Евгений Кукаркин - Я - Кукла. Сборник повестей
Я схватил официанта за руку и подтащив его к себе, приглушенно сказал: «Да поторопись, я ждать не люблю и очень спешу». Официант сразу проснулся, хотел что- то мне ответить, но еще раз взглянув на меня и мою спутницу, тут же испарился.
— Так где твои друзья? — спросил я Лилию.
В этот момент, словно из под земли, появился официант с подносом и стал расставлять заказ на стол. Лилия подождала, когда официант отойдет.
— Сейчас подойдут, — она протянула мне свой бокал. — Налей пожалуйста.
Я налил ей вина, себе водки и только хотел выпить, как Лилия сказала: «Посмотри, вон они». - кивнув за мою спину. Я повернулся. К стойке бара подошли два здоровых, хорошо одетых, господина. Один из них, небрежно бросив деньги бармену, заказал выпивку, а другой, оглядев зал и увидев Лилию, помахал ей рукой и кивнул головой. Я повернулся к Лилии. Лицо ее было бледно, ресницы вздрагивали.
— Чего нервничаешь. Давай выпьем, — и я опрокинул в себя рюмку водки.
Лилия подняла свой бокал и я увидел, что у нее дрожат руки. Не полностью налитое вино в бокале, штормило. Вдруг, что- то ударило мне в голову, одновременно, я почувствовал резь в груди. Я сидел, опустив голову и сжав руки. Боль тупыми ударами пронизывала всю грудь и голову. Я старался держать себя в руках и напрягся до основания. Стал выступать пот и первые струйки его, медленно поползли из под волос. С трудом подняв голову, я пытался посмотреть на Лилию. На мгновение туман разорвался и, расплывающиеся черты ее лица, появились передо мной. Лилия сидела белее мела и широко распахнув глаза, смотрела на меня.
— Сука… Я убью тебя, — с трудом проговорил я.
Лилия начала расползаться перед глазами, а я все боролся и боролся сам с собой. Моя рука поползла к вилке, но ее стало сводить и все вдруг потемнело и стало куда- то проваливаться.
Очнулся я от боли в затылке, она билась пульсируя, волнами возникая и удаляясь. С трудом открываю глаза и вижу грязно- белый потолок, который то приближался, то удалялся, с приближением и удалением боли. Руки были чем- то сжаты и лежали ниже груди. Еле- еле подтягиваю их к своим глазам. Руки были в наручниках и я не сумев их удержать, уронил их на лицо, разбив губы железом. Все стало ясно, меня поймали и я в камере. Значит, все-таки они внедрили своего человека. Сволочи.
ЧАСТЬ 1
Октябрь. 1993 г. Сербия.
Фронт продолжал жить своей жизнью. Где- то раздавались выстрелы, часто переходящие в непрерывную дробь. Иногда ухали орудия, отчего наш разбитый коттедж вздрагивал до основания. Уже второй день, шел занудный дождь. Я лежал в полуразрушенной комнате коттеджа и, еще не придя в себя от сна, слушал, как через шум дождя пробивались звуки чавкающей грязи.
— Кто идет? — закричал часовой.
В темных комнатах коттеджа завозились солдаты.
— Свои. Это я, Казначей.
Скрипнула, висящая на одной петле дверь. Кто- то выругался в темноте.
— Сержант, где сержант? — по комнатам заметался свет фонарика.
— Я здесь, — отозвался я.
Свет фонарика ударил в глаза и я прикрылся рукой.
— Убери фонарь. Что у тебя?
Вспыхнуло еще несколько огоньков, которые осветили комнату и лицо Казначея. Оно было мокрым и грязным, на нем резко выделялись усы с блестевшими, под лучами света, капельками воды.
В этих комнатах расположен мой взвод. Это люди разной национальности, все наемники, по разным причинам, приехавшие защищать славянскую Сербию. Они говорят на разных языках, но больше на английском и русском. Они разные: сильные и слабые, умные и тупые, бандиты и порядочные. Война сковала их в прочный узел, хотя многие не понимают зачем и против кого они воюют. Я помню все их трудные фамилии и имена. На фронте фамилии, среди солдат, как- то стерлись и каждый получил прозвище, которое стало практичными и краткими. Эти клички, даже не выражают характер, но приклеились к ним так прочно, что некоторые забыли фамилии и имена своих товарищей.
— Сержант, Шип и Сверчок убиты, — Казначей выдохнул эту фразу и, набрав воздух, добавил. — Они через холм, сюда, несли бачки из-под пищи, но, видимо, на полосе появился снайпер, они и попались.
