Эндрю Пайпер - Демонолог
Вот это место выглядит неплохо. Очищенная от растительности площадка для пикников, всего несколько клочков упаковочной бумаги от гамбургеров катаются под ветром возле переполненных мусорных баков. Я ставлю машину в дальнем углу парковочной площадки и быстро набираю номер.
– У тебя все нормально? – спрашивает Элейн, едва успев взять трубку. Беспокойство, звучащее в ее голосе, утраивает мое чувство вины.
– Все прекрасно. Слушай, извини, что я сегодня так к тебе и не явился.
– Значит, ты понял мое кодированное сообщение.
– О да! Отлично было задумано, кстати.
– Я краснею.
– Я ехал в центр, когда… В общем, мне пришлось изменить планы.
– Что произошло?
Как ей на это ответить?
– Мне был дан знак, – говорю я.
– Какой знак? Вроде небесного знамения?
– Не небесного, нет.
– Дэвид, ты можешь мне членораздельно сказать, какого черта? Что с тобой происходит?
А как ответить на это? Правду сказать? Невозможно. Эта правда невозможна, хотя сам я уже наполовину в нее поверил, но до сих пор не позволял себе сказать это вслух, не хотел даже думать об этом.
– Я считаю, что Тэсс может быть еще жива.
– Ты что-то узнал? Тебе звонили? Итальянская полиция – они нашли ее? Обнаружили?
– Нет, не обнаружили.
– Боже мой! Дэвид! Она как-то связалась с тобой? – При следующей мысли О’Брайен явно мрачнеет. – Это было похищение? Киднепинг? Кто-то держит ее в заложниках?
Да, кто-то держит ее в заложниках.
– Никто мне не звонил, – говорю я вместо этого. – Полиция ничего не нашла. По сути дела, они практически прекратили поиски. Просто ждут, когда ее останки где-нибудь всплывут. Они считают, что она погибла.
– А ты так не считаешь?
– Частью сознания понимаю, что так оно и есть. Но есть и другая его часть, и она думает наоборот.
– Тогда где она?
– Не в Италии. И не здесь.
– О’кей. Сделаем вид, что передо мной развернута карта. Куда мне смотреть?
– Хороший вопрос.
– Так ты не знаешь?
– Не знаю. Но кое-что чувствую. Что она жива, но не жива. И ждет, когда я ее найду.
Моя коллега тяжело вздыхает. Это нечто вроде вздоха облегчения. Или, возможно, это вздох, свидетельствующий о том, что она собирается с силами, которые требуются ей, чтобы вести дальше разговор с другом, которого теперь, после его последних слов, следовало бы проверить на невменяемость.
Тем не менее продолжение следует совсем другое. Элейн вносит поправку в направление своих мыслей, так что теперь она может следовать за моим потоком сознания. Не то чтобы она согласилась и приняла то, что я утверждаю, за истину. Просто она сейчас занята диагностикой: такое у нее настроение.
– Ты говоришь о ее духе? – начинает она. – Это что-то вроде призрака?
– Не думаю, нет. Такое подразумевало бы, что ее уже нет, что она ушла насовсем.
– Значит, чистилище?
– Что-то в этом роде.
– Она сама тебе это сказала?
– Я вчера пытался покончить с собой, – говорю я, и это получается очень просто, небрежно, таким деловым тоном, словно сообщение о том, что мне сняли камень с зубов.
– Ох, Дэвид!
– Ничего, все о’кей. Тэсс остановила меня.
– Память о ней, ты хочешь сказать? Ты подумал о ней и не смог это сделать, так?
– Нет. Она остановила меня. Она сбросила со стены фотографию, чтобы дать мне понять, что она здесь, со мной. И что у меня есть дело, которое мне нужно сделать.
– И что это за дело?
– Следовать за явленными мне знаками.
– И как это должно выглядеть? В деталях?
– Тут нет никаких точных деталей.
– А неточные есть?
– Мне кажется, нужно просто открыться, приготовить мозги к приему всех поступающих сигналов. Использовать все то, что я знаю о мире, о себе. Все, что я изучал и чему учил, все, что я читал. Думать и чувствовать одновременно. Свинтить крышку со своего воображения, дать ему полную свободу, чтобы увидеть то, что я приучил себя – что мы все приучили себя – не видеть.
– Видимая тьма, – говорит моя подруга.
– Может быть. Может быть, это меня заманивают в ад. Но если так, может быть, Тэсс уже тоже там.
О’Брайен снова вздыхает. Только на этот раз я знаю, что это за вздох. Содрогание.
– Ты меня пугаешь, – говорит она.
– Чем именно? Тем, что я верю, что Тэсс хочет, чтобы я искал ее в подземном мире? Или тем, что я превратился в душевнобольного пациента, ударившегося в бега?
– А если и тем, и другим?
Она смеется над этими своими словами. Не потому, что это смешно, но из-за того, что только что услышала нечто такое, над чем стал бы смеяться любой здравомыслящий, душевно здоровый человек.
– Где ты сейчас?
– В Пенсильвании. Еду по шоссе.
