Мания (СИ) - Шерола Дикон
— В ее случае еще не сдохли. Угомонись, сексист, — Оранжевый уже ржал в голос. — И не отметай Фредди Крюгера… Хочешь, помогу найти ее? Согласись, у девчули есть на что обижаться. Поговорите как взрослые люди. Правда, существует один нюанс: если она захочет надавать тебе по шее, я вмешиваться не буду. Не хочу, чтобы она решила, что я на твоей стороне.
С этими словами Оранжевый отсалютовал собеседнику кружкой и сделал глоток.
Глава 17
В квартире Александра они провели еще около часа. Было даже странно вот так вот просто разговаривать друг с другом за чашкой чая, словно старые друзья. Ореол безумия, который всегда сопровождал Оранжевого из-за его внешнего вида, внезапно померк и отступил на второй план, приоткрывая Александру некий намек на человечность. Да, Оранжевый продолжал сыпать шутками, весело скалиться, вот только теперь его поведение напоминало не изощренную игру психопата, а скорее обложку на документ — снаружи пестрый глянец, а внутри черно-белые символы.
— Расскажи мне о вас, — попросил Саша. — Не по-идиотски ткнув лицом в «блюдо», мол, жри, полезно, а…
— А с описанием ингредиентов того самого блюда и его воздействии на едока? — с иронией договорил за него Оранжевый.
— Об этом меня уже проконсультировал Влад. Я хочу понять, что для нас опасно… Например, ультрафиолет, религиозная символика, чеснок…
— Чеснок? — собеседник немедленно расхохотался. — Если ты планируешь покончить с собой, затолкав себе чеснок во все доступные отверстия, то увы — тебя ждет разочарование. Такой близкий контакт максимум вызовет некоторый дискомфорт, но ты не взорвешься, нет. И при виде распятия мы не визжим как корейские школьницы от BTS.
— Значит, и святая вода…
— А разве ты круглый и с полоской посередине?
Александр невольно усмехнулся, поняв, что его сравнили с таблеткой.
— Ну а что насчет ультрафиолета? Я ни разу не видел вас в солнечную погоду.
— А в Москве ты часто видишь солнечную погоду? — лениво поинтересовался Оранжевый. — Ладно, если отбросить шутки, есть кое-что, что способно нас убить. Причем это единственное, что правдиво из румынской мифологии.
— И что же это? — Александр невольно насторожился, глядя на непривычно серьезное лицо собеседника.
— Осиновый кол в сердце. Еще никто не выжил…
— Очень смешно.
— Конечно, смешно. Видел бы ты свое лицо!
— Ну хорошо. А что насчет передвижения? Как вы двигаетесь так быстро?
— Не знаю. Наверное, зависит от крови.
— Я еще…, - Александр замялся, пытаясь подобрать менее отвратительное сознанию слово, — не использовал кровь. В глазах Оранжевого промелькнула тень удивления.
— Забавно, — пробормотал он. — С таким я еще не сталкивался. Впрочем, какая разница. Главное, не используй эту способность слишком часто. А то и вовсе постарайся обойтись, иначе твое чувство голода будет расти, и дойдешь до того, что придется охотиться каждый день. Был среди нас один такой идиот. Возомнил себя богом. Как там у Достоевского: «я — тварь дрожащая или право имею»? Да, дорогой, я тоже разделяю твою точку зрения, что убийство — это дерьмово. Но в нашем случае я не против еды, я против обжорства. Когда мы с Владом еще дружили, мы смотрели сериал «Декстер»: там маньяк охотился на других маньяков. И вроде бы даже представал кем-то благородным, этаким психом со своей философией. Ну или Ганнибал Лектер, который поедал тех, кто ему нахамил.
Прослеживался подтекст: свинья мне ничего не сделала, а вон тот мудак в костюме «Бриони»… Беда только, что трудно найти такое количество маньяков и мудаков. По большей части люди-то хорошие, просто жизнь загоняет их в плохие обстоятельства. Алкаш не становится алкашом, потому что это мечта всей его жизни, его просто ломает жизнь.
Чуть помолчав, Оранжевый вновь задал наиболее важный для него вопрос.
— Ну так что, ты с нами?
