Жан-Кристоф Гранже - Полет аистов
Впоследствии об этом «досадном происшествии» старались не говорить. Французское правительство попало в затруднительное положение. Захваченные врасплох французы в конце концов признали нового правителя. Были составлены списки жертв ночи святого Сильвестра. Маленькому Луи Антиошу выплатили крупную компенсацию. Со своей стороны, Бреслеры сделали все возможное, чтобы правосудие свершилось. Но о каком правосудии можно было говорить? Убийцы погибли, а главный виновник происшедшего тогда уже стал президентом Центрально-Африканской Республики.
Мои слова повисли в предрассветной тишине. Сара прошептала:
— Мне очень жаль.
— Не жалей меня, Сара. Мне же было всего шесть лет. Я ничего не помню. Это время — большое белое пятно в моей памяти. Впрочем, разве вообще кто-нибудь что-нибудь помнит о первых пяти годах своей жизни? Все, что я знаю, мне рассказали Бреслеры.
Наши тела снова сплелись. Розовые, красные, сиреневые краски рассвета немного смягчили наше неистовство и нашу ярость. Однако наслаждения мы так и не испытали. Мы не разговаривали. Слова ничем не могут помочь телу.
А потом Сара, совершенно нагая, села лицом ко мне и завладела моими руками. Она разглядывала самые отвратительные шрамы, гладила пальцем свежие, еще розовые рубцы от порезов стеклом на складе.
— Твои руки болят?
— Наоборот. Они совершенно ничего не чувствуют.
Она снова начала нежно водить по ним пальцем.
— Ты мой первый гой, Луи.
— Я могу обратиться в твою веру.
Сара пожала плечами. Она ощупывала мои ладони.
— Нет, не можешь.
— Надо только аккуратно отрезать…
— Ты не можешь стать гражданином Израиля.
— Почему?
Сара выпустила мои руки, словно потеряв к ним интерес, и отвернулась к окну:
— Ты никто, Луи. У тебя нет отпечатков пальцев.
19
На следующий день я проснулся поздно. Я с трудом заставил себя открыть глаза и рассмотреть комнату Сары, стены из белого камня в солнечных брызгах, маленький деревянный комод, приколотый кнопками портрет Эйнштейна, показывающего язык. Книжки карманного формата кучами валялись прямо на полу. Комната одинокой молодой женщины.
Я посмотрел на свои часы: одиннадцать двадцать, четвертое сентября. Сара ушла на fishponds. Я встал и принял душ. Долго разглядывал свою физиономию в зеркале, висящем над раковиной. Щеки ввалились. Лоб сиял матовой белизной, под тяжелыми веками поблескивали светлые глаза. Возможно, мне это только показалось, но мое лицо выглядело сильно постаревшим — и жестоким. В считанные минуты я побрился и оделся.
На кухне я обнаружил записку Сары, подсунутую под коробку с чаем:
"Луи!
Рыбы ждать не любят. Вернусь ближе к вечеру. Чай, телефон, стиральная машина — все в твоем распоряжении.
Береги себя и жди меня. Удачного тебе дня, мой милый гой.
Сара"
Я заварил чай и начал не спеша его пить, стоя у окна и оглядывая Землю обетованную. В здешней природе странным образом сочетались бесплодность и изобилие, за участками иссохшей почвы следовали обширные густо-зеленые пространства. Местами на земле, словно ссадины, виднелись рыбные пруды, сверкающие под солнечным ливнем.
Прихватив с собой чайник и подтянув длинный провод телефона, я устроился в беседке, увитой зеленью, набрал свой номер и прослушал автоответчик. Связь была плохая, но сообщения я все-таки расслышал. Дюма, серьезный и суровый, желал узнать новости. Сгорающий от нетерпения Вагнер просил меня перезвонить. А вот третий звонок меня удивил: это была Нелли Бреслер. Она волновалась обо мне: «Луи, мой мальчик, это Нелли. Ваш звонок меня очень обеспокоил. Что вы сейчас делаете? Позвоните мне».
Я набрал номер комиссариата Монтрё. По местному времени там было девять утра. После нескольких попыток я дозвонился, и меня соединили с инспектором.
— Дюма? Это Антиош.
— Наконец-то! Вы где, в Стамбуле?
— Я не мог остановиться в Турции. Я в Израиле. Могу я с вами поговорить?
— Слушаю.
— Я имею в виду: никто не подслушивает наш разговор?
Я услышал в трубке тихий смешок Дюма. Он удивленно спросил:
— Что происходит?
— Меня пытались убить.
Я почувствовал, что мысли инспектора разлетелись и он не в состоянии их собрать.