– Думаешь, Тэсс где-то там?
– Я просто еду. Веду машину. И высматриваю знаки, которые приведут меня ближе к ней.
– И ты полагаешь, что увидишь их в Пенсильвании?
– В Северной Дакоте, как я надеюсь.
– Что?!
– Это сложно объяснить. Если я тебе все расскажу, то буду, наверное, выглядеть полным идиотом.
– Сказать тебе напрямую? Ты и так уже говоришь как полный идиот.
– Спасибо. Ценю твою откровенность.
– Я серьезно. Я уже не знаю, как все это понимать.
– Я спятил.
– Ну, возможно, не до конца. Но должна тебе сказать, что ты заставляешь меня волноваться. Ты сам-то слышишь, понимаешь, что говоришь?
– Да. И меня это тоже очень здорово беспокоит, черт бы меня подрал!
Теперь пауза. Это О’Брайен готовится сделать то, что должна сделать.
– Дэвид?
– Да.
– Что на самом деле произошло в Венеции?
– Тэсс упала с крыши, – говорю я, уже решив, что сказал ей слишком много. – Я потерял ее.
– Я не о том. Я говорю о том, зачем тебя в первую очередь вообще туда понесло. И почему Тэсс сделала то, что сделала. Ты ведь это знаешь, не правда ли?
– Нет, не знаю.
– Ну скажи же мне!
Хотелось бы. Но история с Худой женщиной, с мужчиной в кресле и с голосом Безымянного – это слишком много, чтобы с кем-то делиться. Так ведь недолго и разорвать ту хрупкую связь, которая все еще соединяет меня с Элейн, а мне необходимо, чтобы она оставалась на моей стороне. К тому же встает вопрос о ее собственной безопасности. Чем больше она знает, тем большей угрозе я ее подвергаю.
– Не могу, – говорю я.
– Почему не можешь?
– Просто не могу. Рано еще.
– Хорошо. Тогда ответь на мой вопрос.
– О’кей.
О’Брайен переводит дыхание. Вдыхает и выдыхает, медленно, со всхлипом. Она не хочет задавать тот вопрос, который сейчас последует, но не может оставаться со мной, если его не задаст.
– Ты каким-то образом замешан в том, что произошло с Тэсс?
– Замешан? Не понимаю.
– Ты обидел ее, Дэвид?
Поразительный, ошеломляющий вопрос, но я сразу понимаю, откуда он исходит. Все мои слова о знаках и духах, о чистилище могут быть результатом чувства вины. Элейн, несомненно, не раз встречалась с таким в своей практике. Признак невыносимых угрызений совести, которая ищет облегчения в фантазиях.
– Нет, я ее не обижал.
Как только это прозвучало, я сразу же ощущаю укол – до меня вдруг доходит, что это не совсем правда. Разве это не я притащил за собой Безымянное в наш отель из района Санта-Кроче, из дома номер 3627? Разве Тэсс не осталась бы здесь, со мной, если бы я не взял деньги у Худой женщины? Нет, я не обижал свою дочь. Но ощущение вины все равно присутствует.
– Прости меня, – говорит моя подруга. – Но мне необходимо было задать этот вопрос, понимаешь? Просто чтобы убрать все сомнения.
– Извиняться нет необходимости.
– Тут многое требуется переварить, чтобы разобраться.
– Понял. Только вот что, О’Брайен…
– Да?
– Не звони этим ребятам в белых халатах, чтоб они меня забрали. Я знаю, как все это звучит. Да, это чистое безумие. Но не пытайся меня остановить.
Это нелегкое решение для нее, о чем нетрудно догадаться по тому, сколько времени ей требуется, чтобы просчитать все риски, если она даст такое обещание, осознать ответственность, которую она берет на себя. А вдруг со мной случится нечто плохое? Или, как мне сейчас приходит в голову, если я сделаю нечто плохое кому-то еще?
– Хорошо, – говорит Элейн в конечном итоге. – Но ты непременно мне позвонишь. Понятно?
– Позвоню.
Она, конечно, хочет узнать больше, но новых вопросов не задает. Это дает мне шанс спросить ее, как она себя чувствует, что говорят врачи и нет ли у нее каких-нибудь недомоганий. «Ничего особенного, разве только легкая тошнота по утрам», – сообщает она. А в остальном у нее все хорошо.
– И вообще, плевать на этих врачей, – говорит моя коллега. – Они выдали мне достаточно рецептов на опиаты, их хватило бы, чтобы целый месяц развлекать добрую дюжину пациентов какого-нибудь реабилитационного центра. Врачи со мной уже покончили. А я покончила с ними.
Хорошо зная О’Брайен, я понимаю, что это сказано на полном серьезе. Она сама справится со своими болячками, и когда наступит время, когда придет ее смертный час, она встретит его с достоинством и даже с пренебрежением. И все же, когда эта женщина говорит о своей онкологии, за ее словами хорошо чувствуется зазубренное острие злости. Со мной все точно так же. Мы оба решили, что будем злиться на тех невидимых воров, что сумели проникнуть в наши жизни.
