Уилл Мюррей - Призраки войны
У капитана Дая екнуло сердце. Что он сделал не так? Он откашлялся и собрался было уже задать этот вопрос вслух, но вовремя понял, что спросить – значит признать собственную неудачу. А капитан Дай никогда не признал бы свой провал.
– Предатель Фонг мертв, – набычившись, сказал капитан Дай. – Я выполнил свой интернациональный долг.
– Если бы он не сбежал из лагеря, вам не пришлось бы вообще рисковать.
– Я готов отдать жизнь за великое дело социалистической революции.
Министр обороны махнул рукой, как бы давая понять, что о такой мелочи, как жизнь капитана Дая, не стоит и говорить. Жизнь такого ничтожества стоит не больше, чем пачка дешевых сигарет.
– Американская печать раздула яростную кампанию против нас, – сказал министр. – Только и слышишь, что о пропавших без вести да о военнопленных. Убийство Фонга было показано в прямом эфире. Американское правительство вынуждено пересмотреть свою позицию. Мы уже были близки к соглашению, но теперь со всех сторон на них оказывают давление, чтобы они не восстанавливали дипломатические отношения до тех пор, пока все вопросы не будут сняты. Поставлены под угрозу срыва результаты длительной дипломатической работы.
– Я сделал то, что обязан был сделать.
– Прямо перед объективами телекамер? – мрачно поинтересовался министр обороны и покачал седой головой.
– Вопрос стоял так: сейчас или никогда. Фонга охраняли, как дипломата высокого ранга. И только благодаря своей изобретательности я сумел проникнуть на телестудию.
– Вы говорите, как машинист поезда, который сначала позволил поезду разогнаться, а потом поздравляет сам себя за то, что ему удалось этот поезд вовремя остановить. Пока вы находитесь в этом кабинете, вам не с чем поздравлять себя, товарищ капитан! Меня вы не проведете.
Капитан Дай ничего не ответил. Ему очень хотелось курить, но закурить, стоя по стойке смирно, он не осмеливался.
Повисла долгая пауза. Наконец министр обороны сказал:
– Возможно, нам придется убить американских военнопленных.
– Я с радостью исполню это задание, товарищ министр обороны!
– В этом я не сомневаюсь. Именно такие кровожадные люди, как вы, и помогли нам одолеть американцев в войне. Но теперь ситуация изменилась, и вы лишь создаете лишние помехи. Как вы думаете, почему вас заставляли торчать в лагере, удаленном от центра?
– Я считал, что это мои долг, – по-военному отчеканил капитан Дай. Лицо его посерело.
– И если я скажу вам, что ваш долг – убить американцев, вы сделаете это голыми руками. Но такое решение пока не принято. Для вас есть другое задание.
– Я готов!
– Какой-то американец откололся от туристической группы в районе города Хошимин. Нет никакого сомнения, что виноваты в этом мягкотелые южане, которых никак не удается отучить от капиталистических привычек.
– Мы, люди с Севера, крепкие.
– Мы, люди с Севера, находимся у власти, – отрезал министр обороны. – Так вот, этот американец напал на трудовой лагерь. Ему удалось скрыться, и вместе с ним ушли двадцать буй дой.
Капитан Дай от злости чуть не плюнул на пол, но в объединенном Вьетнаме запрещалось плевать в общественных местах.
– В последний раз этого американца видели, когда он направлялся к границе с Кампучией. Еще до того, как он скрылся от наших людей, он позволял себе провокационные высказывания об американских военнопленных. Мы полагаем, что это может быть агент американской разведки, специально засланный сюда, чтобы убедиться в наличии военнопленных на нашей территории. Если так, то он ведет себя довольно непрофессионально. Но он опытный солдат. Мы не можем его найти. Это и есть ваше задание.
– Я вернусь в этот кабинет и доложу о безусловно успешном выполнении задания.
– Меня не волнует, увижу я вас снова или нет, товарищ капитан. – Министр обороны даже не сделал попытки скрыть свое презрение. – Я надеюсь, что этот американец пристрелит вас в тот самый момент, как вы убьете его. Тогда одним разом я смогу вытащить две занозы.
– Я сумею оправдать себя.
– Только не в моих глазах. Все. Вы свободны. Идите.
Капитан Дай проглотил обиду и не стал ничего говорить, чтобы не выдать себя голосом. Он молча откозырял и развернулся кругом. Капитан Дай чуть не плакал. Он всегда считал себя героем войны. А теперь понял, что он – лишь игрушка в руках сильных мира сего. Одна ошибка – и вот они уже готовы его выбросить на свалку. Он был уверен, что даже проигравшие войну американцы обходятся со своими героями лучше, чем только что с ним обошелся министр обороны.
