Али Найт - Точка кипения
— А я понимаю, почему ты все представляешь в таком свете. Но — и я не хочу, чтобы ты меня неправильно поняла! — я все еще волнуюсь за Пола, даже несмотря на то, что он ушел от меня к тебе. Он занимал огромное место в моей жизни, и я все еще хочу, чтобы он был ее частью. И я хотела узнать, не смущает ли тебя это. — Она рисует пальцами в воздухе кавычки после слова «смущает». — И если таки смущает, то как мне быть.
Я смотрю на Элоиду в ее ультрамодном доме, солнечные лучи отражаются от сверкающих поверхностей и от ее еще более сияющих волос. Такое чувство, что я толстая, ужасная жаба. Моя нога наталкивается на твердый край ножки стола, что придает мне некоторую уверенность. Мне нравятся границы, понимание, где заканчивается одно и начинается другое. А Элоиде нравится все это смешивать: азиатские блюда фьюжн, свободные отношения, оставаться друзьями с бывшими любовниками и мужьями, называть родителей по именам, а не мамой и папой, занятия йогой на Ибице. Для меня это все как-то по-шведски; ее границы перемешаны, как краски в банке.
— Так что, кофе? Он бесподобен с корицей.
О нет!
— Лучше чай. Билдерс, пожалуйста.
— Конечно.
Она открывает шкафчик, и я вижу коробки и пакетики, аккуратно выложенные в одну линию. Как она справлялась с беспорядочностью Пола? Не очень хорошо, как мне кажется. А с его неверностью? Даже для человека, не стесненного условностями, это должно быть больно — и очень. «Он занимал огромное место в моей жизни, и я все еще хочу, чтобы он был ее частью». Я смотрю, как она открывает новую пачку чая, выбрасывает бумажку в мусорное ведро — хотя нет, это скорее сделанная на заказ мини-станция по переработке отходов. Она открывает ящик и вздрагивает, задев пальцем что-то острое. Потом громко ругается, и я смягчаюсь. Я была ее подругой в прошлой жизни. Пол обидел ее, и я обидела ее. Она достает из холодильника козье молоко и наливает себе в чашку.
— Не беспокойся, для тебя у меня есть обычное.
Элоида внимательно смотрит на меня, потому что я облегченно вздыхаю. Это вышло немного громче, чем я ожидала. Солнечные лучи преломляются на столе, за окном раскачивается колючий кустарник. Такое чувство, что мы в Калифорнии, и у меня такое настроение, что я вот-вот признаюсь и «расскажу о том, что чувствую».
— Наверное, мне действительно неприятна твоя… дружба… с Полом. — Я никак не могу подобрать правильные слова. — Потому что это ненормально. Большинство людей хотели бы избежать такой неловкой ситуации, начать все заново, если тебе угодно. Потому что ты… и он… не то чтобы это выводит меня…
Я пожимаю плечами, чтобы восполнить недостаток слов. Как же далеки английские предместья от Лос-Анджелеса с его свободным изливанием души!
Она улыбается еще шире.
— Мне кажется, я понимаю. Но жизнь продолжается. Теперь мы с Полом абсолютно другие люди, чем тогда, когда были женаты, но я лучше разберусь с нерешенными вопросами, чем буду избегать их. И речь идет не о том, чтобы вернуть прошлое, а скорее о взаимоотношениях, которые помогают мне наполнять жизнь смыслом и двигаться дальше. — Она машет рукой, как стюардесса, и я киваю. Мне это даже нравится. — И гораздо легче найти смысл, если у тебя не осталось переживаний.
— Иногда мне кажется, что ты заходишь слишком далеко.
Она поражена.
— Тогда извини. Я вправду не осознавала, как могут быть восприняты мои действия. У меня нет никаких скрытых намерений. Большую часть времени мы разговариваем по телефону о работе, я рассказываю ему о новых идущих в гору людях, пересказываю сплетни, которые слышу в туалетах ночных клубов. Он сообщает мне любопытные факты о телевидении, которые полезны для моего блога. — Мы смотрим друг на друга. — И которыми, как я знаю, он делится и с тобой, поэтому не подумай ничего такого.
Я не отвечаю, потому что она права. Элоида не просто общается со знаменитостями на приемах по случаю выхода книги или открытия отеля, ее карьера основывается на этих прекрасно организованных мероприятиях, улыбках в объективы аккредитованных фотографов. Она меняется вместе со временем, приспосабливается к все более жестким и беспощадным голоданиям — все ради пикантных подробностей о знаменитостях. Она ведет открытый блог, в котором описывает самые распутные истории. Блог анонимный, и она стремится таким его и оставить.
Я делаю большой глоток чая.
— Вы обсуждали с ним тебя и меня?