Холм, о котором говорил Казначей, находился перед коттеджем и закрывал нас от фронта. Я вытащил карту, развернул и осветил наш участок. Со стороны фронта холм был голый, весь перепаханный огородами. Эту лысину зажимал с одной стороны густой орешник, а с другой- яблоневый сад. От линии окопов до вершины холма- метров триста. На этом пространстве, сейчас, лежат наши ребята. А снайпер, наверняка, сидит не в окопах противника, а на нейтральной полосе. Самое противное, это первый случай, когда снайпер стреляет по ночам. Вот и у них появились приборы ПНВ. Но то, что кто- то стреляет в дождь, в темноте и на таком расстоянии, говорит о том, что это профессионал и он недавно на фронте.
Те, что лежат на холме, мне хорошо знакомы. Шип — русский, из Краснодарского края. Его фамилия — Шипов, звали Андрей. Свою кличку, Шип получил от своей фамилии, где оторвали последний слог. Он пришел к нам три месяца назад и мы с ним быстро стали друзьями. Сверчок — молдаванин, его фамилия Матрич, когда я пришел, он уже был во взводе и я воспринял данную ему кличку, как и все окружающие. Ребята имели боевой опыт: Сверчок в Приднестровье, а Шип болтался у Осетинов во время их конфликта с Грузией.
Конечно, вытаскивать их надо сейчас, пока темно. Днем всю плешку изуродуют минами и снарядами, только сунься, к тому же, она простреливается на сквозь. А идти надо, может быть из них кто- то ранен.
— Казначей, а как ты их увидел?
Он сразу меня понял. Ткнул свой грязный палец в карту.
— «Мухи» пустили ракету, а я был вот здесь, в окопе. Оглянулся назад — холм виден, как на ладони. Их, лежащих, не сразу разглядишь, а вот бачки, из под пищи, заметны. Дождь идет и бачки от вспыхнувших ракет, переливаются как глянцевые. А потом, я сюда кустарником прошел. Два раза падал, грязищи до черта.
Я подошел к телефону.
— Мне четырнадцатого.
Где- то на конце провода раздались щелчки, больно отдаваясь в ушах. Сонный, раздраженный голос рявкнул.
— Что там?
— Двадцатый докладывает. В полосе квадрата одиннадцать, по всей видимости, появился снайпер. У меня двое ребят лежат на холме. Их надо убрать, пока еще темно. Может кто-то ранен. Нельзя попросить хозяина, хотя бы восемь снарядов в направлении дубка, на нейтральной полосе.
— Ты что, сдурел? Чтобы их снайпер в такую погоду, стрелял ночью. Не паникуй — это шальные пули. Бери людей. Иди и вытаскивай их, — связь оборвалась.
— Вот гад. Иди вытащи. Своих сербов никогда не посылает в пекло, а наши, дружеские души, всегда на убой. Как будто мы полные идиоты, не разбираемся, где шальные пули, а где — снайперы, — проворчал я в темноту.
— Ты чего сержант? Не выспался, — сказал кто- то в темноте.
— Ладно. Это я пары выпускаю. Крафт, где ты? Ты не разучился еще метать «кошку»?
— Вроде нет, — раздался голос в углу.
— Крафт, Джин собирайтесь. Казначей, поведешь нас.
Я встал и стал одеваться.
Беспрерывно шел нудный дождь. Ноги вязи в жирной земле и их с трудом удавалось вырвать из наплывшей жидкой грязи. Меня и моих спутников мотало, как пьяных, на каждом бугорке и бороздке. Мы автоматически ловили звуки выстрелов и вытье, проходящих над головой, пуль АК. Где- то, с воем, шлепнулась в землю шальная пуля. Наши и «мухи» через определенные интервалы стреляли ракетами. Светящиеся шары, вспыхивали в тучах, не давая яркого света. Еле-еле я различал спину, идущего впереди, Казначея, которая также моталась и чавкала грязью впереди меня. Мы вошли в орешник и к нашим страданиям прибавились удары, невидимых в темноте, веток.
— Здесь, — сказал Казначей, резко остановившись и повел рукой в сторону.
Вспыхнула, от выпущенной ракеты, туча и я увидел, впереди себя, бачки и черные бугры, рядом с ними.
— Крафт, — крикнул я. — Видел?
— Да.
— Попытайся метнуть «кошку» за бачки, при очередной ракете. До них, вероятно, метров пятнадцать.
— Я попробую, сержант.
Он отдал конец веревки Джину и стал сматывать «кошку» в рулон для броска. Опять вспыхнула туча и «кошка» унеслась в надвигающуюся темноту. Крат и Джин потянули веревку.
— Сержант, вроде есть.
Вновь глухой свет озарил холм и мне показалось, что в мою сторону медленно перемещается вал грязи. Опять стало темно.
— Казначей, помоги, — выкрикнул Джин.
Через некоторое время вал грязи с бачком оказался у наших ног и мы принялись руками очищать, находившуюся под ним фигуру. При очередной вспышке, я разглядел полу очищенное от грязи лицо и не узнал, кто это.
— Это Сверчок, — сказал Джин. — Я его узнал по кривому носу.
Крафт, с руганью, стал вырывать крюк «кошки» из одеревеневшей мышцы бедра Сверчка.
