Валентен Мюссо - Холод пепла
— Ты хочешь сказать для нас, евреев? Полно, папа! В соответствии с законом я не считаюсь еврейкой. Мама была голландкой протестантского вероисповедания. Ты почти никогда не ходил в синагогу! Если бы не дядя Симон, я наверняка не получила бы религиозного образования.
— Все это мелочи, которые немцы и Виши не станут принимать во внимание. Их политика становится все более жесткой. Я не верю, что они будут проводить различия между мной и тобой в тот день, когда придут нас арестовывать.
Эли поднялся с кресла и обошел письменный стол. Подойдя к дочери, он продолжил:
— Послушай меня. Неделю назад пять тысяч евреев были арестованы и отправлены на специальных поездах в Луарэ, в лагерь для интернированных. Все эти люди просто получили повестки с требованием прийти в полицию для проверки удостоверений личности. А когда они собрались, их насильно посадили в автобусы и отвезли на вокзал, без всяких личных вещей. Ни одна газета не сообщила об этих массовых арестах. С официальной точки зрения, немцы просто устранили открытых врагов, всех иностранцев, чтобы те не стали жертвами грубого обращения. Но на самом деле большинство этих людей были польскими евреями, которые не совершали никаких преступлений и даже не интересовались политикой. Их единственная вина заключалась в том, что они родились евреями.
Эли опустился на колени и сжал тонкие пальцы дочери своими широкими руками, словно защищая их.
— Моя малютка Рашель, тебе опасно здесь оставаться. Деньги, которые я выручил от продажи мебели, помогут мне раздобыть для тебя фальшивые документы высочайшего качества. Но этих документов недостаточно. Я знаю кое-кого в Париже, человека, считающего, что я оказал ему неоценимую услугу. Это, вне всякого сомнения, привилегия врачей, которым удается спасти чужую жизнь. Этот человек, вернее, дама, имя которой ты никогда не должна называть, возмущена политикой, проводимой французским правительством в отношении евреев. Она пользуется определенной властью и может оказать нам помощь.
Эли полез во внутренний карман пиджака.
— Ты завтра же отправишься к ней. Ее имя и адрес я записал на этом клочке бумаги. В данный момент я не могу пойти с тобой. Будет лучше, если нас никто не увидит вдвоем. Эта дама знает о нашем положении. Ты можешь ей полностью доверять. Благодаря своим связям она уже помогла многим людям, оказавшимся в более тяжелой, чем наша, ситуации.
Эли встал и оперся руками на письменный стол.
— А теперь главное, о чем ты не должна забывать ни на мгновение. С сегодняшнего дня и особенно после того, как мы раздобудем для тебя фальшивые документы, ты не должна никому говорить, что происходишь из еврейской семьи. Ты поняла?
— Да.
— Тебе повезло. Твоя внешность ни у кого не вызовет подозрений. Если будешь вести себя тихо, никакая опасность тебе не грозит.
— А ты, папа?
— Не беспокойся обо мне. Сейчас важнее всего, чтобы ты оказалась в безопасности. Эти безумцы могут выть, как волки, и принимать любые решения, но клянусь тебе, что мы окажемся сильнее их.
Глава 19
Суланж, Марна
Эрика Фабр жила в доме современной постройки, просторном, но лишенном всякого очарования. Его окружал сад с безукоризненно подстриженной лужайкой. Дом находился в четырех-пяти минутах езды от фермы Николь Браше, так что Франку Лонэ и Эмили Дюамель не пришлось его долго искать.
В первый раз лейтенанты допрашивали молодую женщину на месте преступления, сразу после того как она обнаружила тело. Второй раз — в жандармерии Шалона. В их памяти сохранился образ приветливой молодой женщины, до глубины души пораженной смертью своей соседки. Ничего общего с поведением четы Дельво, которые, казалось, отнеслись к смерти старой женщины, как к пропаже поношенной рубашки.
В расследовании наступил коренной перелом. Два дня назад следы белой краски, обнаруженные на воротах фермы Николь Браше, были отправлены на анализ в отделение Института криминалистических исследований Национальной жандармерии, расположенной в Роне-су-Буа. Это было уникальное с технической точки зрения учреждение, призванное препарировать, сравнивать и тщательно исследовать улики, найденные на месте преступления.
На следующий день капитан Лорини связался с централизованной службой, обрабатывающей заявки, поступавшие в это, одно из двенадцати, отделений института.
