Джон Гришэм - Клиент
— Верно. Мы три года вместе учились, с перерывами.
— Что значит «с перерывами»?
— Ну, иногда она бросала учиться, что-то с нервами. В своей первой жизни она была женой известного врача-гинеколога. Они были богаты, удачливы, все время на виду, благотворительность, загородные клубы, все, что угодно. Большой дом в Джермантауне. По «ягуару» у каждого. Она была членом всех клубов садоводов и общественных организаций в Мемфисе. Чтобы дать мужу возможность закончить медицинский колледж, она преподавала в школе. Через пятнадцать лет семейной жизни он решил поменять ее на что-нибудь новенькое. Начал волочиться за женщинами, связался с молоденькой медсестрой, которая потом стала его второй женой. Реджи тогда звали Региной Кардони. Она тяжело все переживала и подала на развод. Все повернулось против нее. Доктор Кардони заартачился, и она стала разваливаться на куски. Он просто мучил ее. Она чувствовала себя публично униженной. Всех ее друзей — жен врачей, завсегдатаев загородных клубов — их как ветром сдуло. Она даже пыталась покончить жизнь самоубийством. Все можно найти в бракоразводных колонках газет у нас в конторе. Кардони нанял кучу юристов, они нажали в нужном месте, и ее засадили в психушку. Потом он ее обобрал.
— Дети?
— Двое, мальчик и девочка. Тогда они были подростками и, разумеется, их отдали отцу. Он предоставил им свободу и достаточно денег, чтобы получать от нее удовольствие, и они отвернулись от матери. С помощью юристов он держал ее в дурдоме два года. К тому времени дело было сделано. Он заполучил дом, детей, новую жену — все.
Шарпински явно чувствовал себя неловко, рассказывая Фолтриггу трагическую историю своей приятельницы. Но большую ее часть и так все знали.
— Как она стала адвокатом?
— Это было трудно. Суд запретил ей видеться с детьми. Она жила с матерью, которая, как мне кажется, и спасла ее. Я не уверен, но до меня дошло, что мать заложила дом, чтобы заплатить за усиленное лечение. Понадобились годы, чтобы Реджи полностью пришла в себя. И все же она справилась. Дети выросли и уехали из Мемфиса. Парень попал в тюрьму за торговлю наркотиками. Дочь живет в Калифорнии.
— Она хорошо училась?
— Иногда просто отлично. Твердо решила доказать самой себе, что сможет стать юристом. Но ей приходилось бороться с приступами депрессии. Она прошла и через алкоголь и таблетки и бросила учебу. Потом вернулась, полностью в норме. И закончила блестяще.
Как водится, Финк и Бокс с энтузиазмом записывали рассказ в блокноты, стараясь не пропустить ни единого слова, чтобы потом Фолтригг не мог к ним придраться. Орд тоже слушал, но его больше волновала кипа непросмотренных документов на столе. С каждой минутой вторжение Фолтригга и его подчиненных раздражало его все больше и больше. Он был таким же занятым человеком, как и Фолтригг, да и пост занимал не ниже.
— Что она за адвокат? — спросил Фолтригг.
«Чертовски зловредная», — подумал Мактьюн. «Дьявольски умная», — подумал Труманн. «Отлично знакома с электроникой», — подумали они оба.
— Она много работает, но не слишком много зарабатывает. Хотя я не думаю, что деньги играют для Реджи большую роль.
— Откуда, Господи прости, она выкопала такое имя — Реджи? — поднял брови озадаченный Фолтригг.
«Возможно, это производное от Регина», — решил про себя Орд.
Шарпински начал было говорить, но потом замолчал.
— Понадобятся часы, чтобы рассказать все, что я о ней знаю. И, честно говоря, мне бы этого не хотелось. Это так важно?
— Весьма вероятно, — огрызнулся Бокс. Шарпински посмотрел на него, потом перевел взгляд на Фолтригга.
— Начав учиться в юридическом колледже, она постаралась стереть большую часть своего прошлого, особенно наиболее тяжелые годы. Она взяла свою девичью фамилию — Лав. Полагаю, в Реджи она переделала Регину, но я никогда об этом не спрашивал. Разумеется, она сделала это законным образом, через суд, и теперь от старой Регины Кардони не осталось и следа, по крайней мере, на бумаге. Она ничего не рассказывала о себе, но все равно о ней много болтали. Правда, ей было на это наплевать.
— Она все еще не пьет?
Фолтриггу нужна была грязь, и это вывело Шарпински из себя, ведь Мактьюну и Труманну она показалась абсолютно трезвой.
— Вам придется спросить ее, мистер Фолтригг.
— Как часто вы с ней встречаетесь?
— Раз, от силы, два раза в месяц. Иногда разговариваем по телефону.
— Сколько ей лет? — с подозрением поинтересовался Фолтригг, как будто он допускал, что Шарпински и Реджи затеяли небольшую интрижку.
