Джеффри Сэкетт - Клеймо оборотня
— Вы? — воскликнул Брачер. — Почему вы так решили?
— Да потому что именно я провожу все исследования, — ответила она серьезно, — беру у него слюну, пытаюсь найти причину его превращений, а также способ ранить его или умертвить. Все это ставит меня в положение его главного врага, ИХ главного врага.
Брачер рассмеялся:
— Думаю, Калди вряд ли согласился бы с вами, но, тем не менее, я вас понимаю. Хорошо, мисс Левенштейн, я сделаю это единственное исключение и разрешу вам работать днем. Вообще-то договор с вашим домовладельцем уже расторгнут, но я восстановлю его;
— Я… э-э… уже сделала это, капитан, — робко сказала она и тут же добавила: — Потому что я не сомневалась, что вы согласитесь с этими логичными доводами и примите правильное решение.
Брачер счел ее нахальство довольно забавным и с трудом сдержал смешок. Она, казалось, почувствовала это, залилась краской и стыдливо улыбнулась. Брачер хотел было что-то сказать, но в этот момент в кабинет вошел Пратт.
— Ну, что, профессор, — спросил его Брачер, — все готово?
— Да, — ответил Пратт, усаживаясь на стул рядом с Петрой. — Можно начинать.
Невилл недоуменно спросил:
— Что готово? О чем вы говорите?
— Один эксперимент, Джон, — ответил Брачер. — Мисс Левенштейн, проинформируйте доктора Невилла.
— Да, капитан, — сказала Петра и повернулась к Невиллу. — Вы помните, что мне удалось выделить из слюны Калди необычный фермент, который не поддается и идентификации?
— Да, конечно.
— Так вот, пока вы проводили сеанс гипноза, я продолжала анализировать это вещество и в итоге немного продвинулась вперед.
Она раскрыла папку и достала лист бумаги. Протянув его Невиллу, Петра сказала:
— Если я не ошибаюсь, это химическая формула данного фермента. Кроме того, мне кажется удалось установить три химические субстанции, составляющие этот фермент.
Невилл прищурился, вглядываясь в бумагу. Первая формула, выведенная аккуратным почерком Петры, была: С39Н42N10О12. Ниже этой формулы стояло: С2Н4N6О8, далее С16Н16N2O2 и затем C21H22N2O2.
— Первые три мне неизвестны, а четвертая что-то напоминает. Но я не совсем…
— Химическая структура этой составляющей, как ни странно, идентична химической структуре яда стрихнина, — объявила Петра, указывая на четвертую формулу.
— Да, да, точно, — кивнул Невилл. — Но не думаю, что стрихнин…
— Однако взгляните на это, — перебила она, показывая на третью формулу, — данная комбинация элементов в стрихнине отсутствует. Но она очень напоминает вещество, выделяемое из североамериканского гриба Psilocybe mexicana. Как и стрихнин, это вещество токсично, но в небольших дозах не смертельно и является галлюциногеном.
— Псилоцибин, — он кивнул, — Да, это галлюциноген, как ЛСД и мескалин. А вторая формула?
Она покачала головой:
— Никогда прежде с ней не сталкивалась. Молекулярная структура этого вещества очень неустойчива, мне удалось сохранить его вне фермента только благодаря воздействию крайне низких температур. И, естественно, синтезировать его будет непросто.
— Почему? — вмешался Брачер. — Я считаю, что обычное охлаждение должно…
Петра перебила его, заговорив спокойно и неторопливо, однако на лице ее было написано нетерпение:
— Капитан, при понижении температуры молекулярная активность замедляется. Чтобы избежать разрыва неустойчивых связей этого компонента, необходимо в течение короткого промежутка времени создать и поддерживать температуру минус сто градусов. Это единственный способ исследовать данную структуру. Мы пытаемся это делать, но, как вы сами понимаете, это очень нелегко.
— Да, могу себе представить, — понимающе кивнул Невилл. — Но вся комбинация целиком, сам фермент. Молено ли его синтезировать?
— Именно это я и попробовала сделать, — ответила Петра, — но я не уверена в точности количественных соотношений этих трех химических составляющих.
Брачер удивленно поднял брови:
— Однако вы не упомянули об этом в отчете.
Она пожала плечами:
— Я просто хотела все объяснить вам лично, зная вашу нелюбовь к письменным отчетам.
