Майкл Роботэм - Подозреваемый
Насколько я уверен в том, что Бобби опасен? Он напал на женщину в кебе. Помимо этого у меня есть только его болтовня о ветряных мельницах и снах с девушкой. Фенвик допивает вино и заказывает еще бокал. Ему нравится эта драма плаща и шпаги. У меня такое впечатление, что люди редко обращаются к нему за советом.
Нам приносят еду, и разговор возвращается в прежнее русло. Фенвик рассказывает мне о своих недавних инвестициях и планах на отпуск. Я чувствую, что он к чему-то клонит, но не может умело подвести разговор к теме. Наконец за кофе он решает рискнуть:
– Джо, я хочу тебя кое о чем попросить. Я не из тех парней, которые просят об одолжении, но сегодня придется.
Я непроизвольно начинаю обдумывать, как ему отказать. Я не могу представить ни единой причины, по которой Фенвику может понадобиться моя помощь.
Тяготясь сознанием весомости своей просьбы, он делает несколько попыток начать. В конце концов он объясняет, что они с Джеральдиной, его давней подружкой, решили пожениться.
– Замечательно! Поздравляю!
Он поднимает руку и останавливает меня:
– Да, вот… мы женимся в июне в Западном Сассексе. У ее отца там поместье. Я хотел тебя попросить… ну… хочу сказать… то есть… я был бы тебе признателен, если бы ты оказал мне честь и стал моим шафером.
В первый момент я чуть было не рассмеялся. Я едва знаю Фенвика. Мы два года проработали в соседних кабинетах, но, если не считать этих случайных обедов, никогда не общались, не играли ни в гольф, ни в теннис. Я с трудом припоминаю, что встречал Джеральдину на рождественской вечеринке в офисе. До тех пор я подозревал, что Фенвик принадлежит к холостякам-денди старого образца.
– Наверняка есть кто-нибудь…
– Ну да, конечно. Я просто подумал… в общем, я просто подумал… – Фенвик моргает с самым несчастным видом.
И тут до меня доходит. Несмотря на все его рассказы о знаменитостях, общественную жизнь и самонадеянность, у Фенвика нет друзей. Иначе с чего бы ему выбирать меня своим шафером?
– Конечно, – говорю я. – Если хочешь…
Фенвик приходит в такое волнение, что, кажется, вот-вот обнимет меня. Он перегибается через стол, хватает меня за руку и яростно ее трясет. При этом он так жалко улыбается, что мне хочется забрать его домой, как бродячую собаку.
По пути в офис он предлагает всевозможные планы, которые мы сможем вместе осуществить, включая мальчишник.
– Можем воспользоваться ваучерами с твоих лекций, – робко говорит он.
Мне внезапно вспоминается урок, который я усвоил в первый же день в школе в возрасте восьми лет. У ребенка, который представляется первым, будет меньше всего друзей. Фенвик тот самый мальчик.
18
Элиза открывает дверь в тайском шелковом халате. Свет падает на нее сзади, очерчивая контуры ее тела под материей. Я пытаюсь сосредоточиться на ее лице, но глаза предают меня.
– Почему так поздно? Я давно тебя жду.
– Пробки.
Она окидывает меня взглядом, словно не уверена, впускать ли. Потом поворачивается, и я иду за ней через холл, глядя, как покачиваются ее бедра под халатом.
Элиза живет в здании бывшей типографской фабрики в Ледброк-Гроув, недалеко от Гранд-Юнион-канала. Некрашеные стропила и деревянные балки пересекаются, словно в мини-версии тюдоровского особняка.
Квартира заполнена старыми коврами и антикварной мебелью, которую Элиза перевезла из Йоркшира после смерти матери. Ее особая гордость – елизаветинская кушетка с изящными резными ножками и подлокотниками. На ней смирно сидят с десяток китайских кукол с нежными крашеными лицами, словно ожидая, когда их попросят станцевать.
Элиза наливает мне выпить и садится на диван, похлопывая по месту рядом с собой. Она замечает мою неуверенность и корчит гримаску:
– Я так и думала, что что-то случилось. Обычно ты целуешь меня в щеку.
– Извини.
Она смеется и кладет ногу на ногу. Я чувствую, как что-то внутри меня обрывается.
– Боже, как же ты напряжен! Тебе нужен массаж.
Она укладывает меня на диван и усаживается сверху, скользя пальцами по напряженным мышцам плеч. Ее ноги вытянуты по обе стороны от меня, и я чувствую, как волосы в ее промежности слегка трутся о мою спину.
– Не надо было мне приходить.
– Тогда зачем ты пришел?
– Я хотел извиниться. Я совершил ошибку. Сделал то, чего не надо было делать.
– Хорошо.
– Ты не сердишься?
