Я — ярость - Делайла Доусон
Челси тяжело сглатывает, и он обхватывает пальцами ее подбородок, впиваясь под челюстью, поворачивает ее лицо к свету. Кажется, будто она чувствует каждый синяк на своем теле.
— Сама видишь, да? Ты почти в порядке. Некоторые женщины, они приходят к нам и выглядят прямо как ты, Челси, и говорят, что упали с лестницы. Ты падала с лестницы?
Она уже дрожит и изо всех сил старается не отшатнуться, особенно когда его пальцы дотрагиваются до болезненно шатающегося зуба. Он держит ее крепко.
— Ответь мне, Челс.
— Нет.
— Что «нет»?
— Нет, офицер Хантли, я не падала с лестницы.
Голос дрожит, и это мерзко, но еще более мерзко, что уже во второй раз за ночь она вынуждена защищаться от мужчин, которые должны сами защищать ее.
Он отпускает ее, будто бы даже слегка отталкивает, и Челси двигает нижней челюстью туда-сюда, надеясь, что он не ухудшил ее травмы.
— У Дэвида действительно Ярость, Челс?
Он говорит ровно так, как говорят все мужчины, когда злятся, когда хотят, чтоб было понятно, что лишь в качестве одолжения собеседнику они сдерживают гнев. Хантли меряет фойе шагами, руки лежат на бедрах, одна — прямо рядом с пистолетом, смотрит на пятно крови на полу (полицейские сфотографировали его в качестве доказательства) и стирает его ботинком.
— Что же ты молчишь?
Но она вовсе не молчит, а подбирает слова.
— Дэвид был очень жесток. Сделал мне больно, напугал меня. Я побежала в ванную и заперлась там, пока он не сотворил что похуже.
Она старается придерживаться правды. Челси никогда не считала, что умеет хорошо врать.
— У него. Действительно. Ярость?
Он нарочно разделяет слова, чтоб Челси почувствовала себя как школьница, которая не в состоянии дать ответ на простой вопрос. Но это скорее злит.
— Это не мне решать. Моя дочь вызвала полицию, потому что мой муж пытался убить меня. — Она угрюмо смотрит на Хантли. — Ты когда-нибудь видел, чтоб он был жестоким, Чед?
Вместо ответа Хантли касается вмятин и трещин на двери в ванную — Дэвид пытался проломить ее бейсбольной битой Эллы, которую полицейские забрали в качестве улики.
— Когда я при исполнении, обращайся ко мне «офицер Хантли». Ты должна уважать это.
— Так это официальный визит, офицер Хантли?
Несколько мучительных мгновений он жует жвачку, сверлит ее взглядом, а затем заученно улыбается. Только глаза остаются холодными.
— Конечно нет, я просто хотел узнать, все ли хорошо у моего друга и его маленькой милой жены. — Хантли треплет ее по плечу, будто они приятели, и делает несколько шагов в сторону двери. — Я обязательно наведаюсь к Дэвиду, чтобы удостовериться, что мой друг в порядке, а тебе и девочкам лучше быть поосторожнее. — Он цепляется большими пальцами за ременные петли на брюках и косится на люстру. — Три женщины совсем одни. Мало ли, что страшное может произойти.
— Нечто страшное уже произошло. Сегодня ночью.
И снова эта заученная улыбка.
— Уверен, что это было страшно. И все же, знаешь, Челс, людям свойственно ошибаться.
— О да, офицер Хантли, — она отвечает ему зеркальной улыбкой. — Иногда они совершают ошибку за ошибкой на протяжении многих лет. Остается лишь надеяться, что однажды ошибкам придет конец… Большое спасибо, что заглянули, чтоб проведать нас. — Челси открывает входную дверь, приглашая его выйти. — Или вы хотели что-то еще? Обязательно передайте от меня привет Лоре.
Всего на секунду он теряет контроль над лицом, доброжелательная улыбка превращается в оскал — но тут же снова натягивает маску вежливости. Челси понимает, что этот навык он оттачивал на протяжении последних пятнадцати лет, служа в полиции. Едва ли он на самом деле хорош в своем деле. Челси никогда не случалось сталкиваться с Хантли при исполнении, он приходил сюда к Дэвиду как друг, и никто не ставил под сомнение его авторитет.
— И Дэвиду передам. Я собираюсь пообщаться с ним, как только выдастся возможность.
Челси зевает, неуклюже прикрывая рот рукой.
— Извините, офицер Хантли, я так устала. Просто надеюсь, что врачи смогут найти лекарство от этого бессмысленного насилия.
Он уже стоит снаружи, и она могла бы захлопнуть дверь прямо сейчас, но ведь это означало бы, что он прав, не так ли?
— Лекарство очень нужно, да. — Он держит руку у бедра и трогает большим пальцем кнопку, на которую застегнут чехол пистолета. — И тогда посмотрим, кто на самом деле должен просить прощения.
Челси смеется, легко и беззаботно, будто он сказал что-то очень смешное.
— Едва ли прощения должны искать те, у кого лицо разбито, а? Безумный мир!
— Да, безумный мир, — повторяет Хантли. Он шагает вниз по ступенькам и, обернувшись, еще не покинув освещенный участок, он касается двумя пальцами глаз, а потом указывает ими на Челси. Старая как мир угроза.
«Я слежу за тобой».
Челси, уже на грани самоубийственного истощения, потирает самый болезненный синяк на лице средним пальцем.
Она смотрит вслед уезжающей патрульной машине и делает себе мысленную заметку: теперь ей нельзя даже превышать скорость, нельзя делать ничего, что могло бы довести до тюрьмы. Она не ожидала, что идиот Чед Хантли может выдать подобное, это будто терьер, внезапно перешедший в режим атаки. Челси всегда считала его жену скучной и глуповатой, но теперь сомневается: может, бедная женщина тоже живет в страхе? Вероятно, она тоже боится того, что может сотворить муж, если она поставит его в неловкое положение или возразит?
Дэвид порой угрожал Челси (не слишком решительно) своими «друзьями в полиции», но она понятия не имела, что его друзья такие же, как сам Дэвид.
Хищники, прячущиеся у всех на виду.
Машина скрывается из виду, Челси запирает сломанную дверь на замок, на цепочку, потом включает сигнализацию. Без Дэвида она ощутила безопасность, но всего на пять минут. Пока к ним не явился «друг семьи» —
