И пожнут бурю - Дмитрий Кольцов
– Что? – автоматически вырвалось из уст Алекса.
– А теперь я готов разорвать его на части, – процедил сквозь зубы Омар, сжав кулаки до напряжения мышц. – Это самое настоящее чудовище, а не человек. Он дошел до того, что убил родную дочь из-за того, что на была с ним несогласна! Как же так можно?!
Алекс положил руку на плечо Омара и произнес:
– Это моя вина, Омар. Я убеждал вас отстрочить начало мятежа и косвенно виноват в гибели Марин. Мне жаль, правда. Я с тобой согласен, необходимо действовать немедля.
– Что случилось, не повернуть вспять, – произнес Омар. – Настроимся на наши дальнейшие действия. Смерть Марин должна быть искуплена во что бы то ни стало! Цирк должен вернуться к нормальной жизни, о которой мечтала Марин. Я пойду, поговорю с остальными.
Алекс молча кивнул. Омар удалился, а спустя пару минут к Алексу подошел клоун Пейвесинн.
– Каковы новые приказания, месье? – спросил клоун, наклонившись.
– Приступаем к активным действиям, – сухо ответил Моррейн. – Передай нашим людям, чтобы были готовы выступить инициаторами. В полночь мы начинаем.
Пейвесинн поклонился и ушел. Моррейн продолжал смотреть на костер и улыбался, пытаясь сдерживать радостный смех. «Как же сильны человеческие чувства, – думал он в этот момент. – А любовь – самое страшное из них. Очень здорово, что все так завертелось, потому что человек, потерявший свою любовь, – опаснее любого головореза. Его невозможно остановить. И такой человек во главе людей, борющихся за свободу, увеличит шансы на победу, которых пока не так много, как хотелось бы».
С другой стороны костра стояли Венцель с братьями, Иштван с Мартином, а также Юби. К ним и подошел Омар. После череды объятий Иштван произнес угрюмо:
– Омар, мы с тобой. Сеньеру пощады не дадим. Он и его надзиратели будут стерты в порошок всем цирком.
Иштвана поддержали остальные.
– Благодарю вас, друзья, – сказал Омар и положил на грудь в области сердца. – На нас лежит громадная ответственность. На нас будут смотреть и равняться остальные люди, которые пойдут в бой. Нас будут пытаться убить в первую очередь. Но мы должны быть сильными, должны идти вперед, должны сражаться так, словно только мы и сражаемся против всей орды надзирателей. Без нас цирк обречен!
Омара поддержали друзья, и все крепко обнялись, после чего продолжили смотреть, как догорает ритуальный костер.
Ближе к полуночи костер догорел, и люди стали расходиться то по своим шатрам, то обратно подходили к оцеплениям, к шапито и продолжали бастовать, готовые ко всему. Лунный свет освещал весь цирк, позволяя всем хорошо видеть друг друга, что для ночной стачки очень важно. У кого-то в руках были фонари, кто-то зажег и факелы. Многие стачечники имели при себе оружие: либо ножи или другие небольшие режущие предметы, либо ружья, пистолеты, арбалеты и луки из реквизита. Но оружие имели многие, но далеко не все. А вот надзиратели и охранники были вооружены до зубов: каждый имел или ружье, или револьвер с ножом. Но никто пока не рисковал напасть, ждали первой крови. Наконец, через несколько минут после наступления полуночи со стороны стачечников начались активные действия. Пара десятков провокаторов напала на надзирателей и охранников в районе Большого шапито и двух ничейных «кварталов». Масштабная бойня пока не началась, но провокаторов быстро изловили и на месте расстреляли.
Луа немедленно доложил об этом Сеньеру.
– Что делать нам? – спросил Эмиль у Хозяина.
Сеньер дико расхохотался и постучал пальцами по столу. Успокоившись, он сказал радостно:
– Стачечники официально превратились в мятежников! Какая прелесть! Раз они все же осмелились восстать против меня, то устрой им настоящий Ад на земле! Я хочу слышать их пугливые вопли, ха-ха-ха!
– Повинуюсь, мой господин, – холодно произнес Луа и удалился.
Встретив у входа в шатер Хозяина Грилли, Луа передал ему приказание Сеньера, а сам пошел к себе в шатер, не собираясь напрямую участвовать во всей этой бойне. Грилли охотно принялся исполнять приказ Хозяина и довел его до каждого охранника и надзирателя. Жернова завертелись.
В момент, когда, казалось, никто и не ожидал, надзиратели массово открыли огонь по стачечникам, признав их мятежниками. Теперь и мы ради соблюдения точности перейдем именно к такому именованию восставших против Пьера Сеньера людей, все-таки они пока не представляют собой законную власть цирка «Парадиз», а лишь стараются обрести таковую. Стоит отметить, что к этому времени на стороне Сеньера, помимо еще нескольких сотен охранников и примерно сотни надзирателей, оставался минимум сотрудников. После гибели Марин и ее похорон на сторону мятежников начали переходить многие доселе ярые их противники. А после начавшегося вооруженного противостояния таких перебежчиков стало еще больше.
Нельзя сказать, что сразу началась кровавая баня, потому как после громких одновременных выстрелов надзирателям пришлось перезаряжать ружья, и этим воспользовались мятежники, набросившись на них и отсрочив мгновенные смерти, хотя и после этой резкой атаки погибло немало людей.
Первым делом Моррейн, взявший в свои руки еще и координацию боевых действий, а иначе это уже никак нельзя назвать, приказал освободить не Большое шапито, вокруг и внутри которого находилось слишком много надзирателей и охранников, а «квартал» уродов, охраняемый слабо, но представлявший важный стратегический интерес для обеих сторон. Но, как оказалось, важный интерес, да еще и стратегический, представлял этот «квартал» только для мятежников, поскольку охранявшие его надзиратели сразу после получения приказа Хозяина оставили свои посты и убежали в сторону Большого шапито и «золотого квартала». Благодаря этому «квартал» уродов был освобожден без единого выстрела и без единой смерти (на момент активного восстания, разумеется). Уродцы и так сильно настрадались в последнее время, став для Моррейна главными катализаторами его успеха.
Венцель, ворвавшись в «квартал», первым делом попытался разыскать Жеронима, намереваясь привлечь его к восстанию и привести к Алексу. Встретив Вильфрида на пути, Венцель остановил его и спросил:
– Вильфрид, скажи мне, месье Лабушер сейчас у себя? Мне необходимо срочно с ним переговорить.
Вильфрид горестно всхлипнул и опустил голову.
– Что случилось, Вильфрид? – взволнованно спросил Венцель.
Слегка приподняв голову, Вильфрид ответил с грустью в голосе:
– К величайшему сожалению нашему, месье Лабушер сегодня утром скоропостижно
