Майкл Коннелли - Свинцовый вердикт (сокращ.)
Сегодня должен начаться опрос свидетелей по делу Уолтера Эллиота, 54-летнего председателя правления компании «Арчвэй стьюдиоз», обвиняемого в убийстве жены и ее предполагаемого любовника. Преступление было совершено шесть месяцев назад в Малибу. Хэллер заменил в этом деле Винсента, которого застрелили в центре Лос-Анджелеса прямо в его машине.
Винсент заранее предпринял юридические шаги, которые позволяли в случае его смерти передать всех своих клиентов Хэллеру. Хэллер — 42-летний сын покойного Майкла Хэллера-старшего, одного из легендарных лос-анджелесских адвокатов 50-60-х годов. В течение последнего года Хэллер-младший отдыхал от юриспруденции.
Расследование убийства Винсента продолжается. Детективы говорят, что подозреваемых у них пока нет. Винсенту дважды выстрелили в голову, когда он сидел в своей машине, в гараже, расположенном в 200-м квартале Бродвея, рядом со зданием, в котором находился его офис.
После его смерти вся практика покойного была передана Хэллеру. Ему предстояло сотрудничать со следствием, не выходя за рамки правил, касающихся конфиденциальных отношений адвоката и клиента, проинформировать всех клиентов Винсента о его кончине и дать им возможность нанять другого адвоката. Большинство их осталось с Хэллером. Самым крупным из полученных им дел оказалось «Убийство в Малибу».
Он мог сохранить это дело за собой, лишь выполнив одно серьезное условие. Эллиот согласился взять Хэллера в адвокаты, только если это не приведет к отсрочке процесса.
«Уолтер с первого же дня настаивал на своей невиновности, — сказал Хэллер, давая „Таймс“ свое первое с того времени, как он получил это дело, интервью. — Поначалу слушание несколько раз откладывалось, Уолтеру пришлось шесть месяцев ждать возможности выступить в суде. Чтобы подготовиться к процессу, мы работали не покладая рук, и думаю, мы к нему готовы».
Подготовка была отнюдь не легкой. Убийца Винсента забрал из машины кейс, в котором находился компьютер адвоката. «Там хранилась основная информация и описание стратегии защиты, — говорит Хэллер. — Папки, имевшиеся в офисе, были неполны, и поначалу я думал, что мы попали в безвыходное положение».
Однако затем Хэллер обнаружил, что Винсент копировал содержимое компьютера на флешку, которую носил на цепочке с ключами. И когда сегодня начнется опрос свидетелей, Хэллер будет полностью готов к процессу. Наши юридические эксперты ожидают, что он станет оспаривать собранные следствием улики и процедуры тестирования, определившего, что Эллиот действительно стрелял из какого-то оружия.
Заместитель окружного прокурора Джеффри Голанц, который является на этом процессе обвинителем, комментировать их мнение отказался.
Глава одиннадцатая
Присяжные вошли в зал гуськом, точно команда «Лейкерс» на баскетбольную площадку. Публика замерла в ожидании. Присяжные разделились на две шеренги и заняли те же места, на которых сидели, когда их приводили к присяге.
Было около десяти утра. Судья Стэнтон почти сорок минут продержал в своем кабинете меня, обвинителя и ответчика, излагая основные правила ведения процесса. Он потратил также некоторое время на то, чтобы выразить неудовольствие статьей, появившейся на первой странице утреннего номера «Лос-Анджелес таймс».
Я обернулся, окинул взглядом зал. Он был заполнен журналистами, публикой и людьми, состоявшими в родстве с основными фигурантами процесса. Прямо за столом обвинения Голанц усадил мать Митци Эллиот. Рядом с ней сидели отец и два брата Иоганна Рильца, приехавшие из Берлина. В первом ряду за моей спиной расположились Лорна, Киско, Патрик и Жюли Фавро — я подрядил ее, чтобы она присутствовала на процессе и читала по лицам присяжных их чувства и мысли.
Пустое пятое сиденье было зарезервировано для моей дочери. Я надеялся уговорить свою бывшую жену позволить Хэйли провести со мной день на процессе. За работой она меня ни разу не видела, и я считал, что произнесение вступительных речей — самый подходящий для нее момент процесса. Я даже процитировал слова Марка Твена насчет необходимости забрать ее из школы, чтобы она могла наконец получить хоть какое-то образование. Однако жена ответила мне отказом.
