Карл Хайасен - Дрянь погода
Уезжая, он заметил, что костяшки на руке чем-то вымазаны.
Похоже, помадой.
Щелкунчик не испытывал ни стыда, ни раскаяния – вообще ничего.
Эди Марш начала понимать страдания настоящих жертв урагана. За день трижды принимался дождь, оставляя повсюду в доме Торреса грязные лужи. Ковры под ногами чавкали, по комнатам прыгали зеленые лягушки, а в раковине ванной обосновался выводок москитов. Ливень прекратился, но с голых стропил все равно часами капало. Даже в какофонии соседских молотков и пил этот шум сводил Эди с ума. Она вышла во двор и без энтузиазма покликала пропавших такс, но мгновенно бросила это занятие, углядев толстую бурую змею. Эди так завизжала, что прибежал сосед; он взял швабру и выгнал тварь. Потом спросил о Тони и Нерии.
– Они уехали из города, – ответила Эди, – и попросили приглядеть за домом.
– А вы?…
– Кузина, – ответила Эди, понимая, что похожа на латиноамериканку не больше Голди Хоун.[34]
Сосед ушел, а Эди поспешила в дом и забралась с ногами в кресло. Включила радио и положила рядом монтировку. Стемнело. Молотки и пилы смолкли, и стало слышно, как по соседству вопят младенцы, хрипят радиоприемники, хлопают двери. Эди боялась, что сейчас появятся грабители, насильники или неизвестный хищник, который счавкал бедняжек Доналда и Марлу, будто кругляшки «Тик-Так». К приходу Фреда Эди превратилась в комок нервов.
Страховщик принес букетик гардений. Точно собрался вести девушку на выпускной бал.
– Ты это серьезно? – спросила Эди.
– А что такого? Роз не нашел.
– Фред, я больше не могу здесь. Сними мне комнату.
– Все будет хорошо. Посмотри-ка, я взял вина.
– Фред!
– И ароматизированные свечи.
– Фре-е-ед!!!
– Что?
Эди усадила его на промокший диван.
– У нас деловые отношения, а не любовной роман. – Фред надулся. – Милый, мы просто разок перепихнулись. Не волнуйся, все за то, что мы сделаем это снова. Но у нас не любовь и не страсть, а финансовое партнерство.
– Ты меня соблазнила, – заметил оценщик.
– Конечно, соблазнила. И ты был неподражаем.
Фред горделиво приосанился – душа приготовилась к взлету.
– Но больше никаких цветов, никакого вина, – выговаривала Эди. – Просто сними для меня комнату в своей чертовой «Рамаде», ладно?
– Хорошо, – серьезно согласился Фред. – Завтра утром.
– Милый, ты посмотри, что здесь творится – ни крыши, ни стекол в окнах. Хуже пляжной кабинки!
– Ты права, Эди, здесь тебе оставаться невозможно. Я перепишу свои представительские.
– Ну что ты мелочишься, Фред! Мы собираемся ободрать твою компанию на сто сорок одну тысячу баксов, а ты жмешься из-за шестидесятидолларовой комнаты в мотеле. Ну сам подумай.
– Не сердись, пожалуйста.
– Ты оформил заявление на выплату?
– Да, вот бумаги.
Посмотрев документы, Эди Марш приободрилась. Она развязала букетик и поставила цветы в кофейник с тепловатой дождевой водой. Затем пара откупорила бутылку «шабли» и выпила за успех предприятия. После четвертого бокала Эди сочла уместным спросить напарника, что он собирается делать со своей долей.
– Куплю яхту и поплыву в Бимини, – ответил страховщик.
– А женушка?
– Кто? – переспросил Фред, и оба рассмеялись. Оценщик тоже поинтересовался, как Эди распорядится семьдесят одной тысячей.
– Хайянис-Порт, – ответила Эди, не уточняя.
Когда «шабли» кончилось, Эди притащила в гостиную высушенный матрац и, вывернув лампочку, зажгла принесенную Фредом свечку, которая пахла солодовым молоком. Раздеваясь, Эди услышала, как партнер копошится в портфеле – искал презерватив. Фред зубами надорвал фольгу и сунул пакетик подружке в руку.
Эди считала презервативы абсолютно дурацким изобретением – они ее и трезвую-то смешили, а в подпитии вызывали просто бурю веселья. На сегодня ухарь Фред выбрал красненькую резинку, только натягивать ее было, собственно, не на что. Хихиканье партнерши сбило Фреда с панталыку, испортив чудное настроение, созданное вином. Распростершись на спине, оценщик отвернулся. Эди шлепнула ему по ногам, чтобы раздвинул, и умостилась между.
– Чего ты сразу сдался? – попеняла она. – Соберись, миленький. Ну-ка! – И Эди крепко ухватила Фреда между ног.
– Не могла бы ты…
– Нет. – Хихикать при минете всегда считалось дурным тоном, к тому же Фред из тех, кто может никогда не оправиться от эмоциональной травмы. – Сосредоточься, – наставляла Эди. – Вспомни, как нам было хорошо вчера.
