Лихоморье. Тайны ледяного подземелья - Полина Луговцова
– На кого? – Тильда вскинула на друга испуганный взгляд. Она с трудом представляла себе, что этот улыбчивый добродушный парень способен убивать живых существ.
– В основном, на птицу. Иногда на зайца. Но могу и на дикого оленя.
– На оленя! – Тильда горестно выдохнула. – Они же такие милые!
Якур удивленно посмотрел на нее, отвечая:
– Небесные ду́хи дали нам оленей, чтобы у нас были еда, одежда и дом. Без оленей мы, наверное, не выжили бы просто.
– Я все понимаю. – Тильда кивнула. – Но не могу представить, что ты можешь убить их.
– Я – мужчина! Охотник! – произнес он гордо и добавил, помолчав: – Как и мой отец.
Чум бабушки Якура стоял на возвышенности, расположенной в стороне от поселка Нумги неподалеку от берега. Тильда издалека заметила серое конусообразное сооружение с растопыренным пучком корявых веток на макушке, похожим на облезлую метлу. От пучка вверх извилистой струйкой тянулся белесый дымок, расплываясь в воздухе и повисая неподвижной пеленой. Рядом с чумом на деревянных распорках сушилась не то одежда, не то одеяла: на ветру трепетали какие-то пестрые линялые тряпки. А чуть поодаль, позади, виднелись странные домики без окон, с треугольными крышами, приподнятые над землей на деревянных столбиках, такие крошечные, что могли вместить разве что одного человека, и то без мебели. Тильда сказала об этом Якуру, и тот улыбнулся, отвечая ей:
– Так и есть, по одному человеку в доме, а мебель им не нужна.
– Ну как это? Так не бывает! Скажи правду, кто там живет? – потребовала она.
– Да нет там живых! Могилы это. Я же говорил тебе – кладбище.
– Ты хочешь сказать, что в домиках – мертвецы?!
– Ну да. У нас иначе хоронят, в землю не закапывают.
– Ох, ничего себе! – Тильда замедлила шаг в нерешительности. Оказаться в окружении разложившихся человеческих останков она никак не ожидала.
– Да пойдем же! Подземных демонов не испугалась, а перед мертвыми струсила!
– Не струсила, просто… удивилась! – Тильда приняла невозмутимый вид и последовала за другом. Утоптанная тропинка забирала вверх, и ноги соскальзывали на сыром после недавно стаявшего снега грунте. Якур подал ей руку, помогая взобраться. Карабкаясь на возвышенность, выглядевшую странным бугром на фоне окружающей его плоской равнины, Тильда подумала о бабушке Якура – ей, в её-то возрасте, наверное, еще труднее взбираться и спускаться каждый день по скользкой тропе. «Зачем жить на холме, когда вокруг полно ровного места? Почему бы не переселиться вниз? Да и мертвецов можно переселить, раз они в землю не закопаны!» – недоумевала она, но только до тех пор, пока не увидела эту бабушку.
С виду ей не было и пятидесяти. На лице – ни одной морщинки. Улыбчивая, как и Якур, с хитрецой в черных блестящих глазах-щелочках, она проворно вынырнула из-за чума с темным бесформенным камнем в перемазанных землей руках и что-то гортанно произнесла. Якур ответил ей на своем языке и попытался забрать у нее камень, но та протестующе затараторила, замотала непокрытой головой (её черная, без признаков проседи коса перепрыгнула с одного плеча на другое) и скользнула в прореху между шкурами, покрывающими поверхность чума. Оттуда послышался ее звонкий голос, и Якур снова заговорил на хантыйском. На этот раз Тильда, к своему удивлению, услышала знакомое слово «баба-яга», показавшееся ей неуместным в этом разговоре.
– Какая еще баба-яга? – шепнула она Якуру, который в это время приподнимал шкуры, расширяя проем, служивший входом в чум.
– Бабушку мою так зовут.
– Э-э… В каком смысле?– Тильда решила, что её друг шутит.
– К той бабе Яге, о которой ты знаешь из русских сказок, это никак не относится. Так уж повелось, что еще самую первую смотрительницу этого кладбища прозвали «Бабой-ягой», что означает «женщина в шубе». Говорят, она носила шубу из гагачьих шеек, в которой ходила зимой и летом. Яга – это шуба, а баба, соответственно, женщина. Только это не на нашем языке, а на чужом наречии. Ее прозвище передавалось от одной смотрительницы к другой и теперь досталось моей бабушке.
– Странно все равно. На месте твоей бабушки я бы обиделась, если бы мой внук обзывал меня каким-нибудь прозвищем. Почему бы тебе не обратиться к ней по имени?
– По-моему, в этом нет ничего обидного. Таков наш древний обычай: раньше настоящими именами редко пользовались в жизни, чаще – прозвищами. Вроде бы, так делали, чтобы злые демоны не узнали имя человека и не позвали его к себе. Сейчас, конечно, этот обычай мало кто соблюдает, но здесь, на кладбище, лучше не произносить вслух настоящие имена. Так бабушка считает. Так что не зови меня по имени, она может обидеться и даже рассердиться. И давай, входи уже, она нас торопит, говорит, что обед готов и все остывает. Остывшую еду она есть не позволит. Это тоже обычай – у нас принято все есть очень горячим.
В чуме было темно. Полумрак скрывал очертания предметов, но постепенно Тильда разглядела детали обстановки. В центре жилища стояла маленькая железная печка с трубой, поднимающейся до самого верха и исчезающей в пучке палок, выпирающих из чума наружу. За печкой проступили очертания стола, широкого и очень низкого, высотой не более полуметра. Точнее сказать, самого стола не было видно, его укрывал свешивающийся до пола выцветший ковер. Белый пар, поднимающийся от расставленных на ковре тарелок, плавал в воздухе густыми клубами. Пахло вареным мясом, дымом, шкурами животных и чем-то еще, незнакомым и неприятным. Вокруг стола вместо стульев были разложены объемные тюки. Сидеть на них оказалось неудобно: Тильда провалилась так, что ее колени уперлись в подбородок.
Бабушка Якура, суетившаяся у печки, вернулась с миской, наполненной рыжими ломтями странного вида, и присела на один из тюков рядом с внуком. Они начали беседовать на родном языке, а Тильда отчаянно пыталась угадать, из чего состоит содержимое дымящихся тарелок, с ужасом думая о том, что ей хотя бы для приличия придется съесть что-нибудь. «Тарелки, полные пугающей неизвестности! – подумала она, с затаенным страхом рассматривая парящую бурую жижу отталкивающего вида, в которой плавали какие-то кроваво-красные ошметки. – Нет, это просто какой-то кошмар!»
– Як… – Имя друга едва не сорвалось с ее языка, но, вспомнив о традициях, она не стала называть его по имени. – Дорогой хозяин! – получилось напыщенно, но ничего другого в голову ей больше не пришло. – Скажи, пожалуйста, бабе-яге, что я не голодна и буду только чай.
Якур улыбнулся и наконец-то заговорил с ней по-русски:
– Попробуй, это вкусно. Перед тобой похлебка из вяленой утки. Бульон заправлен ржаной мукой и мороженой морошкой. Настоящая еда, не то, что в нашей столовой!
Тильда скосила взгляд
