Джеффри Дивер - Холодная луна
Сидя в машине детектива, она спросила:
– Пригласить меня была ваша идея, не так ли?
– То есть?
– То есть не Линкольна. Он, как я поняла, не особенно верит в то, что от меня может быть какой-то прок.
Длившаяся всего одну секунду заминка Селлитто была достаточно красноречивым ответом.
– Вы прекрасно выполнили работу со свидетелем, – сказал Селлитто.
Кэтрин улыбнулась:
– Я знаю. Но Линкольн все-таки не верит, что от меня может быть какой-то прок.
Следующая пауза.
– Ему нравятся его методы.
– У всех свои слабости.
Детектив засмеялся, нажал на кнопку сирены, и они проскочили на красный свет.
Пока ехали, Кэтрин смотрела на Лона, наблюдала за его руками и глазами, прислушивалась к его голосу. И пришла к выводу: детективом полностью завладела проблема поимки Часовщика, а другие дела, которые, вне всякого сомнения, заполняют его рабочий стол, кажутся ему теперь совершенно незначительными по сравнению с этим. И, как она заметила еще вчера, когда он присутствовал у нее на занятии, Лон принадлежит к числу настойчивых и смышленых полицейских – многие из тех проблем, которые она ставила перед слушателями, он схватывал на лету и находил остроумные и удачные решения.
В его энергичности есть некий элемент нервозности, хотя и очень отличающийся от нервозности Амелии Сакс. Ворчит по привычке, но по природе Лон – довольный собой и жизнью человек.
Анализ личности Кэтрин производила автоматически, рефлекторно. Жест, взгляд, мимоходом брошенная фраза – все становилось для нее кусочком того загадочного узора, которым были человеческие существа. Правда, при желании она, конечно, могла на время отключить в себе эту способность. Что за удовольствие пойти с друзьями в бар, заказать вино или пиво и затем начать подробный и доскональный анализ соседей по столику (уж не говоря об «удовольствии» для них самих)? Впрочем, иногда все получалось как-то само собой и не мешало общению. Способность к психологическому анализу невозможно было отделить от сути ее личности.
«Моей патологической потребности в проникновении в суть человеческого характера…»
– У вас есть семья? – спросил Лон.
– Да, двое детей.
– И чем занимается ваш муж?
– Я вдова. – Так как одной из составных частей работы Кэтрин была интерпретация впечатления, которое производит различная интонация, то свои слова она произнесла одновременно отстраненно и мрачно, что должно было быть истолковано как: «Я не хочу говорить на эту тему». Если бы рядом с ней сидела женщина, она, наверное, сочувственно взяла бы Кэтрин за руку и попыталась бы ее успокоить. Селлитто поступил так, как на его месте поступило бы большинство мужчин. Он пробормотал неуклюжее, но искреннее «извините» и несколько секунд ехал молча. Затем стал говорить о новых обнаруженных ими уликах и нескольких «ключах», которые, как оказалось, «ключами» вовсе и не были. Он раздражался и оттого выглядел смешным.
«Эй, Билл… Знаешь что? Думаю, тебе понравился бы этот парень». Кэтрин была уверена.
Лон упомянул о магазине, в котором скорее всего были куплены часы.
– Мы, конечно, не думаем, что Халлерштайн – Часовщик. Но, даже не будучи убийцей, он может быть причастен к преступлению. Не исключено, что дело примет жутковатый оборот.
– Я не вооружена, – заметила Кэтрин.
Законы, определяющие права на провоз оружия из одного административного округа в другой, очень строги, и большинству полицейских запрещено при поездке в другой штат брать с собой оружие. Да это и не имело принципиального значения. Кэтрин никогда не стреляла из своего «глока», разве что в тире, и надеялась на банкете по случаю своего ухода на пенсию похвастаться тем, что ни разу за все годы работы в полиции не применила оружия.
– Я буду рядом, – заверил ее Селлитто.
Магазин часов Халлерштайна размещался посередине довольно мрачного квартала. Рядом велась оптовая торговля и находились товарные склады. Кэтрин внимательно оглядела местность. Фасад здания был покрыт облупившейся краской и грязью, но витрина «Халлерштайна», защищенная толстыми стальными брусьями и демонстрировавшая разнообразную подборку часов, была безупречна.
Подходя к двери, Кэтрин сказала:
– Если не возражаете, детектив, вы отрекомендуетесь, а затем предоставите все поле деятельности мне. Хорошо?