— У меня для вас есть хорошая и плохая новость, — сообщил капитан своей команде.
Хорошая новость заключалась в том, что следы краски были пригодны для анализа. Подразделение «Экспертизы химической идентификации», специализировавшееся на полимерах для автомобилей, могло точно указать модель машины и год выпуска. Правда, оставалось надеяться, что следы не приведут к «пежо-306», самой распространенной модели во Франции, кошмарному сну следователей, занимавшихся идентификацией автомобилей.
А плохая новость была следующей: институт был буквально завален заявками. Лаборатории делали более двадцати анализов в день. Таким образом, существовала вероятность, что придется ждать несколько дней, прежде чем придут результаты. Все же капитану удалось заручиться поддержкой прокурора, чтобы ускорить ход событий, ведь с момента преступления прошло более двух месяцев, и это дело отныне не считалось срочным.
Франк Лонэ сгорал от нетерпения. Если бы чета Дельво заговорила с самого начала расследования, убийца, вероятно, был бы уже за решеткой. Нет ничего хуже ожидания. Настоящая жизнь была далека от кинофильмов, которые упрощали научную работу полиции и внушали зрителям, будто анализ ДНК или следов каких-либо веществ эксперт проводил за несколько минут в уголке лаборатории, положив четыре образца в микротрубочку центрифуги.
Тем временем капитан Лорини попросил Франка и Эмили вновь допросить Эрику Фабр и составить приблизительный перечень всех знакомых жертвы, даже дальних. Как только им передадут список автомобилей, они смогут сопоставить полученные сведения.
Стоял прекрасный день, небо было безоблачным. Эрика Фабр предложила жандармам расположиться за домом, на террасе, которую защищал от солнца широкий полотняный навес. Местечко было приятным, закрытым со всех сторон. С террасы можно было увидеть автомобили, ехавшие по национальной дороге.
— Не возражаете, если я закурю? — спросила Эрика, вынимая из кармана пачку «Вог».
— Прошу вас, — ответил Франк. — Поверьте, нам очень жаль, что пришлось вновь вас побеспокоить.
— Вы вовсе не беспокоите меня. Я рада, что расследование продолжается. Знаете, если людей и волнует судьба Николь, то только потому, что они боятся сами стать жертвами ограблений. Не думаю, чтобы многие ее оплакивали.
— Если я правильно понял, ее недолюбливали?
— Все из-за того, что она казалась нелюдимой. Но в душе Николь была милой женщиной, которая очень много для меня сделала. Просто со временем она ожесточилась.
— Вы знаете почему?
— Она была очень одинокой. Полагаю, у нее не осталось родственников. Знаете, жизнь не баловала ее. Николь никогда не была замужем и все лучшие годы своей жизни посвятила уходу за старыми людьми в хосписе. Но главное — у нее не было детей, о чем она сильно жалела.
Эмили решила перехватить инициативу:
— Вы уже оказали нам неоценимую помощь в расследовании. Сейчас мы приехали в надежде, что, возможно, есть детали, пусть даже мельчайшие, на которые вы тогда просто не обратили внимания. Вы думали о звонке мадам Браше из Сорбонны, о котором мы с вами говорили по телефону?
— Да, но я не знаю, кто мог ей звонить. Я почти уверена, что у Николь не было знакомых в Париже, тем более в университете. Нет, правда, я ничего не понимаю.
— Ничего страшного, — успокоила ее Эмили.
— А кроме этого, вы нашли что-нибудь новое? — спросила Эрика.
— К сожалению, мы не имеем права обсуждать это с вами. Но скажем так: мы рассматриваем новые версии…
— Значит, вы не верите в то, что это было ограбление?
Франк и Эмили удивленно переглянулись. Сведения о расследовании не просочились в прессу. Как она могла об этом узнать?
— А что вы думаете по этому поводу? — спросил Франк.
— Что касается меня, я все меньше и меньше в это верю. Когда я вошла в дом… — На глазах Эрики заблестели слезы. — Не знаю… Я почувствовала, что кто-то хотел устроить в столовой настоящий кавардак, стремился все испортить, разбить, но при этом ничего не взял.
Молодая женщина вытерла слезы.
— Мне так стыдно, что я перед вами плачу.
— Не стоит извиняться. Мы приехали именно для того, чтобы уточнить этот пункт. Мы хотим знать, было ли что-либо украдено из дома мадам Браше. Знаю, вас уже спрашивали об этом, но мы полагаем, что этот аспект может стать самым важным в расследовании.