— Говорю же, я буду искать лекарство, — ровным тоном ответил Александр. — Я примерно понимаю, чем кололась та девчонка, чтобы притормозить процесс мутации. Судя по ее формулам, яды, поражающие нервную систему, каким-то образом притупляют голод. Но мне даже на секунду страшно представить, какую боль терпела эта девушка, лишь бы не переходить черту.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})— Любая черта рисуется нами: будь то полоска на асфальте или линия в собственной башке. Без еды ты не выживешь, а в одиночку погибнешь тем более. Засветишься где-то, и тебя грохнут. Если не Влад, то правительственные псы уж точно. Твоя начальница лишь на сантиметр приоткрыла завесу дерьма, в котором мы замешаны, и ее уже убрали.
— Я думал, это твои люди…
— Э, нет, дорогой, мои как животные, только жрем. Убивать ради денег и секретов — прерогатива человека.
На какой-то момент в комнате повисло молчание. Александр задумчиво смотрел в окно, где в темноте постепенно гасли огни других окон. Город как будто смирился с наступившей ночью и своим видом намекал парню последовать его примеру. Плыть по течению проще: главное, найти себе правильное оправдание, такое, чтобы заглушило совесть и заставило принять собственную участь как необходимую, пускай и горькую пилюлю. Мы же убиваем животных ради меха и кожи, ради лекарств, ради пищи, в конце концов, ради удовольствия, желая поиграть в первобытного охотника, разве что с ружьем последней модели. Так почему бы «зависимым» тоже не играть в филантропов, открывающих фонды защиты людей и параллельно уничтожающих их собратьев? Или, напротив, возомнить себя выше других, как когда-то белокожие, поработив жителей Африки?
Возможно, человечество действительно обречено, а те, кто сочтут людей подходящей пищей, это лишь логичный виток эволюции? В мире, где цена и ценность стали синонимами, разве можно рассуждать о сострадании и эмпатии? В мире, где чем глупее, тем лучше, разве стоит философствовать об истине?
— Думаю, мне пора, — произнес Оранжевый, задержав взгляд на своих кислотно-желтых часах. — Я и так сильно рискую, находясь у тебя дома. Владу и его коршунам вряд ли понравится, что я все еще пытаюсь завербовать тебя в наши стройные ряды…
— Мне кажется, что, если бы Влад хотел, он бы давно убил тебя, — отозвался Александр.
— Или я его. Если бы хотел. Так что каждый из нас ждет, когда кто-то из его сторонников наконец скажет: эй, я убил его за тебя! Выживший сделает вид, что рад, а в душе будет до конца жизни ненавидеть убийцу. Высокие отношения, не так ли?
— Тебе пора, — напомнил ему Александр. — Я все равно собираюсь в лабораторию.
— Тебя подвезти?
В глазах Саши промелькнула тень удивления: то этот тип заявлял, что рискует жизнью, находясь здесь, то предлагает отвезти чуть ли не на другой конец города. Однако озвучивать свои мысли парень не стал: все-таки гораздо приятнее добираться на красивой машине, нежели на последней маршрутке или дешевом такси.
Каким же было разочарование Александра, когда вместо глянцевого «Рендж Ровера» Оранжевый подвел его к раздолбанной БМВ черт знает какого года выпуска.
— Такое падение и так быстро, — с иронией заметил Саша, не оценив подержанного представителя немецкого автопрома. Оранжевый весело ухмыльнулся.
— Ту машину пришлось оставить в деревне. Довольствуемся тем, что есть. Это Влад у нас богатенький буратино, а я — что угнал, тем и взял!
— Зачем красть у бедняков?
— Я не крал, а одолжил, — отмахнулся Оранжевый. — Я не катаюсь на одной и той же машине дольше суток. К тому же ее владелец так люто бухает, что сам Бог велел отобрать у него любое средство передвижения кроме ног.
В ту же секунду парень резко умолк, заметив, как к соседней от них машине приближаются трое мужчин и одна женщина. Все четверо что-то живенько обсуждали, ровно до тех пор, пока не увидели разноцветный наряд Оранжевого.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})— Ты че так вынарядился? Ей богу, как попугай! — не выдержал один из мужиков, ошарашенно пялясь на парня. Оранжевый проигнорировал. Кивнув Александру, мол, садись, он забрался в машину, завел мотор, и вскоре выехал на главную дорогу.