Выиграв, таким образом, хотя бы частично, спор с Брачером, она вернула голосу былую сухость:
— Видите ли, проблема в том, что в слюне присутствует ничтожное количество крови, а фермент, собственно, содержится в крови. Таким образом, сначала мне пришлось — произвести экстракцию элемента крови, затем выделить из него фермент, а уж потом подвергнуть фермент химическому анализу. Как видите, слишком много этапов экстракции и анализа, а они, естественно, снижают точность результирующих данных. Я вполне уверена в химических веществах, участвующих в процессе, но вот что касается количественных соотношений этих веществ или характера их связи, здесь у меня уже уверенности нет.
Брачер заговорил, не скрывая раздражения:
— Мисс Левенштейн, у меня создалось впечатление, что вы достигли определенного прогресса.
— Но, капитан, — голос ее звучал изумленно, — ведь это и есть прогресс! Нам удалось обнаружить в крови Калди фермент, которого не существует в человеческой крови, более того, мы сумели выделить его компоненты. Теперь осталось только определить их количественное соотношение, и мы вплотную приблизимся к открытию самой природы процесса трансформации.
— А как вы собираетесь определять эти соотношения? — спросил Невилл.
— С помощью научной методики, разумеется. Будем экспериментировать с различными соотношениями. В конце концов, общую идею я представляю, требуется только экспериментальным путем установить точный процентный состав веществ, вот и все.
— Как раз подготовкой эксперимента я и занимался, — вступил в разговор Пратг. — Подопытное животное уже в лаборатории. Все готово.
— Хорошо, — отозвался Брачер, поднимаясь со своего места. — Я хочу лично присутствовать при этом. В конце недели у меня назначена встреча с мистером Халлом, он должен получить информацию из первых рук.
Брачер, Петра и Пратт направились к двери, Джон собирался последовать за ними, но, вспомнив о жене, остановился.
— Луиза, пойдем с нами, если хочешь.
Она молча покачала головой, не глядя на него.
Невилл осторожно коснулся ее плеча:
— С тобой все в порядке, дорогая?
Она вздохнула:
— Как там в Библии, Джон, — „потерявший жизнь, обретет ее вновь…“, так кажется?
— Да, — сказал он тихо.
Она подняла на него заплаканные глаза:
— Мы потеряли наши души, Джон. Мы сдались.
Он присел рядом с ней:
— Мы просто хотим выжить, Луиза, только и всего. Господь простит нам слабость и страх.
Она снова вздохнула:
— А почему он должен прощать? Я, например, не могу.
Он хотел сказать еще что-то, но она опередила его:
— Оставь меня, Джон. Иди. Я не хочу тебя видеть. Я сама себе невыносима.
После секундного колебания Невилл вышел. Он догнал остальных и, поравнявшись с Брачером, обратился к нему:
— Фредерик, я хочу с тобой поговорить.
— В чем дело, Джон? — спросил Брачер, не оглядываясь.
— Видишь ли, я должен предупредить, что опыты, проводимые на животных, не всегда точны, когда их результаты применяются к человеку. Различия в метаболизме, весе, генетической структуре — все это часто затрудняет…
— Что за чушь ты несешь, Джон? — грубо спросил Брачер.
— В общем, я хочу сказать, что результаты, которые мы получим от опытов на крысе или собаке, или даже обезьяне, могут не…
— Успокойся, Джон, — усмехнулся Брачер. — Подопытное животное, о котором говорит Пратт, это ниггер. Достаточно близко к человеку, не так ли?
Ошеломленный, Невилл остановился и некоторое время смотрел вслед удаляющимся Пратту, Петре и капитану. Затем, поборов колебания, направился за ними.
Луиза медленно вышла из кабинета Брачера. Голова опущена, глаза красные от слез. Она постояла в коридоре, пока не услышала, как закрылись двери лифта, и затем тоже пошла туда. Вся ее походка выдавала огромное отчаяние и тревогу. Охранники, следовавшие за ней по пятам, ни о чем не спросили, когда она поднялась на лифте на третий этаж Центра „Халлтек“. Они привыкли к тому, что и она и муж частенько наведывались к двум пленным цыганам. Калди и Бласко пока содержались в одной камере. За час до восхода солнца Калди переведут в другую камеру, опутают цепями с вплетенными стеблями „борца“-травы. Сегодня вторая ночь полнолуния, а с завтрашнего дня Калди получит четырехнедельную передышку от нечеловеческих мук. Охранник открыл камеру и впустил Луизу. Затем снова запер дверь, отошел в сторону и стал наблюдать. Луиза сказала по-итальянски:
— Я не знаю, что делать, Бласко, просто не знаю.