Некоторым полицейским, которые пекутся о собственном авторитете и власти на подотчетной им территории, было бы с ней трудновато. Кэтрин уже давно поняла, что Селлитто к таковым не относился (у него не было проблем с самооценкой), но ей все равно нужно было задать подобный вопрос.
– Конечно, это ведь ваша игра. Потому-то мы вас и пригласили.
– Мне придется говорить такие вещи, которые могут показаться несколько странными, но они часть моего плана. Если я почувствую, что он и есть преступник, я наклонюсь вперед и скрещу пальцы. Вот так. – Жест, который сделает ее более уязвимой и заставит убийцу немного расслабиться, и он вряд ли попробует воспользоваться оружием. – Если же я пойму, что он невиновен, то сниму сумочку с плеча и поставлю ее на прилавок.
– Понял.
– Готовы?
– После вас.
Кэтрин нажала на кнопку, и дверь с легким жужжанием впустила их в магазин, каковой представлял собой не очень больших размеров помещение, доверху заполненное часами всех размеров и форм: высоченными напольными с маятником; тяжелыми настольными; причудливыми скульптурами с часами в качестве вставки; оригинальными современными и сотнями других. Среди последних было пятьдесят или шестьдесят образцов очень старых антикварных часов.
Они сразу прошли в глубь магазина, откуда на них из-за прилавка пристально смотрел коренастый лысеющий мужчина. Перед ним лежал извлеченный из корпуса часовой механизм, над которым он трудился.
– День добрый, – произнес Селлитто.
Мужчина кивнул в ответ:
– Привет.
– Я детектив Селлитто из департамента полиции, а это агент Дэнс. – Селлитто показал свое удостоверение. – Вы Виктор Халлерштайн?
– Да. – Мужчина снял очки с дополнительным увеличительным стеклом на одной линзе и взглянул на значок Селлитто, улыбнулся губами, но не глазами и пожал руки обоим визитерам.
– Вы владелец магазина? – спросила Кэтрин.
– Да, владелец. И шеф-повар, и посудомойка. Магазин принадлежит мне уже десять лет. Все время здесь. Почти одиннадцать лет.
Бессмысленная информация. Часто признак лжи. А возможно, просто свидетельство того, что он чувствует себя крайне неуютно из-за визита двух полицейских. Одно из главных правил кинезики: отдельно взятый жест или другой элемент поведения практически ничего не значит. Изолированную реакцию никогда нельзя правильно истолковать, она приобретает смысл только в сочетании. К примеру, такое поведенческое проявление, как скрещенные руки, можно интерпретировать только в связи с особенностями взгляда, движения кистей, интонации, содержания сказанного, характером выбора слов.
И действительное значение для следствия имеет только систематически повторяющиеся реакции на соответствующие раздражители.
Кинезический анализ, говорила в своих лекциях Кэтрин Дэнс, направлен на расшифровку хорошо продуманной игры.
– Чем я могу быть вам полезен? Полиция, говорите? Еще одно ограбление в округе?
Селлитто бросил взгляд на Кэтрин. Она ничего не ответила, просто усмехнулась и огляделась по сторонам.
– Никогда в жизни не видела столько часов.
– Я уже довольно давно продаю их.
– И что, их все можно купить?
– Ну, если вы сделаете мне предложение, от которого я не смогу отказаться… – Смех. – А если серьезно, некоторые из них я, конечно же, не продам. Но большинство к вашим услугам. Ведь это магазин, не так ли?
– А вот те просто замечательные.
Халлерштайн взглянул на часы, которые имела в виду Кэтрин. Стиль ар-нуво, в золотом корпусе, с очень простым циферблатом.
– «Сет Томас», изготовлены в тысяча девятьсот пятом году. Стильные, надежные.
– Дорогие?
– Триста. Они позолоченные. Массовая продукция… А вам нужно что-то по-настоящему дорогое? – Он указал на часы в керамическом корпусе, расписанные не просто цветочками, но и всеми оттенками розового, голубого и лилового. Кэтрин не видела ничего более вызывающе вульгарного. – В пять раз дороже.
– А…
– Понимаю, понимаю. Но в мире коллекционеров то, что непосвященный воспринимает как пошлость, знаток ценит как истинное произведение искусства. – Он улыбнулся. Настороженность и озабоченность сохранялись, однако Халлерштайн уже заметно расслабился.
Кэтрин нахмурилась:
– А как же в полдень? Вам что, приходится затыкать уши?
Халлерштайн рассмеялся:
– У большинства часов бой очень легко отключается. Вот только кукушки меня действительно сводят с ума. Фигурально выражаясь, конечно.
