Иори Фудзивара - Праздник подсолнухов

11

Мари тихо попросила:

— Объясни, пожалуйста.

— Насколько хорошо ты знакома с творчеством Ван Гога?

— Очень поверхностно. Знаю только, что он собственноручно отрезал себе ухо, когда жил с Гогеном. Его картины я тоже видела лишь в учебниках и альбомах. Помню какой-то пейзаж с кипарисами, кажется «Звездная ночь». Потом еще автопортрет. Да, и еще, по-моему, несколько лет назад был какой-то шум вокруг «Подсолнухов», что-то по поводу их высокой цены.

Я кивнул и решительно поднялся. Она проводила меня удивленным взглядом:

— Что с тобой?

— Я на минутку на второй этаж. Ты же хочешь, чтобы я тебе все объяснил.

Я поднялся по лестнице. В углу комнаты заметил аккуратно сложенную одежду и сумку Мари.

Я оглядел книжные полки. Где-то тут должна быть биография на японском языке и перевод сборника писем. Из всей библиотеки Эйко я прочел только их полное собрание в шести томах.

Чтение писем заняло у меня полгода. В то время я почти не брал в руки книг, и эта была одна из немногих рекомендованных Эйко. Казалось, я снова слышу ее голос: «Хоть ты, Дзюндзи, и не читатель, эта книга тебе понравится».

Я прекрасно помнил ее прозрачный голос.

Отыскав на полке биографию и пятый том собрания писем, я спустился по лестнице.

Увидев книги в моих руках, Мари воскликнула:

— Это перевод с английского издания. Во вступлении написано, что французский источник, который я держу в руках, также использовался. Я заметила это, когда сравнивала.

— Ты знаешь французский лучше, чем японский?

Она покачала головой:

— Нет, просто меня интересовал первоисточник. У меня теперь вряд ли будет шанс выучить французский.

Я раскрыл параллельно биографию и письма. В конце биографии приводилась хронологическая справка о Ван Гоге. Я поднял глаза на Мари:

— Ну что, попробуем?

Полное имя — Винсент Биллем Ван Гог. Родился в марте 1853 года в Нидерландах. Умер в июле 1890 года в Овере, пригороде Парижа, в возрасте тридцати семи лет. Ван Гог смертельно ранил себя из пистолета и спустя двое суток умер.

Несмотря на то, что при жизни он не пользовался вниманием представителей художественных кругов, до нас дошли довольно подробные сведения о его жизни. Не в последнюю очередь это стало возможным благодаря колоссальному количеству оставленных им писем. Большая их часть адресована брату Тео, моложе Винсента на четыре года, торговцу картинами. Только писем к брату насчитывается 668, причем все они довольно подробны. Объединивший их сборник получил высокую литературную оценку. Даже не будучи хорошо знакомым с обстоятельствами жизни Ван Гога и почти не читая книг, я зачитывался его письмами на протяжении полугода. По словам Эйко, в этих письмах нашла отражение вся его жизнь. Трудно однозначно оценить судьбу Тео, адресата этих писем, великодушно поддерживавшего старшего брата как психологически, так и материально. Примечательно, что после смерти брата он прожил всего полгода. Уже из посвящения к сборнику писем становится ясно, какие отношения связывали двух братьев:

Посвящается воспоминаниям о Винсенте и Тео

«Неразлучны в жизни и в смерти»

Пик его творчества приходится на последние два с половиной года жизни, проведенные в Арле, на юге Франции. Ван Гог посетил Арль в феврале восемьдесят восьмого года, в возрасте тридцати четырех лет, на закате молодости.

Известно, что особой любовью художника Арль был обязан его увлечению японской гравюрой укиё-э.[40] Сохранились записи о том, что Арль напоминает Ван Гогу Японию. Он мечтал создать в этом небольшом городке колонию художников-импрессионистов и даже приготовил для этой цели жилище, знаменитый «желтый дом», куда в октябре того же года прибыл с нетерпением ожидаемый им Гоген. Однако не зря говорят, что двум ярким личностям не место под одной крышей. Уже через два месяца происходит знаменитый «инцидент с отрезанным ухом». Сохранились заметки Гогена, в которых он оправдывает себя в связи с этой трагедией. Из них следует, что декабрьским вечером между ним и Ван Гогом произошла ссора и Гоген вышел из «желтого дома». Двигаясь по городской площади, он услышал за спиной торопливые шаги. Гоген обернулся. Перед ним стоял Ван Гог с опасной бритвой в руке. Однако под магнетическим взглядом Гогена он на мгновение замер, затем развернулся и помчался в направлении дома. Гоген вернулся домой только на следующее утро. Трагедия же разыгралась накануне вечером. Вскоре после расставания с Гогеном Ван Гог посетил городской дом терпимости. Вызвал женщину, с которой был особенно близок, передал ей сверток и ушел. Когда женщина развернула сверток, в нем оказалось отрезанное окровавленное человеческое ухо. Событие взбудоражило весь город.

