Эван Хантер - Молодые дикари

— Это большой вопрос, Абе. С него вы можете начать собственную телевизионную программу «вопросов и ответов».

— Этот вопрос возникает в моем суде ежедневно, и ежедневно я принимаю решение и выношу приговор согласно закону, по которому наказание должно соответствовать преступлению. Но иногда я задумываюсь над тем, что такое правосудие.

— Вы? Абе, не может быть?

— Увы, но это так и строго между нами. И, если ты скажешь об этом хоть одной живой душе, я сообщу корреспондентам, что ты в студенчестве теоретически разрабатывал защиту по делу Сакко и Ванцетти.

— Он никогда ничего не забывает. Кэрин, — воскликнул Хэнк.

— Мне хочется знать, почему вы сомневаетесь в правосудии? — спросила Кэрин.

— Я не сомневаюсь в нем, я задумываюсь над тем, что такое правосудие, ибо не уверен в том, что когда-нибудь в своем суде я отправил истинное правосудие.

— В таком случае, что такое истинное правосудие?

— Истинного правосудия не существует, — ответил Самалсон. — Является ли возмездие правосудием? Является ли правосудием библейский завет «око за око»? Я сомневаюсь в этом.

— Тогда, где же правосудие? — спросил Хэнк.

— Отправлять правосудие — значит руководствоваться правдой, быть непредубежденным, беспристрастным и справедливым. Такой вещи, как правосудие, не существует.

— Почему?

— Потому, что правосудие отправляют люди, а такого человека, который был бы правдивым, справедливым, беспристрастным и непредубежденным, нет.

— Тогда мы можем забыть закон и порядок и стать варварами, — сказал Хэнк.

— Нет. Закон придуман людьми, чтобы служить людям. Хотя наше правосудие и несовершенно, оно, по крайней мере, является попыткой отстоять свойственное человеку достоинство. Если кому-то причинили зло, обязанность общества возместить нанесенный ему ущерб. Твоему Рафаэлю Моррезу причинили зло. У него украли жизнь. И сейчас общество, выступая от имени Морреза, требует возмещения ущерба. Преследуя судебным порядком тех, кто причинил ему зло, тем самым ты отстаиваешь человеческое достоинство Рафаэля Морреза.

— И это правосудие? — спросил Хэнк.

— Нет, это не правосудие, потому что, если бы мы в действительности искали правосудия, то дело Морреза поглотило бы всю нашу жизнь. Разве ты не понимаешь, Хэнк? В нашем суде мы имеем дело только с белыми и черными фактами. Совершили ли эти парни преступление по отношению к другому парню? Если да, то они виноваты в предумышленном убийстве и должны понести наказание в соответствии с законом. Если нет — они свободны. А где же серые факты? Как может человек быть справедливым, правдивым и беспристрастным, когда перед ним только очевидные факты, то есть белые и черные?

— Обвинение от имени народа представит все факты, Абе, и ты знаешь это.

— Факты преступления, да. И, конечно, от обеих сторон будут присутствовать психологи, и защита попытается доказать, что эти несчастные ребята были введены в заблуждение и являются продуктом нашего времени, а ты будешь доказывать, что мы не можем сваливать вину на наше время и что современный убийца ничем не отличается от убийцы колониальных времен. Через три недели присяжные будут выслушивать все это, взвешивая факты, связанные с преступлением, а я буду разъяснять им юридические аспекты этого дела. И затем они вынесут свое решение. И, если они придут к заключению, что парни невиновны, я их освобожу, а если они придут к заключению, что они виновны в предумышленном убийстве, и если они не будут просить о снисхождении, я вынесу приговор, предписанный законом. Я пошлю этих ребят на электрический стул.

— Понимаю, — сказал Хэнк и утвердительно кивнул.

— Но будет ли это правосудием? — Самалсон с сомнением покачал головой. — Я не верю в то что правосудие очень часто торжествует. На свободе ходит столько убийц, что я не берусь их сосчитать. И я не говорю о тех, кто нажимает на курок пистолета или вонзает нож. До тех пор, пока человечество не решит, где начинается акт убийства, истинного правосудия не будет. Будут люди, вооруженные риторикой, наподобие репортера Майка Бартона, участники игры по отправлению правосудия, притворщики.

Самалсон взглянул на звезды.

— Может быть, требуется бог. Мы только люди, — угрюмо сказал он.

