Борис Терехов - Помойник
В ответ та утвердительно кивнула.
— Верно, Басмач. Это наш последний долг перед Крохлей. За нашими мужиками со свалки нужен глаз да глаз. Если что не так, вправь им мозги. Пинками под зад, — посоветовала бомжиха.
Басмач крякнул, поправил милицейскую шапку, хлопнул ладонями по коленям и, взяв лопату, поднялся.
— Теперь Крохле не очень важно, какая по глубине у него будет могила, — заметил я, провожая взглядом удаляющуюся фигуру бомжа.
Жулька, вскочив с места, колебалась. Она решала, с кем ей было лучше остаться. Нюхала воздух и вертела мордой. Потом стремительно, с лаем, побежала следом за Басмачом.
— Само собой, Крохле это до фени. Но мы обязаны все сделать, как положено. Не хочу, чтоб после у меня болело сердце, — заявила Кастра.
— Сходи в церковь, поставь свечку за упокой его души, — посоветовал я. — Помолись.
— Не желаю, Вовка. Нет мне смысла молиться. Бог забыл о нас здесь, на земле. И вряд ли вспомнит там, на небе, — ответила она и звучно шмыгнула носом.
— Получается, что ты атеистка?
— Получается, что да.
— Кастра, я не понимаю, почему Крохля так сильно меня ждал? — спросил я, меняя тему нашего разговора.
— Как же, парень! Он верил, что ты станешь новым Головой. Приструнишь Кривоноса. Наведешь порядок у нас на полигоне. Он верил, что за тобой стоят солидные деловые люди. А не как за Генкой — шайка вечно пьяных забулдыг.
— Вот дела! Но, по-моему, я ничего ему такого не обещал. Это его фантазии, — произнес я, чувствуя вину перед Крохлей за то, что обманул его ожидания.
— Может быть, не обещал. Но ты вел себя с Кривоносом смело и дерзко. Поэтому мы подумали, что у тебя серьезные намерения. В общем, что ты типа собираешься занять его место. Особенно ты убедил в этом Крохлю, — сказала Кастра. — Кстати, потом у нас с Кривоносом были из-за тебя крупные неприятности.
— Прости. Но как Генка узнал, что вы тогда подумали?
— Очень просто. Крохля сдуру проболтался. Язык-то без костей.
— Это он зря.
— Конечно. Еще Кривонос рассерчал на нас, что мы принимали тебя. Поколотил меня и Басмача. До сих пор ребра болят. Крохля тоже попал под раздачу. Вдобавок Генка начал требовать с нас больше денег. А если мы откажемся платить, грозил вообще прогнать со свалки. Но куда мы пойдем? — с горькой усмешкой спросила бомжиха. Затем прочистила нос, поочередно зажимая то левую, то правую ноздрю, высморкалась на землю.
— Ну, на другую свалку, — предположил я.
— На другой свалке свои правила и законы. Разве к ним быстро привыкнешь? Да и наше жилище здесь бросать жалко. Трудно все начинать заново.
— Да, нескладно все получилось. Я не хотел сталкивать вас лбами с Кривоносом.
— Понимаю, Вовка, что не хотел. Только все вышло совсем наоборот, — вздохнула Кастра. — Знаешь, в чем ошибался Крохля?
— В чем же?
— В том, что очень в тебя поверил. Все ждал, когда ты придешь и прищемишь хвост Кривоносу. Так ему и сказал: вот придет, мол, племяш бывшего Головы и прищемит тебе к псам хвост. Каково? Того это, конечно, это до кишок задело. Кому ж такое придется по нраву? — она сделала паузу и почесала под мышкой.
— Я говорила Крохле, чтоб он, старый дурень, угомонился. Не лез на рожон. Зачем самому нарываться на неприятности? Ведь не зеленый мальчишка. Но он меня не слушал. Посылал вместе с Басмачом куда подальше. Матюгами. По этой причине мы вчера с ним и разругались. Он напился в дым и остался ночевать в нашей конуре на свалке. А утром, значит, его нашли мертвым.
— Мертвым — в той же конуре?
— Да нет же! Не в конуре! Я тебе уже рассказывала, что на самом краю полигона.
— Кастра, ты считаешь, что это Кривонос решил свести с ним счеты? — спросил я.
— Господи! Какой ты, Вовка, однако, ступор! Как последний здешний алкаш! Ничего я не считаю! — возмутилась бомжиха. — Может, Кривонос! Может, Помойник! Может, еще кто-то! Какая теперь разница! Человека с того света все одно не вернешь!
— Само собой, не вернешь. Это не в наших силах. Только хорошо бы знать, кто его убил.
— Согласна. Тогда бы я с ним расквиталась. Мне бы и Басмач помог.
— Ни минуты в том не сомневаюсь. Расквитаетесь еще. Но до этого пока далеко, — сказал я. — Что у Крохли было повреждено? От чего именно он умер?
