Все, что получает победитель - Дарья Всеволодовна Симонова
— Прости за вторжение, — обезоруживающе улыбнулся Шурик. — Но мне попалась шикарная этажерка, которая так вписывается в твой интерьер вместо этого вонючего монстра, о которого мы вечно запинаемся.
— Это не монстр! — Дина ласково погладила тумбочку своего детства. — Что же ты с ней собирался сделать?
— Выбросить, — спокойно ответил незваный благодетель. — Не стоит хранить шлаки прошлого. Мы с тобой не раз об этом говорили.
— Так ты не собирался даже меня спрашивать? — возмутилась Дина.
— Нет, конечно! — с энтузиазмом садиста сознался Шурик. — О благе не предупреждают, иначе ничего не выйдет. Когда вправляешь позвонки и кости, пациент должен быть максимально расслаблен. А вы, я смотрю, налаживаете новые семейные связи. Лерочка, приветствую!
— Какие еще связи? — оторопело буркнула Лера, не отвечая на приветствие.
А как еще она должна была реагировать?! Шуриковы провокации — вещь привычная, но нынче с ними перебор. К тому же однажды его игры в пикантность надоедают: дескать, все мы опутаны интимными связями и почему бы не пройтись по этому скользкому льду, если теперь Дина и Лера угодили в капкан семейных уз. Нет, надоело! Хочется отослать Фомичева в известном направлении или дать ему в морду. Как давно в этой компании не практиковался этот здоровый способ борьбы с тем, кто лезет не в свое дело.
— Святослав Борисович как поживает? — продолжал нагло улыбаться Шурик.
— Я, наверное, пойду, — поспешила попрощаться Лера, наградив обескураженную хозяйку дома гневным взглядом.
Давно она не была так зла на себя за легковерие и короткую память. Ведь она давным-давно забыла, как познакомила Шурика с отцом. А Фомичев — известный прилипала и наверняка нашел, как это знакомство использовать. И ведь как тесен и плотно смотан клубок дружественно-родственных связей! С одной стороны, папенька знаком с этой мутной Диной — в этом повинен его обширный профессиональный круг, если она не врет, конечно. С другой стороны, Лера познакомила его с Шуриком — и кажется, ради очередного бездарного проекта Марты. Это был первый любовный бермудский треугольник. А второго еще и в зародыше не было: Лера с Сержем была едва знакома… все безмятежно и безопасно.
И вот плоды того легкомыслия — папа тоже в кругу знакомых Марты. Может, Шурик его уже ментам сдал? Как соперника-конкурента… Может, отец спит вовсе не в своей редакции, а ворочается на нарах в камере предварительного заключения?! Иисус Мария, надо взять себя в руки… в конце концов, Шурик не исчадие ада. Надо помнить и то, за что Лера ему всегда будет благодарна! Просто он странный. Они с Диной — два сапога пара. Очень неудобных сапога из театрального реквизита, не подходящие ни для какой погоды. Пускай Дина остается с Шуриком — не зря же он так заботится о ее тумбочках. Он же нашел себе новую госпожу! Зачем же госпоже лицемерно удерживать третьего лишнего? Целые показательные выступления устроила:
— Лера, я тебя никуда не пущу, а он скоро уйдет! Он никогда у меня не остается на ночь! Никогда!
Свежо предание… Господи, ну и день сегодня — хоть второго «Улисса» про него пиши!
— Это он при Марте не оставался! А теперь он еще и поселится у вас, — не отказала себе в удовольствии пустить парфянскую стрелу Лера. — И если вас еще интересует мой папенька, то будьте готовы — жить вам придется втроем. Не знаю, правда, как он к этому отнесется… но, кто знает, может, Шурик его уже подготовил! Так что тумбочка — еще не самая большая потеря.
Лера почувствовала, что перегибает палку, а лифт все не приходил. И она опять жалела, что не сдержалась, а с Диной так нельзя — сразу чувствуешь себя виноватым. Не потому ли Шурик не захотел жить с ней — очень устаешь от постоянной вины.
Дина тихо вернулась к себе, нерешительно прикрыв дверь, словно боясь поставить точку в отношениях. И уже из-за двери снова послышался приглушенный спор о «пахучем старье». «Мертвый запах» — вспомнилось ей Сережино ощущение Марты. Запах чего-то исчезнувшего, чего уже нет… Запах похорон. Но ведь хоронить можно не только человеческое тело. Хоронить можно и воспоминания, и отрезок времени, и часть себя, и даже всего себя, кем ты уже не являешься после глубинных метаморфоз — до пережитой войны, например… В этом городе полно мест, где этот старый «ты» оживает вновь и просится в привычное тело, а ты его не пускаешь со слезами, ты закрываешь дверь, потому что знаешь, как это все больно! Как больно быть тем наивным обманутым простаком… Зато теперь ты — все предчувствующий невротик, сжатый в костистый кулачок обиды. И такой же обманутый, и такой же легковерный, по сути, просто без свежести восприятия. Так, может быть, имеет смысл впустить себя того, хрупкого и молодого, зато умеющего влюбиться в трамвае?
Марта много раз умирала… задолго до того, как умерла физически.
Или у нее была больная печень, что дает специфический запах? Или это аромат бессмертия, которое она для себя придумала. Аромат… Лера наконец покинула эту негостеприимную обитель — обескураженно, не попрощавшись.
А Дина быстро о ней забыла — у нее тоже был аромат. Я астеник, у меня нет отложений жиров памяти, только невесомые запахи! Как же давно она не открывала свое смешное сокровище! Если бы Шур его выкинул, то вместе с мамиными допотопными одеколонами и притирками сорокалетней давности. Но вот в чем волшебство: именно в этой пропахшей ацетонами-скипидарами тумбочке флакончики сохранили свою винтажную душу. Дина открывала его и вдыхала одновременно «маму» — бальзамическое, вязкое, наивно-торжественное и «папу» — химикаты, полироли, канифоли… Вот она, здесь, ее заброшенная «мужская доля», о которой ей однажды поведала Лера! Все это великолепие гипнотически смешивалось и возвращало Дину в детство. Если бы еще завести пластинку на культовом советском проигрывателе «Аккорд» — запись спектакля «Щелкунчик» или «Синяя птица»… полный атмосферный катарсис! Нежный зародыш веры-инстинкта «все еще наладится». Откуда он берется — наверное, из материнской плаценты, прекрасный и живучий, как сорняк.
— Ты любишь хранить старое. Из-за этого к тебе не приходит новое. — Шурик решил делать вид, что ничего не произошло, и привычно изготовился утопить собеседника в словоблудии.
— Ошибаешься. Я как раз изо всех сил хочу расстаться со старым, потому что ко мне пришло