Гоген покинул Арль. В мае следующего, восемьдесят девятого года Ван Гог по собственному желанию был помещен в психиатрическую больницу в Сан-Реми, пригороде Арля. А еще через год, в мае девяностого, переехал в Овер. Здесь он познакомился со знаменитым доктором Гаше. В июле того же года художник умер. После нескольких неудачных попыток он все же покончил с собой.

— Краткое описание жизни Ван Гога? — спросила Мари.

— Ну, если жизнь вообще можно кратко описать…

— Кстати, я слышала, что при жизни ему удалось продать лишь одну картину. Это правда?

— Таково общепринятое мнение. Причем купила ее старшая сестра его друга. Тем не менее есть гипотеза, что это не так и при жизни он продал две картины. Что касается даты знаменитого инцидента с ухом, здесь тоже нет единого мнения: большинство источников утверждают, что это случилось двадцать третьего декабря, но есть и те, кто говорит, что трагедия разыгралась двадцать четвертого, в сочельник. То есть все вроде бы известно — и в то же время остается много неясностей.

— Ну а когда Ван Гога «открыли»?

— Уже в двадцатом веке. Его картины начали выставлять на разных художественных выставках, постепенно его имя становилось популярным. Сборник писем, который ты держишь в руках, собрала и систематизировала Иоханна, жена младшего брата, включив в него даже недатированные письма; в Голландии этот сборник впервые увидел свет только в тысяча девятьсот четырнадцатом году. Это свидетельство того, что в те годы Ван Гог уже был признанным художником.

— Хм… А ты много знаешь.

— Я лишь повторяю то, что слышал от Эйко.

Мари внимательно посмотрела на меня. Ее взор лучился безмятежным светом. Я отвел взгляд, словно пытаясь увернуться от этих глаз. Я прекрасно помню все, о чем рассказывала мне Эйко. Каждую деталь. Прочитанное в книгах и озвученное ее голосом прочно застревало в моей памяти. Да, было время…

Я снова взглянул на Мари:

— А вот тебе еще одна история. Доктора, лечившего ухо Ван Гога в Арле, звали Феликс Рей, и он получил в подарок от пациента собственный портрет. Доктору Рею картина понравилась. Во всяком случае, так следует из писем Ван Гога. Между тем, говорят, сам доктор долгие годы использовал портрет как заслонку пролома в своем курятнике.

Девушка с легкой улыбкой кивнула на дверь:

— Вроде этого одеяла?

— Да, вроде этого одеяла. Кстати, говорят, в Японии о Ван Гоге узнали довольно рано. Еще до тысяча девятьсот десятого года, когда был издан этот сборник писем. Первое упоминание о художнике мы встречаем у Огая Мори.[41] В девятнадцатом году на выставке, организованной группой «Сиракаба»,[42] были показаны «Подсолнухи».

— «Подсолнухи»? Они имеют отношение к «Подсолнухам», упомянутым в пометках на полях этой книги?

— Можно сказать, имеют, а можно сказать, и нет. Ван Гог написал двенадцать «Подсолнухов». Во всяком случае, так принято считать. Пять из них были созданы в течение двух лет, проведенных с младшим братом Тео, еще до поездки в Арль. Почти все они меньше арльских по размеру. Таким образом, в Арле было написано семь «Подсолнухов». Та картина, о которой я упомянул в связи с выставкой в Японии в девятнадцатом году, была из их числа и принадлежала предпринимателю Кояте Ямамото.[43] Во Вторую мировую войну она сгорела при бомбежке вместе с особняком.

Мари задумчиво кивала.

— Судьба другой картины тебе, наверное, известна.

— Те «Подсолнухи» купила какая-то наша страховая компания, кажется «Ясуда Касаи».

Я кивнул:

— Картина была куплена на аукционе в Лондоне за рекордную на тот момент сумму. С учетом комиссии по тогдашнему курсу она обошлась почти в шесть миллиардов иен.

Я хорошо помнил эту историю. Шел восемьдесят седьмой год, до смерти Эйко оставалось два года. Был апрель. Как-то вечером, просматривая газету, Эйко пришла в необычайное возбуждение. Накануне лондонского аукциона «Кристи» прошли предаукционные показы для коллекционеров и арт-дилеров в Токио, Нью-Йорке и Цюрихе. В Токио показ состоялся в феврале на Гиндзе, там-то Эйко и видела те самые «Подсолнухи». Несмотря на то, что, по ее мнению, серия «Подсолнухов» была не лучшей у Ван Гога, их покупка являла собой воистину замечательный поступок. Эйко искренне возмутили последовавшие за этим претензии со стороны министерства финансов в отношении «Ясуда Касаи» и многочисленные обличительные статьи. Помню, как она восклицала: «Министерству финансов есть дело только до международных финансовых трений. А для японских СМИ, судя по тому, как они муссируют тему траты национальной валюты на знаменитые полотна, искусство сродни земельным участкам или брендовым товарам. Им даже в голову не приходит мысль о безусловной ценности картины. Что ж, вовлеченность искусства в экономику — это знак нашей эпохи. И все же искусство ни в коей мере не должно становиться рабом материи. Ведь у картины всего одна жизнь. Заменить ее другой невозможно!»