— Кто ж его разберет? Я в этом деле не бум-бум. Я ж тебе не лекарша, — ответила Кастра и покосилась на труп Крохли, лежащий возле ее ног. — Мы с Басмачом к его телу особо не приглядывались. Признаться, я до жути боюсь мертвяков. Мне кажется, что они могут встать и вцепиться в мое горло.
— Людям всякое иногда кажется.
— Вот-вот. Но видок у Крохли ужасный. Брр. По-моему, у него все повреждено. Места целого не найдешь. Мы с Басмачом быстро его завернули в целлофан и картон из-под холодильника. Чтоб не пугать народ.
— Правильно, наверное, поступили, — заметил я.
— Нет, Крохля не заслужил такой страшной гибели. Но почему ты у меня все это выспрашиваешь? — насторожившись, поинтересовалась она.
— Как бы, Кастра, тебе доходчивее объяснить. Видишь ли, причина смерти моего дяди тоже какая-то не понятная. Вот я и подумал, что, возможно, она в обоих случаях одна и та же.
— Эка, парень, что взбрело тебе в башку! Но нет никакой одной причины! Не-ту! Слишком разное они занимали положение у нас на полигоне. Крохля не чета нашему бывшему Голове. Он перед ним как червяк, — заключила бомжиха.
— Но все же…
— Нет никаких «но все же». Если у тебя есть охота, то взгляни на него. Разверни и любуйся им, сколько хочешь. Только после сам снова его запакуешь. Тут я тебе не помощница.
Разумеется, я отказался от ее предложения. Не стал раскрывать картонки, чтоб обследовать тело умершего бездомного. Не то, что бы я страшился покойников — просто я не испытывал никогда желания изучать их с близкого расстояния. Как говорится, нос к носу. На это действие меня не могла сподвигнуть даже вероятность того, что удастся выяснить истинную причину его смерти. В чем, кстати, я весьма сомневался. Поскольку, по словам Кастры, на теле Крохли не осталось живого места.
От самой бомжихи также нельзя было больше добиться никакой интересующей меня информации. Поэтому я начал подумывать, что не следовало ли мне и впрямь пойти на эти поминки в соседний шалаш. И попытаться выудить там, у приятелей Крохли, сведения, способные пролить свет на причину его гибели. Хотя маловероятно, что обитатели свалки были бы со мною предельно честны, откровенны и дружелюбны. Скорее всего, они бы послали меня куда подальше матюгами. Как Крохля вчера свою сожительницу вместе с Басмачом.
— Кто ж над тобой так поиздевался, милый ты мой?! Кто ж эта скотина?! Чтоб ему лопнуть, паршивцу окаянному! — вновь заголосила Кастра, громко всхлипывая. — На кого ж ты меня покинул?! Я ж теперь одна-одинешенька осталась на всем белом свете!
— Не убивайся ты так крепко. Успокойся. Что сейчас поделаешь? — сказал я.
— Как мне, Вовка, не убиваться? Как успокоиться?! Нет у меня теперь нигде ни единой близкой души! Нет своего надежного угла!
Судя по настрою Кастры и основательно принятой скорбной позе, очередной взрыв ее причитаний был рассчитан надолго. Наверняка не меньше, чем на час. В моих утешениях она не нуждалась. Они только пуще ее раззадоривали. Никаких иных дел у меня на свалке больше не намечалось. Поэтому я решил, что пора было возвращаться домой.
Итак, я решил, что пора было возвращаться домой. И в этот самый момент уловил за спиной странный шорох. Хотел оглянуться, но не успел. Потому как почувствовал сильный жесткий удар по затылку. От этого удара я мигом съехал с пошатнувшегося ствола березы и потерял сознание.
Глава одиннадцатая
Я очнулся оттого, что Жулька влажным шершавым языком лизала мое лицо. Из пасти собаки пахло нечистотами, словно из канализационного люка. Что было уже само по себе не слишком приятно. Кроме того, грозило реальной опасностью подцепить кишечных паразитов. Вероятнее всего — глистов. Но отогнать ее у меня недоставало сил. Сил даже недоставало, чтоб произнести «пошла прочь».
Другой вопрос: стоило ли ее прогонять? В отличие от некоторых людей эта дворняга не желала мне зла.
Я лежал на правом боку в позе человеческого зародыша. Поджав под себя ноги, и с руками, крепко стянутыми за спиной веревками. Щекой я ощущал ледяной холод сырой земли. Весь мир мне виделся снизу и, соответственно, в искаженном виде. Надо мной возвышались молодые деревья, редкий кустарник и хибара, возведенная Крохлей. Надо мною на сучьях березы колыхалось нижнее женское белье. На одном уровне с глазами были уголья догоревшего костра, ножки древнего канапе и моя меховая кроличья шапка, что валялась неподалеку. Эта шапка смягчила удар по моему затылку.
У меня болела голова. Хотелось пить. Хотелось курить. Но еще больше хотелось принять нормальное вертикальное положение.
