Жан-Кристоф Гранже - Пассажир
Фрер задумался. Он пытался сопоставить ложные воспоминания Паскаля Мишелля с подлинными фактами биографии Патрика Бонфиса.
— Вы когда-нибудь бывали в районе Аркашона?
— Нет, никогда.
— Вам что-нибудь говорит имя Тибодье?
— Ничего.
— А имя Элен Офер?
— Это еще кто такая?
Фрер улыбнулся, давая собеседнице понять, что с этой стороны ей ничто не грозит. Женщина снова вытащила кисет с табаком и лист папиросной бумаги. Несмотря на расстроенный вид, она в несколько секунд ловко свернула новую сигарету.
— Он вам рассказывал про сон, который ему часто снится?
— Что за сон?
— Как будто он в солнечный день идет по деревне. Потом раздается взрыв, и на стене остается его тень.
— В первый раз слышу.
Вот и еще одно подтверждение. Сон начал сниться Патрику вследствие перенесенной психической травмы. Что там рассказывал Паскаль Мишелль? Он же Петер Шлемиль? Что-то о Хиросиме…
— Патрик любит читать?
— Не оторвешь от книжки. У нас не дом, а муниципальная библиотека.
— А какие книги он читает?
— Все больше по истории.
Фрер решил, что пора задать ключевой вопрос:
— Скажите, а в тот день, когда Патрик поехал в банк, он не упоминал, что у него назначена еще какая-то встреча? Он больше никуда не собирался?
— Послушайте, вы что — легавый? Чего вы меня все расспрашиваете?
— Я должен понять, что с ним произошло. Я имею в виду, что произошло у него в голове. Мне необходимо шаг за шагом восстановить события того дня, который для него закончился потерей памяти. Иначе мне его не вылечить.
Она ничего не ответила, только махнула рукой с зажатым в ней окурком, прочертившим во влажном воздухе красную дугу. Курила она жадно, глубоко затягиваясь. Они молча дошли до причала. Бонфис по-прежнему ковырялся в моторе. Время от времени над бортом лодки показывалась его голова. Даже с такого расстояния было видно, что на его лице замерло выражение безмятежного счастья.
— Мне придется еще раз приехать, поговорить с Патриком, — предупредил Фрер.
— Нет, — отрезала Сильви, швыряя в море окурок. — Оставьте его в покое. Вы много для него сделали, спасибо вам большое. Но теперь я сама им займусь. Я, может, не такая ученая, как вы, зато я знаю Патрика. Все, что ему нужно, — это поскорее забыть всю эту историю.
Фрер понял, что торговаться с ней бесполезно, во всяком случае сейчас.
— Ну хорошо, — сдался он. — Но я все-таки оставлю вам координаты кого-нибудь из своих коллег в Байонне или в Сен-Жан-де-Люзе. Вы должны понимать, что случившееся с ним — не шутки. Ему необходима медицинская помощь.
Женщина промолчала. Фрер пожал ей руку и сделал прощальный жест в сторону Патрика, который радостно замахал ему в ответ.
— Завтра я вам позвоню, ладно?
Она снова промолчала — или ее слова отнесло ветром? Фрер медленно поднялся по цементному спуску. Добравшись до своей машины, он еще раз обернулся. Сильви качающейся походкой уже спешила к своему возлюбленному.
Психиатр сел за руль и тронул автомобиль с места.
Он поможет этим двум горемыкам, не спрашивая, хотят они того или нет.
* * *— Я ищу щель в мироздании.
Черная рука обшаривала потрескавшуюся стену камеры вытрезвителя.
— Как найду, только вы меня и видали…
Анаис воздержалась от комментариев. Она уже десять минут выслушивала бред, который нес нищий попрошайка по имени Рауль. И ее терпение иссякло.
— Надо только не сбиться с курса, — поделился с ней клошар, пристально изучая очередную трещину в стене.
Анаис перешла к решительным действиям. Достала из пластиковой сумки картонный пакет с вином, купленный по дороге. Глаза Рауля мгновенно загорелись жадным огнем. Схватив пакет, он быстро отвинтил пробку и в два глотка осушил его.
— Так что насчет Филиппа Дюрюи?
Нищий вытер рот рукавом и громко рыгнул. Его красная рожа наводила на мысли о дохлом животном, запутавшемся в колючей проволоке. Щетина на подбородке, волосы, брови стояли торчком, словно стальные прутья, воткнутые в окровавленную плоть.
— Фифи-то? Фифи я знаю! Он всегда говорит, что сердце у него работает в режиме сто двадцать, а мозг — в режиме восемь и шесть.
Анаис поняла, о чем он. 120 ударов в минуту — в таком ритме исполняется музыка техно. А 8,6 градуса — это крепость пива «Бавария». «Пива чемпионов» — панков, рокеров и прочих маргиналов. Рауль говорил о Фифи в настоящем времени. Следовательно, не знал о смерти парня.
