рики.
Записывать номер необходимости не было. Рики и так его знал.
Взмахом пистолета он дал хозяину понять, что тому следует развернуться.
— Руки за спину, — приказал Рики. — Мне придется на несколько минут лишить тебя свободы передвижения, чтобы успеть уйти, пока ты не найдешь, чем перерезать замок, и не выпустишь пса. Мне почему-то кажется, что он был бы не прочь провести наедине со мной пару минут.
Эти слова заставили хозяина псарни ухмыльнуться:
— Он единственный известный мне пес, который никогда не забывает обид. Ладно. Делай что задумал.
Рики скрутил ему руки клейкой лентой. Потом выпрямился:
— Ты ведь опять им позвонишь, верно?
Хозяин псарни кивнул:
— Скажи я, что не позвоню, ты мне все равно не поверишь.
Рики помолчал, обдумывая свои следующие слова.
— Хорошо, тогда передай им вот что:
Игра пошла, исход неведом,но Лазарь верует в победу.И раз уж ты теперь не главный,так в «Войс» заглядывай исправно.
С нескольких попыток хозяин псарни затвердил стишок. Рики улыбнулся:
— Довольно близко к тексту. Могу я напоследок дать тебе совет?
— Какой?
— Позвони туда. Зачитай стишок. Собери разбежавшихся собак. А после забудь обо всем этом.
Оставив хозяина псарни сидеть на земле, Рики трусцой припустился по подъездной дорожке, а от нее к кладбищу, на котором оставил машину. Ему еще предстояло проделать сегодня длинный путь. И по дорогам и по своей душе. Путь, ведущий в прошлое и одновременно направленный в будущее. Он спешил, как марафонец, чувствующий, что финишная черта уже близка, хоть ее пока и не видно.