— Кто?
— Двое мужчин. Четыре дня назад. На вокзале в Софии. У них было автоматическое оружие и инфракрасные очки.
— Как вам удалось уйти?
— Чудом. Но они убили трех ни в чем не повинных людей.
Дюма молчал. Я добавил:
— Эрве, мне удалось прикончить одного из убийц. Потом доехал на машине до Стамбула, потом на пароме — в Израиль.
— Что же вы такое раскопали?
— Сам не пойму. Но аисты — центральное звено в этом деле. Сначала был Райко Николич, орнитолог; его зверски убили. Потом пытались уничтожить меня, в то время как я не интересовался ничем, кроме птиц. А теперь обнаружилась еще и третья жертва. Я только что узнал, что четыре месяца назад прикончили одного израильского орнитолога. Это убийство — из той же серии, я уверен. Иддо на что-то наткнулся, как и Райко.
— Кто были те люди, что на вас напали?
— Возможно, те самые два болгарина, которые расспрашивали Жоро Грыбински в апреле этого года.
— Что вы собираетесь делать?
— Продолжать то, что начал.
Дюма всполошился:
— Как это — продолжать? Вы должны немедленно поставить в известность израильскую полицию, связаться с Интерполом!
— Ну уж нет. В Израиле убийство Иддо — дело закрытое. В Софии на смерть Райко вообще не обратили внимания. Гибель Марселя вызовет побольше шума, ведь он француз. Однако пока что все это — сплошная неразбериха. Нет доказательств, только разрозненные факты — слишком рано подключать международные инстанции. Единственный шанс — расследовать это дело самому.
Инспектор вздохнул:
— У вас хоть есть оружие?
— Нет. Но здесь, в Израиле, раздобыть что-нибудь такое совсем нетрудно.
Дюма молчал, я слышал только его частое дыхание.
— А у вас, Эрве, что новенького?
— Ничего существенного. Я копаюсь в прошлом Бёма. На данный момент, я думаю, есть только одна зацепка: алмазные прииски. Сначала в Южной Африке, потом в Центрально-Африканской Республике. Я продолжаю поиски. По другим направлениям у меня нет никаких результатов.
— Что вы узнали о «Едином мире»?
— Ничего. У них безупречная репутация. Финансовая отчетность абсолютно прозрачная, работают они у всех на виду, причем весьма успешно.
— Откуда взялась эта организация?
— Она была основана в семидесятых годах Пьером Дуано, французским врачом, живущим в Калькутте, на севере Индии. Он помогал обездоленным людям, лечил детей и прокаженных… Дуано решил расширить поле деятельности. Он открыл общедоступные диспансеры, и эта акция приобрела большой размах. О Дуано заговорили. Он стал известен во многих странах. Западные медики приезжали, чтобы помочь ему в работе, ему стали перечислять деньги, и благодаря этому тысячи людей получили помощь.
— А дальше?
— Позднее Пьер Дуано создал «Единый мир» и основал «Клуб 1001», членами которого стали около тысячи предприятий и частных лиц, и каждый из них внес десять тысяч долларов. Вся сумма целиком, то есть более десяти миллионов, была надежно вложена, чтобы ежегодно приносить приличный доход.
— И какова реальная выгода?
— Этих средств хватает, чтобы финансировать представительства «Единого мира». Таким образом, дарители могут удостовериться, что их деньги используются непосредственно на нужды обездоленных, а не на обустройство, к примеру, шикарных вилл. Прозрачность финансов весьма способствовала успеху «Единого мира». Сегодня его медицинские центры существуют повсюду. В распоряжении организации целая гуманитарная армия. В их сфере это кое-что значит.
На линии начался треск.
— Вы можете достать список его центров по всему миру?
— Конечно, только зачем вам…
— И список членов «Клуба 1001».
— Вы на ложном пути, Луи. Пьер Дуано — знаменитость. Он чуть было не получил в прошлом году Нобелевскую премию мира и…
— Так вы достанете список?
— Попробую.
И снова оглушительный треск.
— Я на вас рассчитываю, Эрве. Я свяжусь с вами завтра или послезавтра.
— Где я могу вас найти?
— Я вам перезвоню.
Кажется, на Дюма все же не стоило особенно рассчитывать. Я снова снял трубку и набрал номер Вагнера. Немец страшно обрадовался, услышав мой голос.
— Вы где? — завопил он.
— В Израиле.
— Прекрасно. Вы видели наших аистов?
— Я жду их здесь. Я как раз на перекрестке их дорог, в Бейт-Шеане.
— Там, где fishponds?
— Совершенно верно.
— А в Болгарии и на Босфоре вы их видели?
