Джордж Грин - Воронье
— Ну конечно, — сказала она. — Что-то вроде маленькой хижины где-нибудь.
— Совершенно верно.
Они дружно рассмеялись. Пэтси покрутила порцию джина, увидела, что от него опять остался только лед, и, поднявшись, сделала себе еще одну небольшую порцию.
КЛИО продолжала твердить себе: нет, она не пойдет туда. Никогда. Она никогда не унизится, появившись в доме Тары. Зачем докучать? «Я отказываюсь на коленях молить ее быть моей подругой. Надо ли мне беспокоиться, что эта чванливая сучка думает обо мне? Со мной все будет в порядке и без нее. Я должна побыть без нее. Могу поехать на остров с этим пижоном Заком Коллинсом, который вроде как в нее влюблен. Но вся эта влюбленность с него слетит, когда мы примемся за барбекю. Посмотрим, кого он любит, когда его сладкий член окажется у меня во рту, так ведь?
А мне надо просто забыть эту суку».
Но на островок Клио не поехала. Она ехала по 17-й, готовясь повернуть, но проскочила поворот и развернулась к «Макдоналдсу». После чего вернулась на 17-ю, думая, что встретит Тару. И расскажет ей, как Эмми, запугивая Манни абортом, трижды выуживала у него чеки. И еще расскажет ей, как встретила управляющего «Гони быстро и закрой глаза» и он оказался долбанутым маленьким психом, но довольно симпатичным. Она должна все рассказать Таре. Кто еще сможет понять?
«Я считаю, после всего, что мы прошли вместе, она не сможет за сутки забыть меня! Верно? Это просто невозможно! За сутки — нет, это невозможно. Надо дать ей шанс».
Ей пришлось припарковаться за три квартала от дома, и дальше она пошла пешком. Вокруг все кишело взвинченными людьми. Кое-кто из них распевал гимны, а другие предпочитали разжигать грили, и все время приходилось так широко улыбаться, что начали болеть зубы. Тут стояли фургоны с телевизионной аппаратурой, и все происходящее было странно и непонятно. Когда Клио попыталась пройти к дому, ее остановили пара мордоворотов, которые сказали, что туда нельзя.
— Я не могу пройти к дому моей проклятой лучшей подруги?
Что, эта сука прячется за бархатными канатами ограждения? Обзавелась личными телохранителями? Они всех проверяют. Потом кто-нибудь выйдет и отведет ее в гараж. И заставит ждать, пока Тара не снизойдет и не выйдет к ней.
Она была вне себя.
Ох, вот и Тара. Ну, Иисусе!
Осунувшаяся, смертельно бледная, с припухшими глазами, полная нервного напряжения. И Клио немедленно все простила ей; она просто хотела ее обнять.
ТАРА думала, что с этим надо кончать. И побыстрее, без всякой жалости. Если она расслабится, то подвергнет Клио опасности.
Клио расплылась в улыбке и расхохоталась:
— Привет, продувная бестия. Довольна, сучка?
Тара слабо ей улыбнулась.
— Значит, так? — сказала Клио. — Ну, господи!
Никакой реакции.
— Значит, вот оно как? — не унималась Клио. — Ну, дерьмо. Все из-за этих денег.
— Хорошо. Пусть так.
— Да? А как быть с этими психованными зомби?
— С этими людьми? С ними все в порядке.
«С ней ничего не поделать. Она ведет себя так, словно я за тысячу миль от нее».
— Они словно живые мертвецы, — сказала Клио. — И глазеют на меня.
«Именно это я предполагала», — подумала Тара. Она чуть не засмеялась, но сдержалась.
— Почему ты не ответила на мое послание? — спросила Клио.
— Я была занята.
— Слишком занята даже для меня?
Положить этому конец. Быстро и решительно.
— Послушай, Клио. У меня другие друзья, понимаешь?
— Что ты имеешь в виду — другие друзья?
— Не знаю. Я хочу сказать — друзья получше. Прости. Может, пришло время дать другу другу свободу.
Клио была так ошеломлена, что лицо ее пошло пятнами, а голос дрогнул.
— Конечно. Абсолютно. Веселись со своими зомби.
— Мне очень жаль, — сказала Тара и подумала: «Только не говори, что тебе жалко. Просто повернись и отойди от нее. И не вздумай плакать».
— Я просто зашла попрощаться, ты, долбаная сука.
— Пока. — Повернувшись, она направилась к дверям. Как раз вовремя: еще немного, и у нее брызнули бы слезы.
