Рю Мураками - Паразиты
Уихара направился в сторону здания деревообрабатывающей мастерской, размышляя по дороге, можно ли поселиться у старика в бомбоубежище. «Эх, надо было попросить его! Может, он еще придет сюда рисовать?.. А в каком из бомбоубежищ он мог бы жить? Как он познакомился с той старухой? Участвовал ли он в той войне? Я должен был спросить его об этом! Он мог бы оказаться мне полезным… И почему это не дошло до меня, пока мы разговаривали? Дурак! Ну почему я крепок только задним умом?»
Разыскивать старика уже не было времени. Да, такое с ним часто случалось: говоришь-говоришь с человеком, а потом понимаешь, что самого важного так и не спросил. А человека уже нет. Уихара сел на скамейку перед входом в здание деревообрабатывающей мастерской и горько зарыдал. Утирая слезы, он проглотил несколько бисквитов, мандарин и плитку «Калори Мэйт».
Задняя часть здания вплотную примыкала к лесу. От дома тянулась узенькая тропка к соседнему холму. Стволы спиленных деревьев были аккуратно сложены в штабеля. Поскольку место было влажное и тенистое, все было покрыто плесенью и грибами самых разнообразных форм и размеров. В воздухе пахло гнилью. Вокруг печи для сжигания мусора были разбросаны кипы старых газет и мешки с отходами. Печь сверкала от росы, и когда Уихара дотронулся до нее, то его пальцы сразу покрылись ржавым налетом. Неподалеку оказался еще один дом, поменьше, который использовался под склад. Дверь была раскрыта, замок сорван. Уихара заглянул внутрь — пусто. На земле у входа валялась какая-то железка. Он поднял ее — это оказался заостренный штырь длиной в пять-шесть сантиметров. Уихара кинул его в свой рюкзак.
В лесу тропинка неожиданно обрывалась. Растительность здесь была еще гуще, на земле толстым слоем лежали гниющие листья. Идти было трудно. Уихара взглянул на часы — еще не было семи. Он решил подняться на самую вершину холма, но едва сделал несколько шагов, как почувствовал, что ему не хватает воздуха. Это, впрочем, его не остановило, но, пройдя еще с десяток метров, он ощутил сильную боль в руках и икроножных мышцах. Кроме того, его беспокоило то, что обе штанины были забрызганы грязью. В таком виде в магазин не пойдешь, а Уихара нужно было пополнить запасы продовольствия.
Склон стал круче, и теперь, чтобы не упасть, ему приходилось хвататься за ветви и стволы деревьев. Ковер из гнилой листвы кишел насекомыми. Они разбегались прямо из-под ног Уихара, оставляя свои гнезда. Подошвы кроссовок были покрыты липкой слизью от раздавленных личинок. Он с любопытством приглядывался к древесным стволам, по которым сновали десятки и сотни доселе невиданных тварей. Какое-то время Уихара развлекался, давя их пальцами, пока те не покрылись какой-то зеленоватой мерзостью.
Он решил сделать привал и вытянулся на земле. Ветви сплетались над его головой так, что неба не было видно. Дорога оказалась куда более тяжелой, чем он предполагал вначале, и на подъем пришлось затратить немало сил. От усталости Уихара перестал чувствовать свое тело, словно в него влили небольшой тазик новокаина. Но все же он стал сильнее — он был счастлив. Отказавшись ходить в школу, он временами не мог заставить себя подняться с постели. Тогда всерьез считал, что ослаб из-за того, что родители и брат по ночам высасывали из его тела всю кровь. А вчера вечером так увлекся, что даже не осознал, что тело обрело способность подчиняться его воле. Он упал и ободрал о камни кожу на коленях, его ладони были исцарапаны о колючки, в волосах было полно паутины, ветки хлестали его по лицу, но все же он смог добраться до самого верха. Да, Уихара был счастлив по-настоящему. На преодоление каких-то десяти метров он потратил не меньше часа, но ни разу не присел отдохнуть.
Вдруг он вспомнил о Сугуру Итагаки. Кажется, этот Сугуру хотел встретиться с ним… «Но как он нашел бы меня? Здесь же нет ни улиц, ни номеров домов!» — подумал Уихара и неожиданно расхохотался. От смеха потерял равновесие и упал. Падая, схватился за какую-то ветку и до крови расцарапал себе руку. Он и понятия не имел, что смех действительно расслабляет и рассеивает внимание. Его родители сами смеялись очень редко и не давали повода посмеяться детям. Но стоило всем отправиться пообедать в китайский ресторан, как вокруг старшего брата тотчас же собиралась веселая компания. Брат умел рассказывать забавные истории, которые с ним приключались в школе. Не то чтобы они были так уж забавны, но многие смеялись — это он помнил точно. Сам же Уихара никогда не понимал юмора и смеяться не умел. Но, как бы то ни было, сейчас он решил воздержаться от смеха, пока не достигнет вершины холма.
