Сергей Журавлев - Ниже – только вверх. Книга 4. Зона отчуждения
– Дамы, вы кто? – только и смог выдавить Андерсен, угорая от смеха.
Одна из кувыркающихся перевернулась на спину и прорычала:
– Мля, мы из службы эскорт-услуг. Нас наняли по телефону вон те говнюки! – и показала пальцем на Ганса и его товарищей. – А воще, чего тут творится. Эй, ты, брюхатый, – обратилась она к Гансу, – ты за четыре часа мне должен. Или считаешь, что если подергался пару секунд, как кролик, то и платить не нужно? Эскорт тебе не мобильная сеть, где разговор меньше трех секунд бесплатный. Сейчас позвоню, приедут парни и укоротят вас всех на то, чего и так не видно.
– Значит, это они проститутки! – произнес Андерсен. – Ничего не понимаю… А вы кто? – обратился он к плачущей Бэлле.
– Я – владелица благотворительного фонда, и у меня завтра должна состояться свадьба с этим человеком, – ответила женщина и еще горше заплакала.
– Похоже, мы «переписали» не того… – резюмировал Перегуда. – Ну да ладно, пускай сами разбираются. Уходим, пока не засвети…
И он осекся: администратор, с трудом вырвавшись из рукопашной и сам того не желая, в дверях наткнулся расцарапанным лицом на крепкий кулак Майкла.
– Милейший! А вы куда? Вам надобно вернуться и заплатить женщинам, – как за работу, так и за нанесенный моральный ущерб.
Выходя из клуба, Савелий задумчиво взирал на безумие, творящееся на танцевальной площадке.
– Майкл, как ты считаешь, можно ли нашей машинкой «переписать» не одного человека, а целую толпу?..
– Интересная мысль, но на сегодня экспериментов хватит. Я предлагаю посидеть и обсудить дальнейший план действий.
Любая потеря оборачивается чьей-то прибылью
Серба доставили в камеру, где он сидел до суда. Его сокамерником был некий Чипа из «крутых». Серб много наслушался о подвигах качка атлетического телосложения, имеющего высшее образование и осужденного за содействие в торговле людьми. Чипа рассказывал, что у него есть собственная перспективная фирма и что его очень скоро освободят. Но пока он и здесь чувствовал себя неплохо, так как ему постоянно приносили передачи, да и надзиратели обходились с ним уважительно, потому что он большой знаток тюремных законов.
Вчера у обоих состоялся суд, и сегодня их должны перевести в другое место. Чипа чертыхался, возмущенный тем, что за день к нему никто не пришел на встречу и не принес передачу.
Под вечер обоих заключенных перевели в камеру, где уже сидело четверо арестантов разного возраста, но с одинаково «не изуродованными» интеллектом лицами. Когда за новичками захлопнулась дверь, а щелканье замка оповестило о завершении переезда на ПМЖ, «крутой» сообщил сидельцам свое «погоняло» и за что упрятан. Следующим представился серб и назвал свою убойную статью. Свободными в камере оставались только две верхние «шконки», они и достались новичкам.
Разместив свой нехитрый скарб, новички подсели к столу. За ним заседали бывалые, внимательно изучавшие «молодых». Один из старожилов достал пачку сигарет и, угостив своих друзей, прикурил от услужливо поднесенного огонька. Чипа засуетился, ерзая на стуле. Ему захотелось курнуть, и, недолго думая, он попросил угостить его сигареткой.
– А чего своего курева нет? – поинтересовался «бугор».
– Завтра принесут. У меня своя фирма и жена есть… – стал петь песню, уже известную сербу, Чипа. – Я завтра верну.
– До завтра дожить надо, – философски ответил авторитет. – Но ты можешь и заработать на курево.
– Хорошо. Что нужно сделать?
– Вон, у моего дружбана гнойник на плече, спать не дает. Выдавить сможешь – получишь две сигареты.
– Я попробую, – согласился Чипа и уже через минуту сидел за столом, смачно затягиваясь табачным дымом.
– А ты чего молчишь? Ничего не рассказываешь, не просишь ничего? – обратился к сербу один из сокамерников, явно самый шустрый из компании.
– Да нечего рассказывать, и не надо мне ничего, – обрезал разговор Николич.
– Тебе не надо, а нам надо, – не унимался сиделец. – Иди вон умывальник помой и унитаз заодно, коль не куришь и говорить не желаешь.
– Когда справлю нужду, тогда за собой и уберу.
– Грубишь, слэйв, – раздраженно тявкнула «шестерка».
– Слышь, Чипа, – как к старому корешу обратился к качку пахан. – А когда к тебе жена на свиданку в последний раз приходила?
– Позавчера, перед судом. Суд вчера был.