— Немного. — Я жду, когда меня начнет одолевать ревность, но не чувствую ничего такого. — Он говорит, что он пацифист в отношениях.
— Что, черт возьми, это значит?
Она улыбается.
— Думаю, он просто хочет, чтобы мы все ладили друг с другом.
— Я рада, что он припас эти фразы для тебя, иначе мы не продержались бы столько!
Элоида смеется.
— Ах, Кейт, твой скептицизм… мне нужно быть осторожнее, не хочу ненароком обидеть тебя, — она делает рукой знак стоп, — ценность терапевтических методов не имеет себе равных.
— Ой, прекрати! Чашка чая и пустая болтовня в большинстве случаев срабатывают так же хорошо.
Мы улыбаемся.
— Или, как в моей сфере работы, коктейль «Беллини» и палуба яхты.
Элоида забирает пустые чашки и несет их на свой корейский кухонный островок.
Впервые за десять лет у меня не сжимается все внутри от пребывания в компании Элоиды. Я отклоняюсь на спинку белого и на удивление удобного кухонного пластикового стула, пока она сметает рукой воображаемые крошки со стола. Потом смотрю на чашки на этом островке, белые на белом. Она поставила чашки так, что они соприкасаются ободками, а ручки смотрят наружу, и сверху положила чайную ложку. Некоторым людям платят большие деньги, чтобы они охарактеризовали того, кто живет подобным образом, как имеющего страх перед беспорядком. Мне кажется, что она просто невероятная чистюля. Глядя на эту безукоризненную кухню, я думаю, сколько времени понадобится моим детям, чтобы все испортить.
— Как дела у Лекса? — спрашивает она. — Если кому и нужна терапия, так это ему.
— Почему ты так думаешь?
— Ох! Его все прогоняют, а он такой же переменчивый, как весна.
Я рассеянно киваю, а сама продолжаю смотреть на чашки.
— Если что-то идет не так, как он задумал, он ужасно злится. По-моему, у него такие приступы ярости, что их нужно…
Эти чашки… Они мне что-то напоминают, но я не могу понять, что именно. Эти правильно расставленные чашки и ложка посредине образуют маленькую скульптуру, они как на картине, и я уже где-то видела что-то подобное…
— …с годами эта злость усиливается… Кейт?
Белый пластиковый стул отлетает назад, я резко встаю.
— Ты была в моем доме.
— Что?
— Ты была в моем доме!
Я хватаю Элоиду за руку и сильно сжимаю. Когда-то я видела чашки с ложкой посредине на моей собственной подставке для сушки. Как давно это было? Месяц? Два или три? Я швыряю пакет на столик, и ложка с грохотом падает на пол. Она была у меня в кухне! Куда она еще заходила? Я обнаружила в своем гнезде кукушку, которая нарушила границы. Бешенство от того, как легко меня обвели вокруг пальца маленьким белым декором и приятной беседой, просто вырывается из меня.
— Это бред!
— Выкладывай!
Я с силой дергаю Элоиду за руку, и она наклоняется через стол.
— Ты задолбала меня своим псевдопсихоанализом…
— Не говори ерунды!
— Держись подальше от моего мужа, а если ты осмелишься приблизиться к моим детям, клянусь, я убью тебя!
— Кейт, я просто хотела, чтобы мы стали подругами…
— Подругами?! Подруги доверяют друг другу! Они поддерживают, а не прокрадываются в дом, когда другой нет дома. Я никогда тебе ничего не расскажу!
Она плачет, и мне кажется, что это из-за боли от моих пальцев на ее руке.
— Перестань!
Слышится странный звук, я понимаю, что кричу и дергаю ее за руку еще сильнее. У Элоиды вырывается испуганное «О!», и тут я останавливаюсь, потому что длинный рукав ее блузки задирается и мне открываются четыре синевато-багровых пореза чуть выше запястья. И белые шрамы на ее идеальном теле вокруг свежих ран.
— Господи, что это?
Она перестает вырываться, Я разжимаю пальцы, и она медленно, даже надменно опускает рукав.
— Ты наверняка находишь это ужасным. Никто не ожидает подобного от девушки, имеющей самую лучшую в мире работу. — Она приглаживает волосы. — Если тебе нужны секреты, то вот один из них.
— Зачем ты это делаешь?
Элоида беспомощно разводит руками, и по ее высоким скулам начинают течь слезы. Я бросаю на нее сердитый взгляд и замираю от этого плача.
— Опять секреты. Ну что ж, вот и тебе один. Я считаю, что это Пол убил Мелоди. Что об этом думает наша гламурная девушка?
Не могу поверить, что рассказываю ей это. Что подозрение, которое я носила в себе целую неделю, раскрываю сейчас своему врагу. Я выплескиваю свои невзгоды на ее хрупкую психику. Мне хочется посмотреть, сможет ли она справиться с ними.