У Уолтера Эллиота группа поддержки отсутствовала. Детей и близких родственников у него не имелось. Нина Альбрехт состояла в списках свидетелей как обвинения, так и защиты и потому не имела права находиться в зале суда до тех пор, пока не закончит давать показания. У моего клиента было предостаточно сотрудников и приспешников, которые хотели бы прийти сюда и поболеть за него, среди желающих числились даже очень известные актеры. Однако я сказал Эллиоту, что голливудская свита создаст у присяжных нехорошее впечатление. От присяжных зависит все, объяснил я. И, совершая любые шаги, мы обязаны прежде всего принимать во внимание присяжных.
Судья Стэнтон начал заседание с обращенного к присяжным вопроса: читали ли они статью в «Таймс»? Руки никто из присяжных не поднял, и Стэнтон еще раз повторил, что они не должны читать то, что пишут о процессе, и смотреть репортажи о нем по телевизору. А затем сказал, что процесс начнется с произнесения обеими сторонами вступительных речей.
— Но помните, леди и джентльмены, — сказал он. — Это всего лишь речи. Каждая из сторон обязана представить свидетельства и улики. И в конце процесса вам нужно будет решить, удалось ли им это.
Судья подал знак Голанцу, после чего объявил, что первым выступит обвинитель. Голанц в черном костюме, белой рубашке и темно-бордовом галстуке вид имел весьма импозантный. Он встал, представился и приступил к делу:
— Леди и джентльмены, этого уголовного дела не было бы, если б не злоба и алчность. Все очень просто и ясно. Ответчик, Уолтер Эллиот, — это человек, обладающий огромной властью, большими деньгами и положением. Однако всего этого ему было мало. Он не захотел делиться с кем бы то ни было деньгами и властью. Он не только не простил своей жене измены. Напротив, он отреагировал на нее, прибегнув к самому ужасному средству. В миг, когда его унизили до крайности, он разъярился настолько, что взял в руки оружие и убил свою жену, Митци Эллиот, и Иоганна Рильца. Он был уверен, что деньги и могущество избавят его от наказания за это отвратительное преступление. Однако обвинение докажет вам, не оставив ни малейших оснований для сомнения, что именно Уолтер Эллиот нажал на курок, именно он несет ответственность за смерть двоих ни в чем не повинных людей.
Я повернулся в кресле — отчасти для того, чтобы загородить своего клиента от взглядов присяжных, отчасти чтобы иметь возможность видеть и Голанца, и сидевших у него за спиной людей. Он еще не добрался до конца первого абзаца своей речи, а по лицу матери Митци Эллиот уже потекли слезы. Такая театральность наносила мне несомненный ущерб, и я мог бы попросить судью удалить эту женщину из зала. Но затем я увидел суровые лица приехавших из Германии мужчин. Очень интересно было бы узнать, какое впечатление произведут на присяжных они, — пожалуй, пока все складывалось выгодным для меня образом. Все трое Рильцев выглядели людьми злобными и несимпатичными.
Голанц продолжал говорить. Он рассказал присяжным, что он собирается представить в качестве улик, и объяснил, что, по его мнению, таковые значат. Никаких сюрпризов он мне пока не преподнес.
В какой-то момент я получил короткое сообщение от Фавро: «ОНИ ЗАГЛАТЫВАЮТ ВСЕ ЭТО. ВАМ ПРИДЕТСЯ ПОСТАРАТЬСЯ».
Ну правильно, подумал я. Ты лучше скажи мне то, чего я еще не знаю.
На каждом процессе первое слово получает обвинитель, что дает ему преимущество — на мой взгляд, несправедливое. За спиной обвинения стоит вся власть и мощь государства. Предполагается, что оно, обвинение, исходит из принципов честности, справедливости и беспристрастности. А между тем каждый, чья нога когда-либо ступала в зал суда, знает, что презумпция невиновности — это всего лишь идеальное понятие, которому учат студентов юридических факультетов. И у меня не было ни малейших сомнений в том, что я участвую в процессе, где на ответчика скорее распространяется презумпция виновности.
Голанц потратил весь отведенный ему час, рассказав все, что он думает об этом деле. Типичная заносчивость обвинения: выставить все напоказ и пусть защита попробует что-нибудь опровергнуть.
Перед началом процесса судья сказал нам, что, обращаясь к свидетелям, мы будем обязаны либо оставаться за своими столами, либо занимать место на поставленной между ними кафедре, однако при произнесении вступительных и заключительных речей можем использовать пространство, находящееся непосредственно перед скамьями присяжных — так называемый испытательный полигон. Когда подошло время финала, Голанц наконец переместился туда и раскинул руки в стороны, точно проповедник, обращающийся к своей пастве.
