Александр Ермак - Вагоновожатый
– А тебе понятно?
11
Утром Эрика первым делом выпила лекарство. Потом напомнила себе не забыть надеть линзы. Игорь так ни разу еще и не видел ее в очках. А вот Павел видел, и они ему, похоже, не помешали…
Трамвай подъехал к остановке точно по расписанию. Они улыбнулись друг другу, встретившись взглядами. Войдя в салон и оставив Игоря за спиной, Эрика вздохнула. Вагоновожатый все-таки привлекательнее механика. Лицо у Игоря светлое и такое доброе, приветливое. А у Павла… Фигура у Павла на загляденье. А лицо, лицо красивое. Но какое-то суетящееся что ли…
Эрика прошла к своему месту. Оно было свободно. Не совсем – на сидении лежала газета. Та самая, в которой публиковался «Дневник маньяка». Только это был свежий номер с обещанным продолжением. Игорь опять позаботился о ней. Но взяв газету, Эрика тут же забыла и о вагоновожатом, и о механике. Она вчитывалась в каждое слово:
«Хороший, чудный, замечательный город…»
Эрика помнила, этими словами кончалась публикация первой части. Этими же начиналось и продолжение:
«Хороший, чудный, замечательный город. Он просто создан для меня. Большой, красивый. Здесь никто не знает меня, а я легко нахожу тех, кто мне нужен. Как только возникает желание, я просто выхожу на улицу и наслаждаюсь, упиваюсь этим городом…
Только она, она не дает мне покоя. Она мне снится каждую ночь. Она приходит ко мне на всю ночь. Я мечусь по квартире, забиваюсь под кровать, я выбегаю на улицу и прячусь в подворотнях, но она всюду находит меня…
Она не дает мне забыть. Да, я помню. Помню. Помню. Я все помню. И нашу улицу. И наш двор, дом. Нашу квартиру. Родителей. Но больше всего Ее…
Она всегда издевалась надо мной. Когда родителей не было дома, совсем маленького привязывала за ногу к столу, чтобы я не ползал за ней. Когда не хотел есть, то она размазывала кашу мне по лицу, вставляла лапшу в нос, поливала голову компотом. А еще запирала в темной кладовке, когда к ней приходил ее друг. Я плакал, я просто выл в темноте от страха. А она в это время смеялась и сладко стонала…
У кого нет старшего брата или сестры, тот всегда завидует тем, у кого они есть. Помогут, позаботятся, защитят. Но моя сестра не такая. Она, если и вытирала мне сопли, то только со словами:
– Фу, какой же ты мерзкий, гадкий…
Глядя на меня, она все время морщилась, приговаривала:
– Какой уродец. Ну какой же ты уродец!
А себя считала красавицей:
– Мы с тобой вовсе и не похожи. Как будто совсем от разных родителей. Может быть, мы правда от разных родителей? Надо спросить, может, тебя нам подбросили. А может, тебя усыновили. Такого урода!
Она часто снимала с себя всю одежду и вставала у большого зеркала:
– Смотри, смотри, как красивы женщины. У них ничего лишнего не болтается между ног… У женщин такие линии, изгибы. А у меня еще и такие замечательные родинки. Тут, тут и тут… Но ты этого не понимаешь. Ты ничего не можешь понять…
Я смотрел на нее. На ее светлые волосы на голове и внизу живота. На россыпь маленьких родинок по всему телу. На твердые, остро торчащие груди. На округлые бедра… Я все, все понимал. Я знал, что моя сестра красива, красива, красива. А я… «Какой уродец». Мерзкий, сопливый уродец. Я никому не нужен. Ни сестре, ни родителям. Они совсем не занимались нами, все время уезжали куда-то по делам. Целовали меня на прощание и говорили:
– Сестра о тебе позаботится.
Сестра позаботится… Она вспоминала обо мне только, когда я попадался ей на пути. Или когда у нее собирались подруги. Когда им надоедало болтать и разглядывать журналы, я становился центром всеобщего внимания. Они пинали, толкали, щипали меня. А еще раздевали и связывали лифчиками, чулками. Бросали на диван или на пол. Кололи иголками и булавками, пилками. Выщипывали брови. Раскрашивали губной помадой. Тыкали в лицо работающим феном:
– Вырастишь, не будешь щипать нас за задницы. Ну, скажи, не будешь?! Не будешь?!
А еще размахивали ножом над животом:
– А может, сделаем из него девушку?
Я кричал:
– Не надо!.. Не буду!..
Они все, все без исключения издевались надо мной. И она больше всех. Моя сестра. Моя красивая сестра… Я плакал. Я рыдал. А они только смеялись, смеялись, смеялись…»
Эрика сама чуть не заплакала, читая это. Шмыгнула носиком и снова уткнулась взглядом в газетные строчки:
«Время шло. Казалось, ничего не может измениться, но однажды, когда они
собрались в очередной раз, им оказалось не так-то просто справиться со мной. Я стал крупнее. В моих мышцах появилась сила. Только навалившись впятером, им удалось снова раздеть и связать меня, еще раз поиздеваться надо мной. Последний раз…
Ночью я вошел в комнату сестры. Она спокойно спала, скинув с себя одеяло.