Дорога становилась все более и более тернистой. Как только Уихара преодолевал одно препятствие, перед ним сразу же возникало новое. Больше всего ему досаждали огромные валуны, которые приходилось огибать, чтобы продолжить путь. Наконец он уткнулся в почти отвесную плиту. Неподалеку в ложбинке журчал ручеек. Уихара пошел вдоль обрыва.
Он дышал часто-часто, как собака в жаркую погоду. Его рубашка прилипла к телу, пот стекал даже в кроссовки. Уихара посмотрел на ноги — они были покрыты толстым слоем грязи. Но все это теперь не имело значения. На каждом шагу он открывал и жадно впитывал новое. Его душа ликовала. Он чувствовал себя одним целым с лесом. Ступив под его своды, Уихара подумал, что в такой же ситуации оказывается и червь хослока-терия, когда попадает в человеческий организм. Сердце его бешено колотилось, в горле пересохло, и при каждом выдохе оттуда вырывался свист, похожий на тот, который издает воздушный шарик, когда из него выходит воздух. При всем при том он не ощущал ни малейшего дискомфорта…
В ручейке можно было выстирать одежду и вымыться самому. В таком виде, как сейчас, он не мог показаться на людях. Нет, Уихара вовсе не стеснялся. Просто ему не хотелось привлекать к своей персоне пристальное внимание окружающих.
В ложбинке царил полумрак. Самого ручья не было видно, но по шуму воды Уихара определил, что ее с избытком должно хватить на стирку и туалет. Правда, пока одежда не просохнет, придется посидеть в спальном мешке… Кроссовки же высохнут быстрее, если их сразу надеть на ноги, — это Уихара вычитал в каком-то журнале.
Поднимаясь сюда, он все время оглядывался в надежде увидеть среди зарослей фигуру старика с блокнотом. Все это время он размышлял над его словами: почему старик советовал не соваться в лес? Может, старик ему не доверял? Или просто не ожидал, что они встретятся? «Ведь дед же не знал, что я знаком с той женщиной… Так откуда же ему знать, что мне нужно как раз то самое бомбоубежище? Может, надо было прямо сказать ему об этом? Наверное, мне следовало дать ему понять, что я тоже хочу поселиться в убежище…»
Уихара понял, что у него опять поднялась температура. В висках застучала кровь, и в такт ее биению перед внутренним взором Уихара стали возникать чудные картины. Он почти бредил. Мысли его смешались. Автор «Дыры» превратился в старичка художника, а Сугуру Итагаки оказался не кем иным, как Ватанаби из «Интер-Био». Различия между людьми и вещами исчезли, все двигалось в одну сторону, параллельными путями. Йосико Сакагами стала древней индейской жрицей (правда, оставшись красавицей). «Интер-Био» было всего лишь набором букв, последовательностью электрических импульсов. Все остальное не имело никакого значения. Уихара думал, что, как только он достигнет бомбоубежища, все станет на свои места, все станет возможным для него. Войти в бомбоубежище — значит окончательно слиться с червем хослокатерией, превратиться в него и проникать в тела обреченных на смерть. С тех пор как Уихара стал входить в Интернет и познакомился с Йосико Сакагами, для него весь мир окрасился в цвета смерти и разложения. «Убежище будет моим дворцом, — мечтал он. — Там, во тьме, среди баллонов с отравляющим газом, я стану единственным владыкой… Я буду принимать всех, кроме полицейских и членов моей семейки. Там я буду долго разговаривать с самой Йосико Сакагами… она обязательно приедет ко мне. Сначала я расскажу ей о том, как разбил бейсбольной битой голову своему папаше. Я знаю, ей это понравится. Она явно без ума от всяких жестоких историй. Я расскажу ей, какой получается звук, когда раскалывается череп, как разлетается в стороны мозг и чем все это пахнет. А она будет внимательно слушать, сидя напротив меня и слегка раздвинув ноги. Я ей много чего расскажу. Обязательно расскажу ей про ту женщину, что приготовила для меня горячий шоколад, а потом показала фильм… Интересно, а видела ли Йосико Сакагами, как заживо сжигают солдат на южных островах? Конечно, ей это должно быть знакомо: полузасыпанные песком тела на пляже среди пальм; женщины, бросающиеся с утеса; моряк в белом кителе, медсестра на палубе корабля… Я хочу порасспросить ее кое о чем. Непременно надо будет спросить про старика, который рисует ад. Она, наверное, знает, что любые другие рисунки только нагоняют тоску и вызывают чувство тревоги. А гордость — самая важная вещь на свете, только ее нельзя проявлять перед другими. Йосико Сакагами все это знает», — мечтал Уихара, карабкаясь по склону холма. В его воображении то и дело возникали разнообразные сцены разговора с Йосико Сакагами в бомбоубежище.