Хэнк был аккуратен и тщателен, готовил дела с педантичностью математика. Представляя факты, он старался не оставить места для домыслов. Постепенно, шаг за шагом, воссоздавал картину преступления так, что к моменту его заключительной речи разрозненные улики оказывались связанными в единую, ясную и неоспоримую картину, из которой можно было сделать только один вывод. Это была нелегкая задача — внедрить в сознание присяжных факты и в то же время создать впечатление, будто присяжные сами дали им собственную оценку. Однако, и он чувствовал это инстинктом актера, присяжные требовали еще и представления. Они хотели видеть зрелище, особенно в деле с убийством. Поэтому очень важной была последовательность вызова свидетелей, чтобы их показания, якобы без каких-либо усилий со стороны обвинителя, привели к выявлению ошеломляющей правды. Обвинитель должен проявить беспокойство и в отношении того, как дело будет вести защита, и быть готовым ко всем неожиданным выпадам с ее стороны. В результате он вынужден был готовить две линии: свою собственную и линию защиты.

В понедельник утром, за три недели до начала судебного процесса, на письменном столе Хэнка царил хаос. Стол был покрыт листками бумаги. Большие блокноты с разлинованной бумагой исписаны торопливым почерком. Папки со свидетельскими показаниями сложены в стопку на одном углу стола, папка с заключением психологов — на другом.

Блокнот для памяток содержал краткие записи того, что еще оставалось сделать:

Позвонить в полицейскую лабораторию! Где, черт возьми, заключение по поводу ножей?

Встретиться с Джонни Ди Пэйсом?

Главарь «Орлов-громовержцев» — Большой Доминик?

День рождения Дженни, август 26.

Хэнк хорошо воспользуется этими ножами, играя на естественном чувстве страха, возникающем при виде лезвия, и устроит демонстрацию орудий убийства во время показаний самих убийц, которых он собирался вызвать в качестве свидетелей последними. Он знал, конечно, что нельзя заставить их давать показания против самих себя, и если они откажутся занять свидетельское место, то судья Самалсон тут же разъяснит присяжным, что этот отказ никоим образом не должен быть истолкован как признание своей вины. Впрочем, Хэнк был уверен, что Апосто позволят давать показания, хотя бы для того, чтобы установить его слабоумие, и тогда подсознательная неблагоприятная реакция присяжных удвоится по отношению к Ридону и Ди Пэйсу, если одному из ребят разрешат давать показания, а двум другим — нет. Кроме того, поскольку ссылка на самооборону была единственным шансом у ребят, то вряд ли защита станет возражать против их свидетельских показаний. Ввиду этого он чувствовал полную уверенность в том, что сумеет заполучить парней на свидетельское место, а как только они там окажутся, он из их собственных уст узнает, что произошло в тот вечер.

Но вначале он представит ножи. Итак, черт возьми, где заключение? Раздраженный он набрал номер телефона лаборатории полицейского управления, и его соединили с сотрудником по имени Алекс Харди.

— Говорит мистер Белл из бюро по делам убийств, — представился он. — Я веду дело Рафаэля Морреза. Оно будет слушаться в суде ровно через три недели. Я жду заключение по поводу орудий убийства, но до сих нор все еще не получил его.

— Моррез, Моррез, о, да, — сказал Харди. — Пуэрториканский парень. Да, верно, ножи у нас.

— Я знаю, что они у вас. Как в отношении заключения?

— Видите ли, начальник лаборатории Денис Бенел в отпуске, и он не оставил никаких указаний относительно этих ножей.

— Хорошо, кто его замещает? Не разваливается же ваше заведение на части, если один человек уходит в отпуск?

— Я соединю вас с лейтенантом Кэноти.

Вскоре в трубке раздался резкий голос.

— Кэноти слушает.

— Говорит Белл, помощник окружного прокурора из бюро по делам убийств. Меня интересует заключение об орудиях убийства по делу Рафаэля Морреза. Когда я могу получить его?

— Почему такая спешка? — спросил Кэноти.

— Через три недели дело будет слушаться в суде, вот почему такая спешка.

— Как только будет возможность, я поручу кому-нибудь сделать анализ ножей, мистер Белл.

— Большое спасибо. Когда я получу заключение?

— Как только оно будет готово.

— А когда оно будет готово?

— В настоящий момент у нас не хватает сотрудников. Половина наших людей в отпуске, а убийства в этом прекрасном городе совершаются каждый день, мистер Белл. По вашему мнению расследование одного дела важнее, чем решение другого дела, но наш департамент полиции придерживается другой точки зрения. Мы не можем всех удовлетворить, мистер Белл. Мы напряженно трудимся и стараемся выполнять нашу работу как можно лучше. Однако я уверен, что вас не интересуют наши внутренние проблемы.