Видимо, во сне ей снилось что-то горячее. Даже ночная рубашка сползла с ее плеч. Меня охватило желание…
Я задушил ее ремнем… Утром, когда в комнате стало совсем светло, перенес сестру с кровати к зеркалу. Она так любила стоять у него. Я смотрел на ее светлые волосы, на груди, на бедра, на родинки. На груди… На родинки… На бедра… На волосы… На родинки… На груди… На бедра… Она была очень красива. Моя сестра…
Я так и оставил ее у зеркала. Ушел из дома, только одевшись, не взяв ничего из вещей, не подумав забрать деньги, которые лежали у сестры в сумочке… …
Первым на моем пути оказался какой-то поселок. Добрая женщина, заметив меня, оголодавшего, у местной булочной, хотела отвести в какое-то учреждение:
– Ты же не здешний. Я вижу. К кому приехал? Где твои родители? Значит, заблудился. Ничего, вернем тебя домой…
Я уговорил ее сначала накормить меня, и она завела меня к себе в дом. Там больше в это время никого не было, хотя я видел на комоде фотографию этой женщины с мужем и двумя сыновьями.
Когда она встала к плите что-то разогревать, я подставил сзади табуретку, залез на нее и накинул женщине на шею ремень и повис:
– Не надо, не надо возвращать меня домой.
Потом я быстро обшарил дом, взял кое-что из одежды ее детей – мне подошло по размеру, и еще нашел кошелек. Теперь у меня было достаточно денег, чтобы не идти пешком и не ехать зайцем на автобусах и электричках. Я мог купить себе и еды, и билеты. На вокзале я посмотрел на карту и поехал в тот город, название которого часто произносили родители…
…
В этом городе я слонялся по привокзальной площади, потом по центральной улице, по каким-то закоулкам. Я глазел на витрины, заглядывал в лица прохожим. Потом увидел вдруг перед собой девушку. Она так была похожа на сестру. Только помладше, моя ровесница. Я пошел за ней, девушка заметила:
– Тебе чего?
Я ей честно сказал:
– Ты мне нравишься.
Она растерялась, а я ей предложил:
– Давай дружить.
– Давай, – почему-то согласилась она.
Мы немного погуляли. Она спрашивала меня про то, где я живу, про школу. Я что-то врал, а она всему верила. Такая хорошая…
Проводил ее до дома. Мы договорились встретиться завтра, и я пошел ночевать на вокзал. Но в зале ожидания ходила полиция, присматривалась ко всем, и спать мне пришлось в подвале одного из домов. Там было тепло и много крыс. Но они меня не кусали. Наверное, были сытыми.
На следующий день я пришел к ее дому в оговоренное время. Девушка ждала меня. Я повел ее в парк аттракционов. Мы катались на машинках и ели мороженое. Она много смеялась…»
Эрика оторвалась от газеты. Совсем недавно она вот также была в парке на аттракционах, каталась на машинках, ела мороженое и много смеялась. Наверное, так себя ведут все дети. Ну, и не до конца повзрослевшие взрослые.
Подумав об этом, вернулась к чтению:
«Мы встречались несколько дней. Пока у меня были деньги. Потом они кончились, и я напросился к ней в гости.
Мы зашли в ее дом, когда там не было родителей. Она показала комнату родителей, потом свою, спросила:
– Хочешь чая?
Я сказал:
– Хочу.
– С конфеткой? – почти смеялась она, зная ответ.
– С конфеткой.
Она отвернулась и хотела выйти на кухню, но я тут же подошел сзади, схватил за горло и повалил на пол…
Потом раздел ее. И смотрел, смотрел на нее. На ее светлые волосы. На россыпь маленьких родинок. На маленькие, но торчащие груди. На уже округлые бедра… Какая же она красивая! Как моя сестра…
Я перерыл все ее вещи – эти такие крепкие, тонкие трусики, лифчики, чулочки-колготки. Когда я их брал в руки, у меня сразу начинали ныть запястья, локти, колени – те места, в которых меня туго связывали сестра и ее подруги.
Я нашел большие ножницы и изрезал все ее белье на маленькие кусочки.
Потом я обыскал дом. Нашел немного денег, забрал. Вещи меня не особо интересовали. Таскать их с собой не было смысла, всегда можно раздобыть, если появилась нужда. Когда шарил по шкафам и тумбочкам, наткнулся на женские пилки, пинцеты, щипчики. Бросил их в чемоданчик, из которого вытряхнул слесарные инструменты. Вышел на улицу с маленьким чемоданчиком, как студент, или слесарь…