– Ты хороший любовник.
– Я не хочу думать об этом так.
– А что это было, по-твоему?
Я мгновенно обдумываю вопрос:
– У нас была краткая встреча.
Она хохочет:
– Черт, все было совсем не так романтично!
Пальцы у меня на ногах сводит от смущения.
– Так в чем же дело? – спрашивает она.
– Я думаю, это было нечестно по отношению к тебе.
– И к твоей жене?
– Да.
– Ты так и не сказал мне, чем был так расстроен той ночью.
Я пожимаю плечами:
– Я просто думал о жизни и все такое.
– О жизни?
– И о смерти.
– Боже, только не это!
– Что?
– Женатый парень, который дожил до сорока и вдруг задумался, к чему все это. У меня такие бывали постоянно. Болтуны! Надо было брать с них вдвое. Я бы разбогатела.
– Это не то.
– А что же?
– Что если бы я сказал тебе, что неизлечимо болен?
Она перестает массировать мне шею и поворачивает меня лицом к себе.
– Это правда?
Внезапно я передумываю:
– Нет. Я просто валяю дурака.
Теперь она на меня рассердилась. Она думает, что я ею манипулирую.
– Ты знаешь, в чем твоя проблема?
– В чем?
– Всю свою жизнь ты был под защитой. Кто-нибудь всегда за тобой присматривал. Сначала мама, потом школа, потом университет, а потом ты женился.
– И что с того?
– Все было слишком легко. С тобой по-настоящему ничего не случалось. Неприятности случаются с другими, и ты помогаешь этим другим собраться, но твоя жизнь никогда не разваливалась на части. Ты помнишь нашу вторую встречу?
Я киваю.
– А ты помнишь, что сказал мне?
Я задумываюсь. Это было в тюрьме Холлоуэй. Элизу привлекли к ответственности после того, как она ударила ножом двоих подростков. Ей было двадцать три года, и она уже доросла до работы в эскорт-агентстве в Кенсингтоне, объехав всю Европу и Ближний Восток.
Однажды ночью ее вызвали в отель в Найтсбридже к незнакомому клиенту. Едва войдя в номер, она почувствовала: что-то не так. Обычно ее клиенты были среднего возраста. А этот оказался подростком. На столике стоял десяток пустых бутылок из-под пива.
Не успела она сориентироваться, как дверь ванной открылась и оттуда показались шестеро парней. Один из них в тот день отмечал свое восемнадцатилетие.
– Я не собираюсь трахаться со всеми.
Они рассмеялись.
После первого изнасилования она перестала сопротивляться. Умоляя их отпустить ее, она в то же время пыталась как можно незаметнее дотянуться до кармана своего пальто. Парни насиловали ее сразу по двое. Остальные дожидались своей очереди и смотрели матч тура «Манчестер юнайтед» против «Челси».
Элиза с трудом дышала. Из носа текли сопли, смешиваясь со слезами. Она наконец-то дотянулась до пальто, и в кармане ее пальцы обхватили нож.
Райан Гиггс подобрал мяч в центре поля и совершил рывок в сторону… Элизу схватили за голову. Стив Кларк попытался заставить Гиггса изменить траекторию, но тот подался вправо, затем влево… Пряжка врезалась ей в грудь, лоб ударился о живот… Марк Хьюз побежал к ближней штанге, уводя за собой обоих центральных защитников. Гиггс угодил в крестовину. Кантона ударил с лету. Сетка выпятилась. Щека Элизы тоже.
Отплевываясь, она сказала: «Кончено».
Она всадила нож в ягодицу парня напротив. Его крики заполнили комнату. Затем она перекатилась по кровати и ударила в бедро того, который стоял сзади.
Он отшатнулся, а она соскользнула с кровати, схватила за горлышко пивную бутылку и разбила ее об угол столика. С ножом в одной руке и битой бутылкой в другой она стояла напротив них. Их разделяла только кровать.
Лезвие было всего два дюйма длиной, поэтому раны оказались неглубокими. Элиза позвонила в полицию из холла отеля. Она все обдумала и поняла, что у нее нет другого выхода. Подала заявление и прошла все стадии следствия. Во время допроса каждого из парней сопровождал адвокат. Их показания совпали.
Элизу привлекли к ответственности за нанесение телесных повреждений, а подростки получили строгий выговор от дежурного сержанта. Шестеро молодых людей – с деньгами, привилегиями и хорошими жизненными перспективами – изнасиловали ее совершенно безнаказанно.
Находясь под следствием в тюрьме Холлоуэй, Элиза вызвала меня. Она повзрослела, но казалась все такой же хрупкой. Она сидела на пластиковом стуле, склонив голову набок, волосы закрывали один глаз. Раскрошенный зуб был восстановлен.