— И об этом лучше спросить ее. Немного за пятьдесят, так я думаю.
— Почему бы вам не позвонить ей прямо сейчас, спросить, как дела, просто по-дружески, понимаете? Интересно, упомянет ли она Марка Свея.
Шарпински одарил Фолтригга взглядом, от которого бы скисло молоко. Затем он посмотрел на своего начальника, Орда, как бы говоря: «Ну, вы видели когда-нибудь такого урода?» Орд закатил глаза кверху и принялся перебирать бумаги.
— Потому что она далеко не дура, мистер Фолтригг. Наоборот, она весьма умна, и сразу поймет, что к чему.
— Может, вы и правы.
— Вне сомнения.
— Мне бы хотелось, если возможно, чтобы вы пошли с нами к ней в контору.
Шарпински взглянул на Орда, ожидая указаний. Орд был весь в бумагах.
— Я не могу. Очень занят. Что-нибудь еще?
— Нет. Вы свободны, — неожиданно вмешался Орд. — Спасибо, Дэвид.
Шарпински вышел.
— Мне бы хотелось, чтобы он пошел с нами, — обратился Фолтригг к Орду.
— Он же сказал, что занят, Рой. Мои ребята должны работать, — ответил Орд, глядя на Бокса и Финка. Постучав, вошла секретарша. Она принесла факс на двух страницах для Фолтригга, который начал читать его вместе с Боксом.
— Из моего офиса, — пояснил он Орду, как будто он один имел возможность пользоваться такими техническими достижениями. Они продолжали читать, и наконец Фолтригг спросил:
— Что-нибудь слышали о Уиллисе Апчерче?
— Да. Крупный адвокат из Чикаго, работает в основном на мафию. Что он натворил?
— Тут сказано, что он только что провел пресс-конференцию в Новом Орлеане, где было полно представителей прессы. Заявил, что он теперь представляет Мальданно, что дело должно быть отложено, что его клиент невиновен, и так далее и тому подобное.
— Похоже на Уиллиса Апчерча. Трудно поверить, что вы о нем ничего не знаете.
— Он никогда не бывал в Новом Орлеане, — важно заметил Фолтригг, как будто помнил каждого юриста, рискнувшего вступить на его территорию.
— Теперь ваше дело превратится в кошмар.
— Вот и чудесно. Просто чудесно.
Глава 11
В комнате было темно из-за задернутых штор. Дайанна свернулась калачиком в ногах Рикки и дремала. Все утро он что-то бормотал, метался, и была надежда, что малыш очнется, но потом он снова свернулся в своей уже привычной позе, поджав колени к груди и засунув большой палец в рот. К руке вновь была прикреплена капельница. Гринуэй неоднократно уверял Дайанну, что боль Рикки не испытывает. Но, пролежав с ним в обнимку четыре часа, она была убеждена, что ему больно. Силы ее были на исходе.
Марк сидел на раскладушке под окном, прислонившись спиной к стене, не сводя глаз с матери и брата. Он тоже устал, но заснуть не мог. Мысли вертелись в его перегруженном мозгу, и он пытался заставить себя думать. Что делать завтра? Можно ли доверять Реджи? Он видел много телепередач про всех этих законников, и получалось, что половине из них можно доверять, а остальные — просто змеи ползучие. Когда он должен рассказать все Дайанне и доктору Гринуэю? Если он расскажет им все, поможет ли это Рикки? Так он долго размышлял, прислушиваясь к голосам медсестер в коридоре, и решал, что сказать, а что нет.
Часы около кровати показывали два тридцать две. Просто невозможно было поверить, что вся эта ерунда произошла меньше суток назад. Он дочесал коленки и решил рассказать доктору обо всем, что Рикки мог видеть и слышать. Марк взглянул на светлые волосы, видневшиеся из-под простыни, и почувствовал себя лучше. Он все расскажет, кончит врать, и они сделают все возможное, чтобы помочь Рикки. То, что Роми выложил ему в машине, не слышал никто, и какое-то время, по совету своего адвоката, он будет об этом молчать.
Но не слишком долго. Груз становился чрезмерно тяжелым. Тут тебе не игра в прятки, затеянная детьми на трейлерной стоянке и в окружающем ее лесу. И это серьезнее, чем вылезти тайком в окно и побродить по округе ночью. Роми сунул себе дуло пистолета в рот. И здесь были самые настоящие агенты ФБР с настоящими бляхами, совсем как в историях про преступления по телеку. Марк нанял настоящего адвоката, которая приклеила к его животу магнитофон, чтобы обдурить агентов ФБР. Сенатора прикончил профессиональный убийца, который еще много кого ухлопал. Роми сказал, он мафиозо, а эти люди запросто могут разделаться с одиннадцатилетним мальчишкой.