РОМЕО продолжал патрулировать город, двигаясь против часовой стрелки. Стоял горячий полдень, и казалось, все плавилось. Он решил остановиться рядом с кузеном Альфредом, профессором местного колледжа. Дом его был высоким сооружением в готическом стиле времен королевы Анны, «Интересное место», как он был назван на карте, и не случайно он в виде мутной картинки присутствовал в «Моем мире» Тары. Остановив машину, Ромео перешел улицу, направляясь к дому. С боковой веранды доносились голоса. Сама веранда была увита плющом, так что он никого не видел, но голоса принадлежали пожилой женщине, молодому человеку и самому Альфреду. Они обменивались сплетнями. Их томные расслабленные интонации сопровождались позвякиванием льда, бульканьем бурбона и смехом. Ромео не знал никого из тех, о ком они говорили, но это было не важно. Он любил слушать. В их словах проскальзывала легкая недоброжелательность. Отчетливо ощущался запах цветущих лоз, а он чувствовал себя усталым и нерешительным, потому что у него кружилась голова, и ему пришлось прислониться к металлической ограде, чтобы не упасть. И только когда на улице появилась компания шумных подростков и уставилась на него, Ромео наконец оставил это место и побрел прочь.
Он добрался до «сокола» и снялся с места.
«Черт возьми, что все это значит?
Ты должен убить их — это все, что ты обязан сделать. Ты не обязан. Ты не обязан иметь дело с запутанными извивами их долбаных душ, ты просто должен быть готов прикончить их.
Так ты готов? Если на тебе лежит эта обязанность, можешь ли ты войти в дом и казнить старика прямо перед его гостями?
Нет».
Он направился к Нелл. Ромео видел, как Нелл вышла из сарая, в котором занималась своими гончарными изделиями. На ней была широкополая шляпа, в руках она держала лопату с длинной ручкой. Она напоминала пророка из пустыни, и этот облик, казалось, его вполне устраивал. Ему захотелось благоустроить сад для нее. Он с удовольствием работал бы весь день просто за спасибо.
«И ее я не могу убить. Да и вообще никого из них. И Митч должен знать это. Все Ботрайты должны знать; для любого это ясно как день. Мне чего-то не хватает. Ненависти? Всепоглощающей ненависти? Может, дело в этом. Мозг мстителя-киллера должен быть пронизан ненавистью. Я попытаюсь вызвать ее в себе. Я должен ненавидеть всех и вся. Начиная с моего убогого детства. Начиная с моих отвратных гнусных родителей, которые издевались надо мной!»
Но хотя его отец был законченной жопой, все же не хуже других отцов, которых он знал. Ромео любил свою мать, которая все делала для него. Он ненавидел ребят в школе, но никогда не испытывал желания причинить им неприятности — он просто хотел, чтобы они любили его. Но они никогда этого не делали. Но сейчас все это было далеко отсюда.
По 17-й дороге он выбрался на Глочестер-стрит и покатил на север.
Он повернул по Айленд-Вью-Роуд, чтобы проверить Клио. Он не мог узнать, дома ли она, если снова не проберется через джунгли, хотя безжалостное солнце отбивало у него всякую охоту заниматься этим. Подобравшись ближе, он сквозь листву разглядывал ее дом. Затем он обеспокоился, как бы его поведение не вызвало подозрений, включил двигатель и вернулся на 17-ю. Потянулись привычные картины: начальная школа, клиника скорой помощи, банк. Но сразу после них, слева, он с удовольствием бросил взгляд на запретную часть города. Ориол-Роуд. Дом семьи Ботрайт и их знаменитого друга Шона Макбрайда. Тут толпится куча народа. Но Шон потребовал: держись на расстоянии. Любой ценой продолжай двигаться.
Теперь он ехал на Белл-Пойнт, мимо Шелби и Мириам. Дети во дворе играли со шлангом, обливая друг друга. Мальчик и девочка, и видно, как они счастливы. Суббота. Он проплыл мимо них как привидение. Вернувшись на 17-ю, повернул налево на Чапел-Кроссинг-Роуд и проехал мимо величественного входа Тренировочного центра федеральных сил охраны порядка. Затем он встревожился. Пришло время провериться.
— Знаешь что? — сказал Шон. — Мне нужна от тебя кое-какая помощь.
— Какого рода?
— Здесь есть один пижон, он вроде был военным. В Форт-Стюарте. Слышал о нем?
— Нет.
— Он совершил паломничество, чтобы увидеться со мной.
— Паломничество?
— Он сказал, ему нравится мой дух. Я думаю, он ищет какую-то властную личность. Которая придаст смысл его жизни. Думаю, он сделает все, о чем я его попрошу.
Шон говорил спокойно и тихо, но в его голосе слышалось напряжение. Поклонение пастухов; это доставляло ему удовольствие.
— И знаешь что, Ромео? Если даже этот парень узнает всю правду о нас, думаю, он будет продолжать хранить верность. Он будет хорошим солдатом. Его зовут Трев.