– Прикинь, а я бабу семь лет не видел… Даже запаха вспомнить не могу. Все выветрилось из головы. А ты еще «девкой» пахнешь… Будешь есть «Сникерс»? – предложил «бугор».
– Буду, – обрадовался Чипа, чувствуя уважение к себе и, решив познакомиться с авторитетом, протянул тому руку.
Авторитет, как бы не замечая протянутой руки, приказал «шустрому» подать две шоколадки.
– А ты когда с женой виделся, трахал ее? – продолжил доверительную беседу, скорее похожую на подставу, «бугор».
– Ну а как же! – весело ответил Чипа.
– И в рот давал? – не унимался зек.
– Не отвечай! Молчи! – попытался остановить Чипу серб, но, раззадоренный таким к себе отношением, «знаток тюремных законов» выпалил:
– Божественно кончил за щеку.
– А ты свою жену в губы целуешь? – радуясь, что перед ним «дешевка» и будущая коллективная «баба», спросил авторитет.
– Естественно! – расплылся в улыбке Чипа и тут же вскрикнул «Ой!», потому что ударом чьей-то ноги был повален со стула на пол. Туда же были сброшены его матрас и вещи.
– Ты, петух гамбургский, кому руку тянул? Теперь твое место у параши! А ты, раб, чего сейчас прокукарекал? – зек переключился на Николича. – Я что-то не понял! Ты знал, что он «петух», а нам не сказал?.. Молчишь?.. Значит, согласен с тем, что и сам «петушара»? – «шестерка» схватил вещи Николича и швырнул туда, где у «дальняка» ползал на карачках Чипа.
– Ну что, серб, становись на колени и проси прощения у сидельцев, за то, что не предупредил нас. А мы могли руку ему и тебе подать, и сами бы «петухами» стали.
– Я лучше подохну, чем стану на колени.
– Ой, ой, ой, какие мы принципиальные. Ты еще каждого здесь просить будешь с благодарностью, чтобы «покормили» тебя.
Пахан нацелился было ударить серба ногой, но тот, уклонившись от удара, ухватил стопу нападавшего и крутанул ее с такой силой, что пальцы поменялись местами с пяткой. Затем орущего благим матом «быка» Николич потянул на себя и ногой ударил в шею под челюсть. В камере воцарилась тишина. Авторитет замертво свалился под стол. У одного из «стариков» в руке появилась заточка, вдвоем со своим напарником они кинулись на обидчика. Серб, дернув на себя «шестерку», прикрылся им, как щитом, и подставил его спину под удар. Предсмертный вопль «шестерки» огласил тюрьму.
Пока ошалевший хозяин заточки приходил в себя от вида окровавленного сокамерника, на его голову, раскалывая череп и ломая шейные позвонки, обрушилась скамья. Четвертый «старожил» упал на колени и стал молить о пощаде, но вместо этого «спасительная» рука «крутого» вогнала заточку в ухо…
Секунд через тридцать, когда у убитых затихли последние конвульсии, Чипа осознал, что натворил… Знаток тюремных законов сполз на пол и заорал: «Нет! Нет!»
На вопли сбежались надзиратели, а утром на стол начальника охраны трибунала лег отчет о вчерашнем инциденте в камере, куда был переведен серб. В заключении значилось, что «драка возникла между ранее судимыми и осужденным за массовую расправу над албанцами преступником. Погибли четыре человека».
Генерал Андерсен пришел в восторг от подобной информации.
Крылатая мечта падшего человека открывает дверь в пропасть
Андерсен лично отправился на встречу с Флемингом. По дороге заехал в зоомагазин и купил «вкусняшек» для его кота. Затем, посоветовавшись с продавцом, прикупил орешков для попугая.
Его ждали, поэтому секретарь незамедлительно проводил гостя в кабинет. Не дав шведу и рта открыть, хозяин кабинета с ходу задал вопрос:
– Ты принес?
– Да! Доброго вам дня, сэр Ричард Флеминг.
– Давай без протокола, – отмахнулся англичанин, – выкладывай.
Огромный кот, почуяв, что хозяин возбужден, встал со своего лежака и запрыгнул на стол. Андерсен достал из кейса ноут, из пакета кошачью мисочку и насыпал туда припасенный корм. Котяра, мурлыча, принялся поедать свежее филе тунца. Внезапно хвостатый замер… Его глаза остекленели, дыхание участилось. Но через пару секунд кот пришел в себя, встал на задние лапы, встрепенулся, как это делают птицы, и замахал передними конечностями, изображая крылья. Он по-птичьи наклонил голову и искоса посмотрел на своего хозяина. Затем по слогам произнес:
– Поп-ка ду-рак!
Сэр Ричард Флеминг, забыв обо всем на свете, как маленький ребенок, вскарабкался на стол, стал на четвереньки и заскользил по полированной поверхности к коту.