— Если честно, он псих. Натуральный псих.
— Я думала, вы с ним друзья.
— Дружба не мешает объективности оценок.
Анаис чуть не расхохоталась. Меж тем доморощенный философ продолжал:
— Фифи — он такой. У него семь пятниц на неделе. То сидит на герыче, то уходит в глухую завязку. То слушает металл, то тащится от техно. Сегодня он гот, а завтра, глянь, — уже панк…
Анаис попыталась представить себе образ жизни погибшего мальчишки. Бродяжничество, наркотики, драки. Героиновое блаженство, глюки от экстази, ночи под забором, пробуждение в неизвестных местах. Без понятия, как он сюда попал и что делал накануне. И так день за днем. А в глубине души — вечная надежда, что не сегодня завтра он соскочит с иглы.
Рауль пустился в рассуждения о музыкальных пристрастиях Дюрюи:
— Я ему говорю: музыка твоя — это все говно. Они же ничего своего не придумывают, только копируют. Мэрилин Мэнсон — это Элис Купер. Техно — тот же Крафтверк. А «Ар-энд-Би»…
— Айзек Хейз.
— Точно! Тырят чужие песни и выдают за свои!
— А на что Фифи жил?
— На то, что подадут. Как и я.
— В Бордо?
— И в Бордо, и в других местах. Слышь, а у тебя еще выпить нету?
Анаис достала из сумки вторую картонку. Рауль высосал ее за долю секунды. На сей раз он не рыгал, но Анаис испугалась, как бы он не напрудил в штаны. На нем было пальто из ломаной саржи, но до того замызганное, что рисунок ткани уже не просматривался. Штаны от спортивного костюма от грязи стояли колом. Из-под стертых до корда сандалий выглядывали черные голые ноги. Анаис старалась не дышать носом, хотя на всякий случай смазала ноздри пахучей мазью «Vicks Vaporub».
Рауль размахнулся и запустил опустевшим пакетом в стену камеры. Анаис поняла, что надо ковать железо, пока горячо.
— Пару дней назад Фифи говорил тебе про ангела…
Рауль забился в угол, сел на пол и, дергая плечами, принялся чесать спину — точь-в-точь животное.
— Ха, ангел! — хмыкнул он. — Мужик пообещал дать ему ангельской пыли.
Убийца. Наконец-то разговор подошел к сути дела.
Анаис наклонилась к Раулю и, отчетливо произнося каждый слог, спросила:
— Он хорошо его знал?
— He-а. Только познакомились.
— Что именно он тебе о нем рассказал?
— Что тот отправит его на небеса. И почему-то все время болтал про какого-то святого Юлиана…
— Святого Юлиана Странноприимца?
— Ага, про него самого.
— А почему?
На Рауля снизошло озарение.
— Фифи в школе мало учился, но эту легенду он хорошо запомнил. Один принц по ошибке убил своих родителей. Убежал из дому и стал на реке перевозчиком. И вот однажды приходит к нему прокаженный и просит перевезти через реку. Юлиан его принял, накормил и согрел своим телом. И тогда прокаженный взял его с собой на небеса. Потому что это был Иисус Христос. Так вот, Фифи болтал, что этот ангел и к нему пришел. И что он отправит его прямиком на седьмое небо…
— Почему он вспомнил именно эту легенду?
— Потому что его ангел тоже был прокаженный.
— Прокаженный?
— Ну, у мужика вся рожа была замотана тряпками.
Анаис попыталась воочию представить себе, как все это происходило. Человек с закутанным лицом знакомится с Филиппом Дюрюи. Предлагает ему небывалый кайф. Парень начинает размышлять над личностью доброхота, и его воображение подсказывает ему разные версии, в том числе совершенно фантастические. Любопытно, попала ли их беседа хоть на одну из камер наблюдения?
— Когда ты виделся с Фифи в последний раз, что точно он тебе сказал?
— Что вечером у него встреча с прокаженным. И что они вместе переправятся через реку. Хрень полная.
— А где они должны были встретиться?
— Не знаю.
— А ты где с ним виделся?
— На набережной. В районе Сталинградской площади. Фифи чуть из штанов не выпрыгивал, до того ему не терпелось бежать к этому типу.
— В котором часу это было?
— Не помню. Ближе к вечеру.
Анаис не собиралась упускать ни одной детали:
— У Фифи есть собака?
— А как же! Как у каждого бомжа! Слышь, а у тебя еще бухло есть?
— Нет. Как зовут собаку?
— Мирван. В честь грузинского святого. Говорю же, Фифи — малый с приветом.
— Собака в тот вечер была с ним?
— А то!
— А после этого ты где-нибудь видел его собаку?