С помощью Эди презерватив уже начал развертываться в боевую позицию, когда внезапно смолк электрогенератор. Бензин кончился, подумала Эди. Но это терпит, главное – Фред-младший начал подавать признаки жизни.
Что-то тихо щелкнуло, и украшенный нарядной шапочкой член Фреда вдруг оказался в луче яркого света. Эди выпустила неслуха и села. Сосредоточенно зажмурившийся Фред прошептал:
– Не останавливайся.
В дверях стоял человек с мощным фонарем.
– Свечки, – проговорил он. – Офигеть, как уютно.
Фред Дав перестал дышать и зашарил рукой, ища очки.
Эди встала, прикрыв грудь руками.
– Спасибо, что постучал, придурок, – сказала она.
– Я вернулся за машиной. – Щелкунчик водил лучом вверх-вниз по ее телу.
– Ищи на улице, где ты ее бросил.
– А куда торопиться? – сказал Щелкунчик и шагнул в дом.
Бонни пришла в комнату Августина в половине второго. Забралась под одеяло, не коснувшись хозяина двуспальной кровати, что было совсем непросто.
– Вы спите? – прошептала Бонни.
– Без задних ног.
– Извините.
Августин повернулся к ней.
– Подушка нужна?
– Лучше обнимите.
– Не пойдет.
– Почему?
– Я, признаться, слегка голый. Не ждал гостей.
– Еще раз извините.
– Закройте глаза, миссис Лэм.
Августин встал и натянул просторные брюки. Рубашку не надел, спокойно отметила Бонни. Августин скользнул под одеяло и обнял ее. Какая у него теплая и гладкая кожа. Вот он шевельнулся, и у Бонни под щекой прокатились тугие мышцы. Макс сильно отличается сложением, подумала Бонни и тотчас прогнала эту мысль. Нечестно сравнивать, кто лучше обнимается. Сейчас, по крайней мере.
Она спросила, был ли Августин женат.
– Нет, – ответил он.
– А помолвлены были?
– Трижды.
– Врете! – Бонни подняла голову.
– К сожалению, нет. – В полутьме комнаты было видно, что Бонни улыбается. – Вас это забавляет?
– Скорее интригует. Три раза?
– Нареченная успевала одуматься.
– Это были разные женщины? Без повторов?
– Разные.
– Я должна спросить, что произошло. Отвечать не обязательно, но не спросить не могу.
– Ну, первая вышла за преуспевающего адвоката. Он занимался делами о личном ущербе и вел в суде групповой иск по силиконовым имплантантам. Вторая основала архитектурную фирму и сейчас в любовницах у венесуэльского министра. А третья снимается в популярной кубинской мыльной опере, она там играет Мириам – ревнивую шизофреничку. Пожалуй, – заключил Августин, – все они поступили мудро, прервав отношения со мной.
– Готова спорить, обручальные кольца остались у них.
– Ой, это всего лишь деньги.
– И вы до сих пор смотрите ту мыльную оперу?
– Она очень хорошо играет. Весьма убедительно.
– Необычный вы парень, – сказала Бонни.
– Вам уже лучше? Как правило, мои проблемы других ободряют.
Бонни опустила голову:
– Меня беспокоит завтрашняя встреча… с Максом.
– Вполне естественно, что вы нервничаете. Я и сам немного дергаюсь.
– Ружье возьмете?
– Посмотрим. – Августин сильно сомневался, что губернатор объявится, да еще с мужем Бонни.
– Вы боитесь?
Августин чувствовал ее легкое дыхание на своей груди.
– Не боюсь, – сказал он. – Тревожусь.
– Эй.
– Что – эй?
– Вы возбуждаетесь?
Августин смущенно поерзал. Чего она еще ожидала?
– Теперь моя очередь извиниться.
Но Бонни не стала отстраняться. Августин глубоко вздохнул и постарался думать о чем-нибудь другом… Например, о сбежавших обезьянах дяди Феликса. Далеко они забрались? Как им на свободе?
Но отвлекающие размышления Августина прервала Бонни:
– А вдруг Макс изменился? Может, с ним что-то случилось.
Случилось – это уж точно. Можешь не сомневаться, подумал Августин, но сказал другое:
– Ваш муж держится. Сами увидите.
12
– Хочешь жабку? – спросил Сцинк.
Шоковый ошейник сделал свое дело: Макс Лэм стал безоговорочно сговорчив. Раз капитан хочет, чтобы он курил жабку, будем курить жабку.
– Это не приказ, а предложение, – пояснил Сцинк.
– Тогда, спасибо – нет.
Макс вглядывался в теплую просоленную ночь. Где-то во мраке к нему пробирается Бонни. Макс не волновался и не лелеял надежд, хотя, наверное, следовало; он сам удивлялся, отчего так. Все происходившее не вызывало в нем душевного отклика, словно испытание пленом выжгло основные нервные центры. Например, он даже не попытался робко возразить, когда Сцинк выпустил азиатского скорпиона на поле для гольфа в Ки-Бискейне. Капитан осторожно положил ядовитую тварь на лужайку у восемнадцатой лунки.