Римо проснулся с первыми лучами солнца. Он узнал тяжелый запах влажных джунглей – гнилостный запах, всегда так раздражавший его ноздри. Римо медленно открыл глаза. Звук дождя, барабанящего по металлу, дошел до его затуманенного сознания раньше, чем свет до сетчатки глаз.
Римо обнаружил, что сидит в передней части развалившегося надвое автобуса. Проливной дождь не давал возможности понять, что происходит за окнами. Римо лежал на груде подушек, автомат покоился рядом.
По соседству с Римо спала вьетнамская девушка, назвавшаяся именем Лан.
Римо огляделся по сторонам. Кроме них двоих, никого не было. Выглянув из автобуса, Римо увидел, как дождевая вода наполнила две глубокие борозды на земле. Очевидно, это следы его ног, оставленные, когда его самого перетаскивали в автобус. Потом он посмотрел на свои туфли. Грязные, заляпанные красной глиной.
Девушка. Наверное, это она втащила его в автобус после того, как он потерял сознание. Зачем она это сделала? Римо подобрал с пола автомат и проверил магазин. Магазин был наполовину пуст.
Римо перебрался через поломанные кресла и растолкал девушку.
Лан не сразу пришла в себя. Увидев его лицо, она нерешительно улыбнулась, и Римо подумал, что, может быть, ошибался на ее счет. Если бы она была вьетконговкой, то пристрелила бы его без всякой жалости.
– Ты проснулся! – обрадованно сказала Лан.
– Ага.
Римо не знал, что еще ей сказать. Он внимательно вгляделся в лицо девушки. Черты ее лица совсем не напоминали те вьетнамские лица, которые ему доводилось видеть до сих пор. Зеленые миндалевидные глаза. И пятнышки на щеках. Сначала он подумал, что это какое-то тропическое кожное заболевание, но теперь убедился, что это веснушки. Веснушки!
– Лан тебе помогает. Лан твой друг. Теперь ты помнишь?
– Нет. Я тебя не помню.
Улыбка Лан погасла – словно облако набежало на солнце.
– О! Жалко.
– Похоже, тебе и правда жалко.
– Да. Правда.
– Я знаю не очень много вьетнамцев.
– Это ничего. Я не знала американцев. До тебя.
Дождь прекратился, будто кто-то резко перекрыл кран.
– Нам нельзя здесь оставаться, – сказал Римо. – Ты говоришь, это Камбоджа?
– Теперь называется Кампучия.
Римо скривился.
– Ладно, пусть так. Слушай, а в какой стороне Сайгон?
Лан непонимающе воззрилась на него.
– Той муон ди Сайгон? – повторил Римо свой вопрос по-вьетнамски.
Лан покачала головой.
– Не называется Сайгон. Город Хошимин.
– Ты опять за свое?
– Говорю правду, – упорствовала Лан. – Старое имя Сайгон. Новое имя Хошимин.
Римо вздохнул.
– И как далеко?
– Одна ночь на машине. В той стороне.
– Может быть, нам удастся добраться до штаба в Анлоке.
– Анлок опасно. Много дерутся.
– А мне казалось, ты сказала, что война кончилась.
– Для вьетнамцев война никогда не кончается. Вьетнамские коммунисты теперь воюют с красными кхмерами.
– Роли поменялись, – заметил Римо.
Он выпрыгнул из разломанного автобуса и выругался, когда его ноги, обутые в легкие туфли, коснулись грязи. Он и забыл, что его ботинки куда-то подевались. Ноги утонули в грязи по щиколотку, и туфли сразу же насквозь промокли.
– Черт! Так и ноги потерять недолго.
– Надо идти. Здесь тоже очень опасно.
– Давай поговорим. Ты сказала, тебя зовут Лан?
– Да. Лан. А ты?
– Что я?
– Сам не знаешь, как тебя зовут?
– Знаю. Конечно, знаю. Мне казалось, ты говорила, что знаешь меня. Давай-ка не противоречь сама себе.
– Тебя знаю, – твердо заявила Лан. – Ты спас меня из лагеря. Имя не знаю.
– Римо. Морская пехота США.
– О! – воскликнула Лан. – Морская пехота – номер первый!
Римо рассмеялся.
– Это верно. Мы – номер первый. Ну, пошли.
Римо с девушкой шли по грунтовой дороге, пока не добрались до асфальтированного шоссе. Римо снял туфли и носки и понес их в руках. Утреннее солнце быстро их высушит. А пока лучше пройтись босиком. Дорога была теплой от солнца. После недавнего дождя над землей поднимался пар, как над стоящей на плите кастрюлей.
Они прошли несколько миль и не встретили никого – ни машин, ни людей. Потом с севера донесся знакомый гул.
– Вертолет, – сказал Римо.
Лан ухватила его за пояс и попыталась стащить с дороги.
